Луиза Фейн

Дочь Рейха

Моим замечательным родителям, которые всегда со мной

Те, кто забывает уроки истории, обречены на их повторение.

Уинстон Черчилль

Пролог. Лейпциг

Лето 1929 года

Озеро лежит гладкое, будто шелковое, вода тихо плещет вокруг причальных опор. Узловатые доски под моими босыми ногами толстые и теплые от солнца. На берегу Карл втискивается в купальные плавки под прикрытием полотенца, которое держит вокруг него мама.

— Осторожно, Хетти! — кричит Карл. — Здесь глубоко.

— Я только посмотрю. Хочу увидеть большую рыбу.

Мелкими шажками подхожу к самому краю причала и замираю, обхватив его пальцами ног. Потом приседаю, низко-низко, и заглядываю в глубину. Дна не видно. Может, его и нет. Может, вода зеленая, словно бутылочное стекло, доходит до самого центра Земли, а в ней затаились, выжидая своего часа, свирепые чудовища.

К причалу плывет Вальтер. Вот он руками загребает воду, поворачивается, ложится на спину, пальцы его ног светлеют над поверхностью, точно поплавки. Вальтер поднимает голову, улыбается мне, убирает с лица мокрые пряди волос. Жалко, что я не хожу на плавание, как Карл. Тогда бы я тоже рыбкой плескалась на глубине, а не барахталась на мелководье, сбивая себе пальцы об острые камни и поскальзываясь на тине.

Со своего насеста я наблюдаю за Вальтером, который уплывает все дальше от берега. В какой-то момент перестаю его видеть: толстые деревянные опоры причала скрывают его от меня. Хочу подвинуться, чтобы снова найти Вальтера взглядом, но слишком наклоняюсь вперед и теряю равновесие. Машу руками, пытаясь уцепиться за что-нибудь, но вокруг ничего нет, только воздух, и я лечу вниз, вниз, вниз.

Ударяюсь животом о воду: она, оказывается, твердая как камень. От неожиданности и холода вскрикиваю, но вокруг меня уже не воздух, а стоячее озеро.

— Помогите! — кричу я и отчаянно колочу по воде руками и ногами, полуслепая от мелькания света и теней вокруг меня. — ПОМОГИТЕ!

Но вода вскипает вокруг и смыкается над моей макушкой, и чудовища увлекают меня вниз, в свои глубинные зеленые логова.

В панике я барахтаюсь, отбиваюсь от них руками и ногами и вдруг оказываюсь на поверхности. Делаю вдох. Вдалеке слышны голоса. Я все еще бьюсь, но напрасно: мне не удержаться на плаву. Голоса стихают, меня снова тянет ко дну. Легкие еще выталкивают крик, но вода — тошнотворная, липкая, густая — наполняет их, и я тону.

Меня обступает темнота.

Вдруг что-то скребет по моему костюму, царапая спину. Мое тело тянут вверх, и я оказываюсь на поверхности. Кто-то держит меня, солнечный свет ослепляет, как вспышка молнии, я мучительно рыгаю и кашляю так, что кажется, будто у меня вот-вот лопнут бока. С болезненным вдохом воздух наполняет легкие, из носа льется вода. Тот, кто держит меня сзади, изо всех сил работает ногами, чтобы удержать на поверхности нас обоих. Он пыхтит и даже постанывает от напряжения. Его руки поворачивают меня на спину, я чувствую под собой сильное тело. Моя голова больше не уходит под воду.

— Не надо сопротивляться, теперь с тобой ничего не случится. — Голос раздается прямо над моим ухом. Вальтер. — Мы плывем назад. — Согнутой в локте рукой он подхватывает меня под подбородок и тянет к берегу.

Я стараюсь лежать тихо, но вода затекает мне в уши, и я верчусь, а он, тяжело пыхтя, ритмичными рывками продолжает плыть на спине к берегу. Так мы достигаем мелководья. Неподалеку слышны чьи-то крики, плач. Вальтер такой крепкий и надежный. Он пытается высвободиться из-под меня, но я отчаянно льну к нему. Наши ноги запутываются, и мы идем ко дну.

— Все в порядке, здесь уже можно стоять, — говорит Вальтер и снова ставит меня на ноги.

Бугорки грязи вспухают между моими пальцами, когда я пытаюсь удержать равновесие, но не могу. Меня бьет дрожь, ноги не держат. Вальтер подхватывает меня, и я стою, прислонившись к нему. Горло горит от кашля. Из носа по-прежнему течет.

По мелкой воде от берега к нам бежит мама. У нее намокла юбка, но она, кажется, даже не замечает. Мама подхватывает меня, крепко прижимает к себе, и мы вместе бредем к берегу. Там она заворачивает меня в теплое полотенце.

— Хетти! Ты в порядке? — Карл тоже здесь — хлопает меня по спине, заглядывает в лицо. — Я же говорил тебе — осторожнее!

— О, моя бедняжка!

Не разжимая объятий, мама опускается на землю вместе со мной. Баюкает меня, словно младенца, а ведь мне уже целых семь лет. Мое ухо прижато к ее груди, я слышу дыхание — прерывистое, частое.

Рядом останавливается Вальтер, смотрит на нас. С него капает вода. Мама поворачивается к нему:

— Ты спас ее, Вальтер. Какое счастье, что ты такой хороший пловец. Если бы ты не успел… — И мама начинает плакать.

— Это было нетрудно, — говорит Вальтер, быстро отводя глаза.

— Я обязательно расскажу твоей маме, какой ты молодец.

— Не надо. Честно. — Он берет свое полотенце и начинает энергично вытираться.

Мама утирает слезы и помогает мне одеться. В носу и в горле першит так, словно я надышалась цементом.

— Может быть, Хетти тоже нужно учить плавать, — говорит Карл, но ему никто не отвечает.

Мама шмыгает носом и кивает.

Потом она суетливо расстилает покрывало, раскладывает вкусности для пикника. Я больше не дрожу, и мама протягивает мне блинчик с малиной и фляжку с молоком. Я начинаю есть и пить.

Наконец, собравшись с духом, я поднимаю глаза на Вальтера. Его волнистые светлые волосы еще не высохли. Он как раз говорит что-то Карлу, но тут же оборачивается, смотрит на меня и вдруг улыбается мне во все лицо.

Глаза у него голубые, теплые.


Поздно вечером мама укладывает меня в мою узкую кроватку, придвинутую вплотную к стене детской, которую я делю с Карлом.

— Доброй ночи, детка. — Мама целует меня в лоб. — Все хорошо, да?

— Да, мамочка.

— Вот и славно. — Она улыбается и гладит меня по голове.

Выключив свет, мама выходит и тихо затворяет за собой дверь.

Я лежу с открытыми глазами. В полумраке мне виден громоздкий силуэт платяного шкафа в углу и очертания пустой кровати Карла у окна. Будь брат сейчас здесь, грозные тени не посмели бы прикоснуться ко мне. А так стоит мне только закрыть глаза, и я возвращаюсь в озеро: вода тянет меня в мглистую глубину, душит, затекает в легкие. Сердце колотится, и веки вскидываются сами собой, точно на пружинах.

Не спи. Не спи. Не спи.

Дверь спальни, скрипнув, отворяется раньше, чем я ждала.

— Карл, это ты?

— Хетти? Еще не спишь?

— Не могу заснуть.

— Я так и подумал. Слушай, у меня кое-что для тебя есть. Подарок. Я берег его на твой день рождения, но подарю сейчас. А на день рождения будет что-нибудь другое. — Он щелкает выключателем, и я зажмуриваюсь от яркого света.

Карл ныряет под свою кровать и, пошарив там, вскоре появляется с прямоугольным коричневым пакетом в руках.

— Вот, — произносит он и кладет пакет мне на одеяло, когда я, оттолкнувшись локтями, сажусь в кровати. Карл тоже опускается на краешек. Вид у него смущенный, лоб под темной челкой наморщен. — Мне так жалко, что не я спас тебя сегодня, Мышонок, но я был далеко.

Я понимаю, что он говорит серьезно, когда его глаза заглядывают в мои. Зрачки у него большие, расширенные от страха, и я знаю, что в душе он плачет, так же как я. Я киваю ему, чтобы он понял: я все вижу.

— Хорошо, что Вальтер был рядом. И он твой лучший друг.

Я перевожу взгляд на коричневый пакет, такой увесистый в моих руках.

— Открой же, — говорит брат.

Бумажный пакет шуршит, пока я разворачиваю его. Сунув руку внутрь, я нащупываю твердую книжную обложку. Это оказывается дневник, настоящий, взрослый. Обложка покрыта геометрическим орнаментом коричневого, оранжевого и синего цветов. Бумага внутри сливочно-белая.

— Какой красивый, — шепчу я. — Спасибо тебе, Карл.

— Там еще кое-что есть, — улыбается брат.

На дне пакета оказывается ручка, синяя с серебром.

— Я подумал, этот дневник как раз то, что надо для твоих секретов и историй. Ты ведь любишь сочинять. — Глаза Карла ни на миг не отрываются от моего лица.

— Я постараюсь. Придумаю что-нибудь интересное. Но не про то, как я тонула.

Улыбаюсь ему в ответ. Пусть брат знает, что все в порядке.

Когда моя голова снова касается подушки, я понимаю, что все действительно хорошо, хотя кое-что в моей жизни изменилось.

Я чуть не утонула, и меня спас Вальтер.

Это все меняет.