Но невероятная жизненная сила этого человека была такова, что его высокий лоб с легкими залысинами на висках, лоб истинного мыслителя и ученого, не пересекла еще ни одна морщина.

И все же лицо его, осунувшееся от изнурительных каторжных работ и бледное от анемии, не только излучало редкостную энергию, но и хранило на себе отпечаток нечеловеческих страданий.

Страданий моральных и физических. Робен, выдающийся инженер, был родом из Бургундии и управлял большой мануфактурой в Париже. Когда в декабре 1851 года во Франции произошел государственный переворот, он был в числе тех, кто исторг крик гнева и ярости при известии о покушении на республику, отозвавшись на зов бессмертного автора «Возмездия», поднявшего голос одним из первых.

Он отправился защищать свободу с оружием в руках и был ранен на баррикаде на улице Фобур-дю-Тампль. Друзья спасли и выходили Робена, он долго скрывался, но был арестован при попытке перейти границу. Его дело обтяпали в несколько дней: смешанная комиссия вписала еще одно имя в свой список, и инженер Робен отбыл в Гвиану.

Все произошло так быстро, что он даже не успел попрощаться с женой, доброй и храброй женщиной, которая всего два месяца назад стала матерью их четвертого ребенка и теперь осталась без средств к существованию!

Три года Робен тянул лямку среди самых гнусных мерзавцев. Вести от семьи доходили до него крайне редко, в виде обрывков писем, на три четверти вымаранных цензурой, причем из какой-то неслыханной жестокости неизвестный чинуша старательно зачеркивал самое важное.

За время заключения с ним случилась странная, но вполне объяснимая вещь: сам того не подозревая, он стал оказывать особенное влияние на своих товарищей по заключению. Суровое лицо Робена, которое никогда не озаряло даже подобие улыбки, внушало им не меньшее почтение, чем колоссальная сила его обладателя.

Кроме того, он был «политическим», и все здесь — вплоть до заправил уголовного мира, завоевавших свой авторитет клинком ножа, — испытывали некую неловкость, когда узнавали причину его приговора. Они чувствовали, что инженеру не место в их компании, где он выглядел поистине белой вороной.

Например, никто никогда не обращался к нему на «ты». Тем более что он был добр, как все сильные люди. Одного каторжника, пораженного солнечным ударом на дальней вырубке, он тащил на себе два километра до лагеря, другому несчастному он оказал первую помощь, перевязав раны. Однажды он спас солдата, тонувшего в Марони, в другой раз вытащил из реки осужденного. Был еще случай, когда он едва не убил ударом кулака одного из здешних тиранов, печально известного вора, который гнусно измывался над другим заключенным, страдавшим от лихорадки.

К Робену относились с уважением и в то же время с опаской. Эти люди понимали, что он не принадлежит к их миру. Вдобавок ко всему он вызывал особенную ненависть у надсмотрщиков, перенося их жестокость без единой жалобы.

Он всегда держался особняком и ни с кем не разговаривал.

Никто не удивился его побегу, и все желали ему успеха. Тем более что первой жертвой побега мог стать старший надзиратель Бенуа, вселявший ужас в здешних бандитов…

Долгая ножная ванна в холодной воде ручья принесла беглецу долгожданное облегчение. Он терпеливо вынул все занозы, приносившие ему мучительную боль, протер ноги тщательно сбереженными остатками тростниковой водки, выпил глоток воды и собрался было отправиться на поиски обеда, как вдруг из его груди вырвался радостный крик. Он увидел дерево симаруба.

— Сегодня я не умру с голоду! — воскликнул Робен при виде этого великолепного растения.

Quassia simarouba по классификации Линнея, amara simaruba у Обле, известна в медицине тонизирующими свойствами своей коры и корней, но не может похвастаться съедобными фруктами или побегами.

Что же в таком случае могло объяснить крик беглеца, каким образом он надеялся утолить голод? Со всей быстротой, какую позволяли израненные ноги, Робен бросился к стволу дерева и принялся с помощью мачете разгребать слой сухих листьев у его подножия, усеянный опавшими цветами и плодами, похожими на маслины.

Вскоре клинок наткнулся на что-то твердое.

— Ну вот, — пробормотал он. — Значит, мои товарищи по несчастью говорили правду. Я, конечно, наслушался на каторге разных странных и ужасных историй, но были и те, из которых можно извлечь пользу. Помню последний совет, который один заключенный дал своему соседу, тоже лелеявшему надежду на свободу: «Если ты встретишь в чаще симарубу с опадающими цветами, поищи у ее подножия. Ты непременно обнаружишь сухопутных черепах, которые собираются под деревом, чтобы полакомиться недозрелыми плодами».

Твердый объект, на который наткнулся клинок мачете, и был панцирем одной из этих больших и вкусных черепах, местами встречающихся в огромных количествах.

Робен схватил пресмыкающееся, положил его на спину и, продолжив поиски, нашел еще двух черепах. Перевернув их, он занялся подготовкой к разведению костра.

Это было легко. Валежника имелось в изобилии. Повсюду виднелись поваленные стволы гигантских деревьев, рассыпавшиеся в труху даже от легкого удара, настоящее прибежище пауков-крабов, змей и многоножек. По счастью, кроме них, не было недостатка в сухих листьях авары, сломанных ураганом больших ветках и иссохшей траве.

Беглец быстро собрал большую охапку хвороста и не без труда, но все же зажег ее, добыв огонь с помощью кремня, мачете и клочка сухой ткани. Огонь занялся, пламя быстро вспыхнуло, подняв с земли целый рой насекомых.

Готовка не потребовала ни много времени, ни усилий. Робен положил черепаху прямо в панцире на раскаленные угли и присыпал тлеющей золой. Так делают туземцы, легко обходясь без громоздкой кухонной утвари.

Пока обед готовился, повар не сидел без дела.

Ему показалось, что он мельком увидел несколько красивых деревьев из семейства пальмовых, но не таких высоких, какими они бывают на плантациях, не выше пяти-шести метров. Еще раз хорошенько оглядевшись, он понял, что не ошибся. Примерно в пятидесяти метрах от костра возвышалось одно такое растение, чьи темно-зеленые листья приятно нарушали монотонность частокола, составленного из стволов деревьев-гигантов.

На этом бесплодном с виду дереве не было ни цветов, ни плодов. Тем не менее Робен начал рубить его, и после получаса сверхчеловеческих усилий ему удалось его свалить. Хотя ствол и был не толще ноги взрослого мужчины, но волокнистая древесина оказалась такой прочной, что справиться с ней удалось лишь благодаря крепкой руке и клинку хорошей закалки.

Вы, несомненно, слышали о капустной пальме, дорогие читатели? Вам, конечно, описывали букет нежных листьев, сформированный молодыми побегами, собранными в пучок, центр которого деревенеет по мере роста растения.

Это описание по сути точное, но настолько недостаточное, что легко представить, будто бы эта «капуста» почти то же самое, что наша обычная brassica campestris, или огородная капуста, и что достаточно ее нарезать, как делает кухарка перед тем, как отправить ее в кастрюлю.

Не стоит заблуждаться. Да, это капуста, раз уж у нее есть кочан, но она вовсе таковой не является. Чтобы убедить вас в этом, опишем подробно все действия нашего героя.

Робен перерубил ствол дерева ближе к макушке, ему нужна была лишь его верхняя часть, чуть более толстая, чем основной комель. Затем он ловко очистил от коры основание плодоножки, из которой росли листья верхушки дерева.

Кольцеобразные слои коры светло-зеленого цвета падали один за другим, обнажая сердцевину цилиндрической формы длиной около восьмидесяти сантиметров и толщиной в руку, гладкую и матово-белую, как слоновая кость.

Желудок беглеца сводило от голода, так что отломил он кусок сердцевины и впился в него зубами, как в огромный миндальный орех, несколько напоминающий его по текстуре.

Эта еда не дает насыщения, но во всяком случае какое-то время не позволит умереть с голода. Такую сердцевину здесь и называют пальмовой капустой. «Кочерыжка», которую Робен, попробовав, отнес к костру, произрастает на пальме патава. Она еще менее вкусна, чем сердцевина капустной пальмы, которая и сама по себе малоприятна, а патава — это «капустная пальма для бедных», последний и крайне недостаточный жизненный ресурс лесных скитальцев.

Черепаха уже приготовилась. Из-под панциря, обуглившегося и растрескавшегося от жара, исходил аппетитный аромат жареного мяса. Наш герой вынул ее из углей, без труда сломал панцирь, уселся поудобнее и с помощью мачете приступил к своей скромной и странной импровизированной трапезе, закусывая вместо хлеба сердцевиной патавы.

Присев на корточки лицом к дереву, он жадно ел, всецело отдавшись процессу, позабыв о побеге и обо всех опасностях.

Внезапный резкий свист заставил его вскочить на ноги. Что-то длинное и прямое пролетело перед его глазами и, затрепетав, вонзилось в гладкий ствол симарубы.

Это была стрела длиной более двух метров, толщиной в палец, с красным оперением, дрожавшим на кончике.

Робен схватил рогатину и приготовился к обороне, не сводя глаз с того места, откуда прилетел этот страшный вестник смерти. Сначала он ничего не заметил, затем лианы мягко раздвинулись, словно шторы, и из них показался краснокожий. Натянув лук сильными руками, расставив ноги, он был готов пустить новую стрелу прямо в каторжника.