Лоуренс Уотт-Эванс

Девятый талисман

Посвящается Сьюзен Карскадден за всю ту помощь, что она на протяжении многих лет оказывала моей семье.

Баллада Избранных

(как ее поют солдаты Зимовья)


Когда уходит день, и тени наступают,
Когда все ждут кровавого дождя,
Когда безумье превращает в когти
Все пальцы нашего Вождя.


Тогда судьба зовет восьмерку,
И та спешит на помощь, чтоб
Избавить землю от страданий
И уложить злодея в гроб.
(хор)


И если этот Лорд-Злодей
Погрузит мир в туман,
Восьмерка Избранных друзей
Спасет наш Барокан.


Вожак, поднявшись на врага,
Уж не свернет с пути,
Подскажет он своим друзьям,
Куда и как идти.


А Ясновидец видит все,
И он — глаза отряда,
Врагу не скрыться от его
Магического взгляда.
(хор)


Удар меча и быстр, и точен,
Воин за друзей стоит стеной,
И для того, кто выйдет против,
Наверняка последним станет бой.


Красавицы прекрасное лицо
И тело бесподобной формы
Сбивают с толку всех врагов
И вышибают разум их из нормы,
(хор)


В мире нет ни замка, ни запора,
Который мог сдержать бы Вора,
Вор может влезть в любой донжон,
Чтоб выкурить злодея вон.


На свете не найти легенд иль песен,
Которых бы не знал Ведун,
Ему подход к врагам известен,
И пусть трепещет злой колдун,
(хор)


Лучник никогда не промахнется,
Стрела его найдет, где скрылся враг,
Сразит злодея он с любого расстоянья,
И выстрел тот рассеет мрак.


Говоруну знакомы все наречья,
Людей, зверей или гранитных скал,
Он открывает тайны Темных Лордов,
Те тайны, о которых мир не знал.


И если этот Лорд-Злодей
Погрузит мир в туман,
Восьмерка Избранных друзей
Спасет наш Барокан.
(хор)


В холмах Гэлбек жил страшный монстр,
Последний Лорд-Злодей.
Но юный Меч, сразив его,
Освободил людей.


Теперь от всяких злобных чар
Очищен Барокан:
Безумный Лорд не нанесет
Стране кровавых ран.


Наш новый Лорд да будет мудр,
Пусть любит свой народ,
Пусть помнит, что Восьмерка
На помощь к нам придет.


Восьмерка Избранных всегда
На помощь к нам придет.

Пролог

Его истинное имя было Эррен Заль Туйо кам Дариг севет Тиринсир абек Ду по Вирей Шаш-Дубар хин Силзоривад, но большинство обитателей Безумного Дуба, что в Долгой Долине, не пользовались истинными именами, опасаясь той власти, которую давали эти имена. Он вырос под кличкой Крушила, но после того как стал Избранным Воином, даже собственная семья и ближайшие друзья со временем привыкли называть его Меч. Он был крупным мужчиной и прозвище Крушила заработал не только из-за своего норова, но и потому, что в детстве был страшно неуклюжими — координация не успевала за ростом, — однако теперь, когда он окончательно вырос и сформировался, его движения сделались быстрыми, ловкими и уверенными.

Безусловно, ловкостью он был отчасти обязан магии. Лерры силы и стали превратили его в величайшего в мире фехтовальщика. Это было частью договора, дающего с одной стороны Лорду-Чародею власть над всем Бароканом, а с другой — право восьми Избранным уничтожить Лорда-Чародея любыми способами, если тот выйдет за рамки своих полномочий.

Он выполнил свою миссию и убил Темного Лорда с холмов Гэлбек, свихнувшегося Лорда-Чародея. Сделал свое дело и вернулся домой, в Безумный Дуб.

И вот теперь, спустя три года после гибели Темного Лорда, Меч сидел в павильоне и беседовал с Младшей жрицей, одной из трех обитателей поселения, которые обладали способностью общаться с леррами — только благодаря им в Безумном Дубе можно было спокойно жить. Без Жреца, Старшей жрицы и Младшей жрицы некому было бы уговаривать землю выращивать зерно, убеждать диких зверей, чтобы те позволили охотникам убить их и удерживать чужих лерров за пределами поселения.

Порой у жриц просто не оставалось времени на разговоры с другими людьми — они были заняты беседами с леррами. Однако сейчас, холодной ночью в начале зимы, когда большинство селян спали в уютных постелях, Младшая жрица смогла наконец спокойно поговорить с Мечом в пустом павильоне.

Ведь человеческие души — тоже лерры, и порой нуждаются во внимании жрицы.

Они сидели вдвоем подле большого каменного очага, в котором догорал огонь, прогоняя зимнюю стужу. Огромное помещение окутал сумрак, лишь возле двери мерцали несколько фонариков. Символ на лбу жрицы — знак благосклонности лерров — ярко светился в темноте золотым сиянием.

Когда все остальные ушли отсюда, Меч со жрицей еще какое-то время просто сидели молча, затем она нарушила тишину.

— Ты не выглядишь счастливым, Меч, — произнесла жрица. — Твоя душа угрюма.

— Со мной все нормально, — пожал он плечами, не глядя на собеседницу.

— Нормально? И только?

— А разве этого мало? — повернулся он к ней.

— Почему бы и нет? У твоих сестер все куда лучше, чем просто нормально. Я вижу, как сияет будто заря душа Арфы, когда ее пальцы касаются струн или когда она думает о ребенке, которого носит. Душа Непоседы горит как огонь, когда она смотрит на играющих мальчиков, а душа Паучка пляшет от восторга, когда девочка носится по улицам со своими друзьями. Твоя мать все еще переживает из-за смерти твоего отца и из-за твоей роли Избранного. Она беспокоится, понимая, что ты несчастлив, потому душа ее тоже угрюма. Но все ее печали вылечит время, а вот твои… Я не знаю, в чем причина, и не знаю, вылечит ли их время, или наоборот усугубит. Мне хотелось бы разогнать твою тоску, если это в моих силах.

— Сомневаюсь, что в твоих, — буркнул Меч, снова отворачиваясь. — В конце концов, я убил человека. Разве после такого моя душа не должна быть омрачена навечно?

— Лорд-Чародей был убийцей и безумцем, — возразила младшая жрица. — Темным Лордом, не заслуживающим ничего, кроме смерти. Ты хорошо справился со своей ролью.

— С ролью, которую я более не считаю существующей, — сказал Меч.

— Вот как? — нахмурилась младшая жрица. — Ты думаешь, что должен передать роль Воина кому-то другому?

— Я не сказал, что мне не следует быть Воином. Я сказал, что эта роль вообще больше не должна существовать. Я считаю, что Воина не должно быть совсем.

Жрица нахмурилась еще сильней:

— Но кто же тогда убьет следующего Темного Лорда, если таковой появится? По-твоему, Лучник и прочие Избранные прекрасно справятся без Воина?

— Не должно быть больше никаких Избранных. И не должно быть никаких Темных Лордов. Не должно быть больше Лордов-Чародеев.

— Не должно быть Лордов-Чародеев? Но кто же тогда будет держать в узде остальных чародеев?

— Никто. Остальные чародеи больше не представляют угрозы. Злых колдунов не было уже много веков.

— Это потому, что есть Лорд-Чародей!

— Волшебников осталось так мало, что нам не нужен Лорд-Чародей!

Жрица некоторое время молча смотрела на него, а потом сказала:

— Ты сам не понимаешь, о чем говоришь.

Меч пораженно уставился на нее.

— Разве ты не учил баллады? — спросила она. — «Осада Синего Цветка», «Резня в Голн-Влейе»?

— Знаю я эти песни, — с досадой ответил Меч. — Все это случилось давным-давно. Тогда жили сотни чародеев. А нынче их и пары дюжин не наберется.

— Достаточно и одного, чтобы устроить неприятности.

— И много ли неприятностей может устроить один обычный чародей?

Прежде чем ответить, жрица вновь некоторое время молча смотрела на него.

— А ты знаешь, что некогда сюда, в место, что нынче называют Безумным Дубом, явился чародей с намерением увести женщин в свой гарем? Всего один, и этого оказалось более чем достаточно, чтобы учинить разгром.

— Сюда приходил злой колдун? — изумился Меч. — А песня об этом есть?

— Песни нет. Рассказов тоже. Только память — еще с тех времен, когда не было никаких Лордов-Чародеев, чтобы защитить нас.

— Что? Память? Но Лорды-Чародеи существуют вот уже семьсот лет.

— А это случилось более восьмисот лет назад, до того как Совет Бессмертных избрал первого Лорда-Чародея, за сотни лет до того, как вырос первый Безумный Дуб, когда деревушка здесь еще даже не имела названия.

— Но как же тогда сохранилась память? Никто ведь не может прожить восемьсот лет.

— Человек нет, а лерры — да. Лерр умеет хранить память всех жрецов. Одна из моих прабабок, та, которая победила чародея, считала, что эту историю надо передать потомкам, а человеческим сказителям она не доверяла. Она опасалась, что те скроют правду за лихой героикой и восхвалениями, поэтому передала свои воспоминания леррам очага в святилище нашего поселения, и с тех пор каждая жрица получает от них эти воспоминания.

— Значит, жрица в одиночку победила злого колдуна? Из этого напрашивается вывод, что не очень-то он был силен. Так как дело-то было?

— Я же сказала, что моя прабабка не доверяла людям-сказителям. Я не стану предавать ее доверие и изображать из себя сказителя. Если хочешь узнать, как оно все было, что она сделала, о чем думала и что чувствовала, то можешь прямо сейчас пойти со мной в святилище, и я дам тебе возможность самому получить эти воспоминания.

— Ты даже такое умеешь?

— Думаю, да. Не для всех и каждого, но ты из числа Избранных, связан с леррами, поэтому я полагаю, что очаг позволит тебе получить память моей прабабки.

Меч попытался разглядеть выражение ее глаз, но царящий вокруг сумрак и сияющий знак у нее на лбу мешали что-либо увидеть.

— Ладно, тогда покажи, — согласился он.

Пятнадцать минут спустя он уже стоял на коленях в святилище, касаясь лбом ледяного камня незажженного очага, а Младшая жрица тихо говорила на языке, неприятном для человеческого слуха. Меч уже начал сожалеть, что согласился, но внезапно холод исчез, зимняя ночь растаяла, и он вдруг обнаружил, что идет среди деревьев в разгар дня. Он шел непривычной походкой, покачивая бедрами совсем не по-мужски. Плечи вдруг сделались значительно у?же, руки слабее, а грудь стала большая.

Он был молодой женщиной, возвращавшейся домой после ритуала уговаривания духов дичи в лесу к северо-востоку от поселения. Он был жрицей по имени Тала…


Выйдя на опушку, Тала отряхнула юбку от грязи и поправила на плече лук. Затем, слегка сощурившись, посмотрела на деревню — глаза еще не приспособились к свету после долгого пребывания в тени деревьев. Сильный ветер трепал ей волосы, но она не обращала на это внимание.

Что-то было не так. А может, ощущалось не так. Она никогда точно не знала, где заканчиваются ее собственные ощущения и начинается влияние местных лерров. Она пригляделась из-под руки, одновременно открывая себя для лерров, но даже после этого далеко не сразу поняла, что же казалось странным.

Все мужчины исчезли. В поле работали женщины, детишки носились по округе — но никаких следов мужчин.

— Ну и что опять стряслось? — вопросила она.

Мужчины ушли, ответило что-то. Она не знала точно, какой именно лерр, какой точно дух заговорил, но это ее не особо-то и интересовало. Все они в любом случае связаны между собой.

— Это я вижу. Но почему они ушли?

Защищать деревню.

Тала поняла, что голос шел от самой земли, а не от кого-то из менее значительных лерров. Дух земли, на которой стояла деревня, знал обо всем, что происходит на подвластной ему территории, представляющей собой огромный овал, простиравшийся от далекой горной гряды до точки, расположенной примерно в полумиле в глубине леса, из которого Тала только что вышла. Дух земли не отличался особым умом по человеческим меркам — а быть может, он просто недостаточно хорошо понимал людей, потому и не мог проявить свой разум, каким бы он там ни был. Тала была уверена, что лерр не снизойдет до дальнейших объяснений. Получить от него нужные сведения можно, только если задавать правильные вопросы.

Сейчас у жрицы не хватало терпения как следует расспросить лерра земли. Она провела три дня и три ночи, разбираясь с упрямым лерром леса, устала и проголодалась, спина у нее болела от ночевок на жесткой земле. К тому же узнать все необходимое она могла и дома, у мамы, Метелки или Кожевницы. Поэтому жрица не стала больше задавать вопросов, а двинулась к деревне.

— Благодарю вас, духи моей земли, за помощь и ответы, — тем не менее проговорила она, делая первый шаг. Как бы она ни спешила, забывать о вежливости не следовало.

Дорога казалась ей прямой и ровной, несмотря на то что в полях сильный ветер клонил ячмень. Жрица поняла: лерр принял ее благодарность и не обиделся из-за того, что она не соизволила опуститься на колени. Дух земли обычно относился довольно снисходительно к таким вещам — в отличие от надменного и капризного духа в отцовской кузне или злонравного прибрежного лерра.

Увидев стоящих на склоне мать и младших сестер, Тала помахала им рукой, однако путь ее лежал в другую сторону. Она могла бы свернуть, но до деревни было ближе, а уж там наверняка найдется кто-то, кто сможет объяснить происходящее.

Тала постоянно ощущала присутствие лерров вокруг себя. Что-то их встревожило, но жрица никак не могла определить природу этого беспокойства.

Вскоре она миновала пограничное святилище, вошла на территорию деревни, быстро проскочила мимо семейного дома Резчика и обнаружила на залитой солнцем площади с полдюжины женщин, спокойно беседующих, обхватив себя руками для защиты от ветра.

(Меч отстраненно восхитился красотой узнанной им поселковой площади, однако вокруг нее не было ни единого знакомого строения. Ни павильона на краю, ни одного дома, среди которых он вырос, — но тут он сообразил, что видит на положенном месте деревенское святилище и срединный камень, на котором он сейчас лежал — правда, святилище было открыто всем ветрам, без привычной крыши.)

— Что происходит? — спросила Тала, приблизившись.

Ее голос почти терялся в свисте ветра, но шесть озабоченных лиц тут же повернулись к ней. Среди женщин оказалась и тетя Кожевница.

— Жрица! — воскликнула Кожевница. — Наконец-то! Мы уже начали беспокоиться.

Тала поглядела на солнце:

— Я не опоздала. Полдень еще не наступил.

— Но… ну, в общем, мы думали, что ты могла услышать и прервать ритуал.

Тала даже не ответила на явную глупость насчет прерывания ритуала — поведи она себя столь неуважительно, не видать им в будущем году ни оленины, ни крольчатины, ни орехов, ни грибов.

— Услышать что? — спросила она. — Где все мужчины?

— На границе. — Кожевница махнула рукой куда-то в сторону горного кряжа.

— Ожидается нападение, — добавила Рыжевласка.

— Нападение? Какого рода нападение?

— Вооруженные люди. Из другого места.

Бессмыслица какая-то! Вооруженные люди не могут вот так просто возникнуть ниоткуда, чтобы напасть на поселок.

— Да никто не станет… Но как? Почему? Откуда они узнали о приближении этих людей?

— Жрец сказал. Он обходил границу, и духи ему сказали. Он вернулся и забрал всех мужчин. Они ушли примерно час назад, чтобы встретить врага на границе, сразу за хребтом.

Тала по-прежнему ничего не понимала. Она никогда не слышала ни о чем подобном. Никто никогда еще не угрожал деревне.

— Кто на нас напал?

— Мы не знаем, — ответила Кожевница. — Жрец лишь предупредил и сказал, что их много.

— Ну да, лерры, как правило, считать не больно-то умеют, — заметила Тала.

— Жрец сказал, что спросил у них, больше ли тех людей, чем мужчин в нашей деревне, и духи сказали, что примерно столько же, может, чуть больше или чуть меньше.

— Значит, все мужчины ушли сражаться?

Женщины закивали.

— Вон туда, за хребет, — указала Кожевница.

— Они взяли копья, — сообщила Зеленоглазка.

— И луки, — добавила Рыжевласка. — Кузнец хотел тоже взять свой, но его лук, естественно, у тебя.

Тала потеребила висящий на плече лук. Она показывала его духам дичи в лесу, чтобы те знали, что именно убьет подвластных им созданий.

— Отец в любом случае не может никого убить стрелой.

Это помимо всего прочего было обусловлено родом его деятельности. К кузнецу прицепилось что-то от огня и металла, нечто, тревожащее лерров лука и стрел, и они не хотели подчиняться его воле. Тала пыталась научить отца немного стрелять при помощи истинного имени духа стрельбы из лука, но отец лишь рассмеялся и сказал, что ему это не нужно. В деревне и без него охотников хватает, а кузнец всего один.

— Но это выглядело бы куда более устрашающим — такой огромный мужчина с луком, — сказала Болтушка.

— Они хотят просто прогнать нападающих, а убивать они не хотят, — сообщила Кожевница. — Так что совершенно не важно, может он во что-то попасть или нет.

— А Жрец сказал, что устроит кое-какие сюрпризы, — добавила Рыжевласка.

Да уж наверняка устроит, в этом Тала не сомневалась. Поговорит с леррами и обеспечит, чтобы каждый острый камешек оказался под ногой захватчиков, вязкая почва сделалась еще более скользкой и вязкой, чтобы птицы и кролики переполошились в нужный момент, чтобы меч-трава резала врагам ноги, а ветки хлестали их по глазам. Защитникам же все это не грозило, и, возможно, деревья и кусты обеспечат и надежное укрытие. Все местные духи придут на помощь своим и помогут прогнать чужаков. Деревня, люди и лерры представляли собой единое сообщество.

И чужаки не могут этого не знать. Тала нахмурилась. У каждой деревни есть свои духи-покровители.

Что-то во всем этом не так. Большая группа людей? Да кто в Барокане мог оказаться настолько глуп, чтобы решиться на такое нападение? И вообще — как они сумели сюда добраться? И чего надеялись достичь?

И откуда леррам известно, что чужаки намерены напасть на деревню?

Тала знала, что расспрашивать деревенских женщин бесполезно. Они мало что понимали в леррах. Только жрецы и жрицы, мужчины и женщины, рожденные в полнолуние, выпавшее на летнее солнцестояние, могли слышать голоса духов и умели договариваться с ними.

И сейчас этими мужчиной и женщиной были сама Тала, которую жители деревни звали Маленькой жрицей, и Дейн, более известный как Жрец. Конечно, в обыденной жизни они избегали даже частичного упоминания своих истинных имен. И они были единственными в деревне, кто мог общаться с миром духов, единственные, кто умел уговорить хлеб расти, а дичь подойти поближе, управлять дождями и заморозками, пока не созреет урожай, и успокаивать реку в весеннее половодье.

Дейн был почти на двадцать лет старше Талы, в детстве он был ее учителем, познакомил ее с леррами, сообщил их имена, рассказал о существующих договоренностях, заключенных жрецами предыдущих поколений. Теперь Тала выросла и взяла на себя немалую часть жреческих обязанностей, включая ежегодный трехдневный ритуал встречи с обитателями леса, чтобы выторговать у них право охотиться. И, как она начала подозревать, исходя из того, что порой говорили духи, сейчас она справлялась со своей работой лучше, чем Дейн когда бы то ни было. Порой ей казалось, что Дейн просто выполняет положенный ритуал, не вдумываясь в то, что говорят ему лерры.

Догадался ли он спросить у духов деревни, откуда они узнали о приближении чужаков? По самой природе большинство духов не могут переходить границу своих владений — они привязаны к месту, и поэтому деревенские земли ограничены территорией, где обитают свои лерры. Жрецы одной деревни не могут управлять духами другой деревни. Сами законы природы — те самые законы, по которым действуют лерры, в разных местах разные. Дейн не смог бы поговорить ни с одним лерром за пределами его собственной деревни, а значит, его наверняка предупредили именно они. Но откуда они узнали? Ведь они не могли видеть приближение захватчиков.