— Значит, вам удалось!

— Да так, как я и не надеялся! Я нашел целый лес розовых деревьев, мужских и женских, где еще и анжелик попадается.

— Как же нам не везет!

— О, успокойтесь! Они провозятся там не меньше трех месяцев, а через три месяца вы будете уже далеко.

— Если бы это было так…

— Я уверен, что так и будет. И даже лучше: мне пришло в голову, что ваши беды сыграют вам на руку.

— Что вы такое говорите?

— А то, что сезон дождей вот-вот прервется на полтора-два месяца, и начнется маленькое мартовское лето. В это время негры бош и бони спускаются в низовья Марони, так что будут вам гребцы, а взамен одной украденной пироги у вас будет десять.

— Как я могу доверять этим людям, если мой минутный гость, индеец Атука, сразу же решил меня продать за бутылку тафии?

— Бош и бони — это лесные негры. Они вас не выдадут, как эти краснокожие твари. Кроме того, они даже близко не пьяницы, им вовсе не нужно спиртное белого человека. И вот еще что: когда вы окажетесь на борту одной из их лодок, вы будете в полной безопасности. Это честные люди. И очень верные, они никогда не сдадут того, кому оказали гостеприимство.

— Оно так, — подтвердил Казимир. — Верно говорить.

— То есть, по вашему мнению, нам нужно еще на несколько недель задержаться здесь?

— Не прямо здесь, а в нескольких сотнях или тысячах метров отсюда. Вам только придется построить навес посреди леса и ни в коем случае не оставлять следов… Главное — не используйте мачете. Эти индейцы хитры, как обезьяны. Но я вам гарантирую, что без помощи дьявола они вас ни за что не найдут.

— Чем же, по-вашему, мы заплатим за места в лодке?

— Того, что осталось в земле и на деревьях на вашем участке, хватит, чтобы целый месяц кормить человек двадцать. К концу сезона дождей негры Марони сидят на голодном пайке. Они худы, как щепки. Вы сможете получить от них что угодно, если предложите им еду.

— Я согласен, тем более что пока не вижу, что еще можно предпринять в нашем положении.

— Если я могу сделать для вас что-то еще, я к вашим услугам. Вы знаете, что я целиком на вашей стороне.

— Я это знаю, Гонде, и полностью вам доверяю.

— И правильно делаете… Знаете, у нас так: ты либо неисправимый негодяй, либо не совсем потерян… Если раз выбрал дорогу, то идешь до конца. Благодаря вам я оказался на добром пути; лучше поздно, чем никогда.

Вот, кстати, недалеко от того места, где вы спрятали лодку, на правом берегу ручья, есть огромная чащоба. Там все так заросло, что мышь не проскочит. Даже просеку сделать не получится, сплошные авары с таким количеством шипов, как будто это не растения, а колючая проволока. Пройти эту чащу можно лишь по руслу ручейка, который впадает в Спаруин. Он не больше метра глубиной и такой же ширины. Этот ручей вытекает из зыбучей саванны, а за ней как раз подходящее место, чтобы там спрятаться.

— Но как пересечь эту саванну?

— Я вам скажу: мне удалось обнаружить под травой и тиной довольно крепкую тропу. Должно быть, выход скальной породы. Он, правда, узкий, как клинок ножа. Но с помощью силы духа и крепкой палки по нему можно пройти. Как только окажетесь на месте, в тамошней мешанине травы, лиан и деревьев, черта с два вас кто-то найдет.

— Превосходно. К тому же, если мы пойдем по ручью, никаких следов не останется. Решено. Мы выходим завтра.

— Да, завтра, — покорным эхом отозвался Казимир, успокоенный хладнокровием и уверенностью своего товарища.

— Я провожу вас, — предложил каторжник после минутного колебания. — Вы же позволите мне остаться, правда? — закончил он с просительной ноткой в голосе.

— Хорошо, оставайтесь.

На следующее утро трое мужчин ушли из безымянной долины.

— Добрый боженька не хотеть, чтоб моя умирай тут, — со вздохом сказал старый негр.

— Если вы искали самую нелепую страну на свете, то вот она, во всей красе, право слово! Повсюду одни негры, деревья без ветвей, но с листьями будто из цинка, как трубы в банях «Самаритен», на окнах домов решетчатые ставни, везде насекомые, которые едят вас поедом с утра до вечера, солнце висит так высоко, что тени не бывает, жара как в печке для обжига гипса, фрукты… о, эти фрукты, такое чувство, что ешь консервированный скипидар! Месяц назад я трясся от холода, а теперь у меня облезли уши и облупился нос… Ну и страна!

Женщина с уставшим лицом, бледная, в трауре с головы до ног, печально улыбаясь, слушала эту тираду, которую выпалил на одном дыхании высокий двадцатилетний парень, чей неподражаемый акцент выдавал в нем жителя парижских предместий.

— И будто этого мало, тут еще и попугаи с обезьянами в каждом доме, орут с утра до ночи, хоть уши затыкай. А на каком языке тут говорят! Можно подумать, что разговариваешь с овернцами, которые что-то талдычат на своем наречии, не иначе. «Таки», «лугу», «лугу», «таки», только это и слышишь, что тут можно разобрать! А что они едят? Рыба жесткая, как подошва, да каша, похожая на пюре, от одного взгляда на нее просто в дрожь бросает!

И все же это сущие пустяки по сравнению с тем счастьем, которое мне доставило наше путешествие! Сколько воды! Боже, сколько воды! А ведь я-то не бывал даже в парке Сен-Мор в разгар сезона, а Сену видел только в Сент-Уэне. Говорят, что путешествия закаляют молодежь. Надеюсь, что я еще достаточно молод, чтобы наше закалило меня.

Но я разболтался, как большой попугай, с которым сегодня утром мне вздумалось поиграть в «лети, птичка», а он прокусил мне палец. Все это не важно, я умолкаю, не ровен час разбужу детей, им вроде бы неплохо спится в этих странных штуках, которые тут называют гамаками.

— Но я не сплю, Николя, — раздался детский голос из-под москитной сетки, натянутой над одним из гамаков.

— Ты проснулся, малыш Анри? — спросил Николя.

— Я тоже не сплю, — сказал другой голос.

— Надо спать, Эдмон. Ты же знаешь, тут говорят, что днем надо оставаться в постели и не выходить на улицу, чтобы не получить солнечный удар.

— Я хочу пойти искать папу. Мне скучно все время лежать.

— Будьте умницами, дети, — сказала в свой черед незнакомка. — Мы отправимся завтра.

— О, правда, мамочка? Как я рад!

— Мы снова поплывем по воде, скажи?

— Увы, да, мой дорогой…

— Значит, меня снова будет тошнить… Но потом я увижу папу.

— Можешь считать, что это дело решенное, правда, мадам Робен? Завтра мы уедем из этой негритянской страны, которую у нас называют Суринамом, а местные считают, что это Парамарибо. Наши морские ямщики зря времени не теряют. Мы отбыли из Голландии чуть больше месяца назад. Здесь мы провели едва четыре дня — и вот опять в дорогу, навстречу патрону! Если честно, я рад уехать отсюда. Там, куда мы направляемся, может, и не лучше, но по крайней мере мы будем все вместе. И все же, мадам, вы по-прежнему ничего не знаете?

— Нет, мой милый друг. Временами мне кажется, что я грежу, так стремительна и внезапна эта череда нежданных событий. Заметьте, что наши таинственные друзья выполнили все свои обещания. Нас встретили и в Амстердаме, и здесь. Если бы не они, мы бы пропали в этой стране, не зная ни языка, ни местных обычаев. Человек, который встретил нас по прибытии голландского судна, отлично нас устроил, и уже завтра мы отправляемся дальше. Более мне ничего не известно. Эти загадочные незнакомцы бесстрастно-вежливы, равнодушны, как дельцы, и точны, как рецепты. Такое чувство, что они подчиняются приказу.

— Это вы про нашего посредника в очках, с бараньим профилем, месье ван дер… ван дер… клянусь, мне ни за что не запомнить его фамилию… Да, он и правда никуда не спешит, но он ловкач, как и полагается настоящему еврею. Вы правы, нам не на что жаловаться. Мы путешествовали, как почетные послы. Дальше будет видно. Подумаешь, снова оказаться на корабле, опять попасть на русские горки, где мы будем болтаться без конца, как картофелина в кипятке, нам ли быть в печали!

— Полно, крепитесь! — невольно улыбнувшись, подбодрила его мадам Робен, которую забавляло это шутливое брюзжание. — Через три дня мы будем на месте.

— О, вы же знаете, я просто болтаю. Тем более что и вы, и дети прекрасно справляетесь с путевыми неудобствами, а это главное.

В самом деле, на следующий день шестеро пассажиров поднимались на борт «Тропической птицы», красивого одномачтового тендера водоизмещением в восемьдесят тонн, который обслуживал голландские владения, два раза в месяц поднимаясь к плантациям вдоль реки Суринам и доставляя продовольствие служащим плавучего маяка «Лайтшип», в буквальном переводе «Корабль света», который стоял на якоре в устье реки.

Посредник, о котором нам известно лишь то, что он был одним из самых богатых торговцев иудейского происхождения в колонии, руководил посадкой. Дети, одетые в костюмчики из легкой ткани, выступали в маленьких салакко, защищающих головы от палящего тропического солнца. Даже Николя торжественно водрузил на свою макушку эту экзотическую шляпу, в которой он был похож на фигурку китайского мандарина, какие выставляют на рынках торговцы пряниками.

Капитан лично встретил пассажиров, посредник обменялся с ним несколькими фразами по-голландски, затем церемонно попрощался с мадам Робен и спустился в лодку, которая доставила его обратно на берег. Якорь поднят, прибрежные воды спокойны, вот-вот начнется отлив. «Тропическая птица» грациозно легла на правый борт, захлопали паруса, путешествие началось…