И это была очень тяжелая работа, которая отняла у них, несмотря на неутомимое упорство Робена, без малого две недели. Они переработали почти все, что росло на небольшой плантации прокаженного. Случись что с этими запасами, им неминуемо придется голодать.

Тем временем куак, надежно запечатанный в больших глиняных горшках, которые старик когда-то выменял у индейцев, ждал лишь погрузки в пирогу. Прекрасно высушенные лепешки кассавы были надежно завернуты в непромокаемые листья, обеспечивающие им полную сохранность.

Оставалось лишь запастись копченой рыбой, но это было куда проще и быстрее, чем с маниоком.

Гонде ни разу не появился с тех пор, как компаньоны занялись заготовкой провизии. Его отсутствие беспокоило Робена. Должно быть, бедняга заболел. Или даже умер. В Гвиане можно было ожидать чего угодно.

Удалось ли ему убедить начальство перенести разработки в другое место и освободить от стражи и каторжников устье ручья?

На следующий день после того, как с приготовлением маниока было покончено, Робен решил проверить пирогу, которая была спрятана в маленькой заводи, укрытая в зарослях лиан и листьев.

Это место находилось в трех часах ходьбы: обычная прогулка по гвианским меркам. Беглец взял немного еды, мачете, вооружился крепкой палкой и вышел на рассвете в сопровождении верного Казимира, радостного, как школьник в первый день каникул.

Друзья шагали вперед, переговариваясь почти что весело, обсуждая будущее и строя планы, до осуществления которых оставалось совсем немного. Вскоре они добрались до тайника, где была спрятана пирога, подальше от любопытных глаз.

Казимир предложил выйти на лодке на воду, и Робен не смог ему отказать, не желая лишать старика этого невинного удовольствия.

Они не просто укрыли пирогу в густом переплетении вьющихся растений и листвы, но и надежно закрепили ее прочной лианой.

Инженер нашел импровизированный швартов, привязанный к корню дерева, и потянул за него, чтобы вывести лодку из зарослей. Лиана подалась слишком легко, без малейшего сопротивления. Когда он увидел, что другой конец лианы явно обрезан ножом, его прошиб холодный пот.

Предчувствуя непоправимую катастрофу, Робен бросился в заросли и начал яростно рубить их наугад.

Вскоре он расчистил широкую прогалину. По-прежнему никаких следов лодки. Возможно, во время дождей лодка наполнилась водой и затонула, а теперь лежит на дне ручья? Так даже лучше, она могла не выдержать чередования дождя и солнечной погоды и растрескаться.

Робен нырнул, пытаясь на ощупь отыскать пирогу на дне ручья, открыл глаза, вынырнул и снова погрузился под воду. Ничего! Несколько маленьких кайманов испуганно брызнули в разные стороны. Негр оглашал воздух криками отчаяния; он ходил туда-сюда по берегу, раздвигал лианы, заглядывал под низко растущие ветви деревьев и не находил никаких следов.

Не осталось никаких сомнений: пирогу украли, изгнанники были твердо уверены в этом.

— Мужайся, друг мой, — сказал старику Робен. — Не падай духом, мы сделаем новую лодку. Подумаешь, три недели задержки. К счастью, провиант уже готов и в безопасности.

Возвращение было печальным. Обратный путь занял гораздо меньше времени. Сами не зная почему, оба хотели как можно скорее оказаться дома. И вот они уже в нескольких минутах от хижины.

Какой же новый ужасный сюрприз уготовила им судьба? Какая непоправимая катастрофа их ждет?

Над расчищенной поляной плыл едкий дым, горло разъедало от невыносимого запаха гари…

Робен устремился к хижине, скрытой за банановыми деревьями.

Ее больше не было!.. От нее осталась лишь дымящаяся горстка пепла. Инструменты, снаряжение, бережно сложенная провизия — все исчезло… Огонь уничтожил все.

Несколько часов назад, когда Робен убедился в том, что лодка исчезла, он произнес: «К счастью, провиант уже готов и в безопасности!»

Как иронично, жестоко и внезапно злой рок опроверг его слова! С самого дня побега он еще никогда не был так близок к цели, находясь буквально в шаге от безграничной свободы…

Теперь все было потеряно, украдено, уничтожено!.. Крошечной искры, без сомнения вылетевшей из плохо потушенного костра в очаге, оказалось достаточно, чтобы пожрать плоды столь тяжких трудов. Теперь нечего было и думать о том, чтобы покинуть колонию в ближайшее время. Мало того, совсем скоро им придется столкнуться с еще более страшной угрозой — с призраком голода.

Бедный старик мгновенно погрузился в глубокую прострацию, в безмерную скорбь. Он обезумевшим взглядом смотрел на кучку золы. Все, что осталось от обители его печальной старости, свелось к обгоревшим подпоркам, прежде бывшим столбами, которые установили его изуродованные руки, к почерневшим осколкам глиняной посуды, где хранился куак, и обугленным останкам инструментов, верных помощников в одиноких трудах…

Он смотрел на все это… и не мог ни плакать, ни даже застонать.

Другое дело француз. Его неукротимая натура была готова к любому вызову. Он только вздрогнул при виде того, что случилось, лишь побледнел, и на этом все.

Странное, но, впрочем, совершенно объяснимое дело: пожар в хижине не произвел на него такого впечатления, как пропажа лодки. Потому что пожар, вероятнее всего, был несчастным случаем, а вот исчезновение лодки, очевидно, стало делом вражеских рук.

Вереница самых тревожных предположений теснилась в его голове. Робен ни в коей мере не был пессимистом, но в конце концов у него осталось лишь два вопроса: кто украл лодку и с какой целью?

Надзиратель был еще в колонии. И даже если бы он узнал о том, что беглец находится в этих местах, то прибыл бы сюда с целым отрядом и арестовал бы его без всяких церемоний.

Каторжник Гонде, который не подавал признаков жизни после того, как доставил письмо? Но нет, это абсурд. Он был вполне искренен, свидетельства его раскаяния не могли быть ложью, как и выражения благодарности.

И все же почему он так хотел помешать компаньонам отправиться в путь? Возможно, тут не было ничего предосудительного, но все же его настойчивость выглядела преувеличенной.

Робен упрекнул себя в излишней подозрительности. В целом каторжник оказался достойным доверия. И доказательств было предостаточно.

Но тогда… индеец?

Жалкий краснокожий, пожалуй, единственный, кто мог быть виновен в этом двойном преступлении. Его гнусная страсть к спиртному должна была быть удовлетворена любой ценой, тем более что первая попытка не удалась.

План был очень прост: лишить беглеца возможности выбраться из долины, а затем ослабить его голодом. И когда белый тигр, с его некогда железной хваткой, лишится последних сил, а хижина старого негра, эта крепость, охраняемая змеями, превратится в пепелище, доблестный Атука нагрянет с «муше из Бонапате» (людьми с мыса Бонапарта), они схватят белого беглеца, а честный калинья устроит такую попойку, каких еще не видывали под солнцем тропиков.

Это предположение выглядело наиболее вероятным, будучи самым простым объяснением случившегося.

Нужно было действовать. Сожаления в такой ситуации излишни, а жалобы бесполезны. Как мы уже убедились, Робен был человеком действия и несокрушимой энергии. Все эти размышления, потребовавшие долгого описания, на самом деле пронеслись в его мозгу как вспышка молнии.

И вскоре у него созрел план.

— Казимир, — ласково позвал он прокаженного, чье лицо было по-негритянски бледным, то есть пепельно-серого цвета. — Казимир…

Звук человеческого голоса вырвал беднягу из оцепенения. Он жалобно застонал, как ребенок, которому больно.

— О-ох, как плохо… Больно… О боже, я сейчас помирай…

— Держись, друг мой, будь сильным…

— Нет, я не мочь, мой белый друг… Казимир сейчас помирай, вот тут, где хижина…

— Ну же, я сейчас соберу инструменты, у них сгорели только рукоятки, я сделаю новые… Я построю тебе новую хижину. Ты сможешь укрыться в ней, когда пойдет дождь. Я накормлю тебя… Не убивайся так, мое бедное старое дитя.

— Я не мочь, не мочь… — жалобно повторял тот, — я уже умереть… ох, матушка моя…

— Давай же, — ласково, но твердо сказал Робен. — Слезы твои, увы, более чем оправданны, но нам нельзя здесь оставаться, это слишком опасно.

— Куда же мы пойти? Бедный кокобе не мочь шагай…

— Если потребуется, я понесу тебя, но повторяю еще раз — идем!

— Да, ладно, я пойти, — ответил тот, едва держась на ногах.

— Бедное доброе создание. Жестоко с моей стороны тебя поторапливать. Но послушай, на ночь я устрою нам навес из травы и листьев, а завтра мы уйдем в лес, чуть поглубже, но не слишком далеко от вырубки. Мы как-нибудь проживем на ямсе, батате, бананах и остатках маниока… Вот увидишь, я добуду еду.

— Так хорошо… Белый друг добрый, как боженька.

— В добрый час! Идем, старый друг, я буду работать за двоих. Надежда еще есть, сил у меня хватит. Не все потеряно!

— Разумеется, не все потеряно, — раздался голос позади них, — но надо признать, что на земле водятся редкие сволочи.

Резко обернувшись, Робен узнал Гонде.

— Как вижу, с вами случилась беда. Ваша лодка пропала. Я заметил это, когда шел вдоль ручья. Ваш участок погиб, а хижина сгорела. Это тем более печально, что путь теперь свободен.