— Самая большая беда — это смерть моего папочки.

После этих слов дядя Алек нежно обнял ее за плечи, притянул к себе и произнес голосом, так похожим на папин:

— Вот в этой беде я ничем тебе не могу помочь, дитя мое, но попробую сделать так, чтобы ты не ощущала ее слишком остро. А что еще, душа моя?

— Мне все время нездоровится, я чувствую усталость, мне не дают делать то, чего хочется, и от этого я постоянно сержусь, — вздохнула Роза, досадливо потирая голову, которая действительно болела.

— А вот этой беде можно помочь, и мы обязательно это сделаем, — пообещал дядюшка, решительно кивнув головой, отчего кудри его смешно запрыгали, и Роза увидела, что в темных волосах пробивается седина.

— Тетушка Сара говорит, что у меня хрупкая конституция и я никогда не буду совсем здоровой, — задумчиво произнесла Роза с таким видом, будто болезненность — это что-то приятное.

— Тетушка Сара у нас… кхм… прекрасная женщина, вот только у нее есть любимое хобби: внушать всем и каждому, что они одною ногой в могиле; более того, она очень оскорбляется, если все подряд в эту могилу не падают! Ну, мы ей покажем, как бороться с конституцией и превращать бледненьких маленьких призраков в розовощеких крепких девочек. Уж с этим я, знаешь ли, как-нибудь управлюсь, — добавил дядюшка гораздо тише, заметив, что смутил Розу своими предыдущими словами.

— Я просто забыла, что вы врач. Я этому очень рада, потому что хочу быть здоровой, только надеюсь, что вы не станете пичкать меня лекарствами — я их уже приняла целую кучу, а толку никакого.

С этими словами Роза указала на столик у своего окна, на котором выстроилась целая батарея пузырьков.

— Ага! Ну, сейчас поглядим, чем балуются эти славные дамы. — Доктор Алек вытянул руку вперед, расставил пузырьки перед собой на широких перилах, тщательно осмотрел все по очереди, то улыбаясь, то хмурясь, а поставив в ряд последний, произнес: — Ладно, сейчас я тебе покажу лучший способ употребления этих снадобий.

И он стал стремительными движениями метать пузырьки вниз, на клумбу с маргаритками.

— Но бабушке Биби это совсем не понравится! А тетушка Сара точно рассердится — ведь это она прислала их почти все! — воскликнула Роза, отчасти напуганная, отчасти воодушевленная этими энергичными мерами.

— Теперь ты моя пациентка, так что на мне и вся ответственность. И выходит, что мое лечение все-таки эффективнее, потому что ты уже выглядишь гораздо лучше, — заявил доктор Алек и рассмеялся так заразительно, что Роза невольно последовала его примеру, а потом язвительно произнесла:

— Только если и ваши лекарства мне не понравятся, я их тоже выброшу в сад — и что вы тогда будете делать?

— Если я пропишу тебе всякую ерунду, выкидывай ее за борт при первой возможности. Так, ну и какие там еще у тебя беды?

— А я так надеялась, что вы забудете спросить.

— Так я не смогу тебе помочь, не зная сути! Ну, давай. Беда номер три.

— Это, наверное, очень нехорошо, но иногда мне хотелось бы, чтобы у меня было поменьше тетушек и бабушек. Они все очень ко мне добры, я стараюсь отвечать им тем же, но они все такие разные — мне все время кажется, что меня растаскивают на куски! — призналась Роза, пытаясь притвориться этаким потерявшимся цыпленком, над которым кудахчут шесть куриц одновременно.

Дядя Алек закинул голову назад и рассмеялся, как мальчишка, потому что прекрасно понимал, что все дивные дамы дружно взялись за весла и гребут невпопад, а в результате только мутят воду и обескураживают бедняжку Розу.

— Я попытаюсь прописать тебе курс дядюшек — посмотрим, поможет ли он исправлению твоей конституции. Беру тебя на свое личное попечение и не стану слушать никаких советов, по крайней мере непрошеных. Не существует другого способа сохранять порядок на борту, а я как-никак капитан этого суденышка, по крайней мере на какое-то время. Ну, что еще?

Но тут Роза умолкла и так сильно покраснела, что дядя сразу же догадался, в чем состоит ее беда.

— Об этой я вряд ли смогу вам рассказать. Выйдет невежливо, а кроме того, я уверена, что бедой ей оставаться недолго.

Эти слова она произнесла с запинкой и так зарделась, что доктор Алек отвел взгляд в сторону далекого моря и произнес очень серьезно и очень ласково — Роза прочувствовала каждое слово и запомнила их надолго:

— Дитя мое, я и не ждал, что смогу с первой минуты завоевать твою любовь и доверие, я просто хочу заверить тебя в том, что отдам этой новой своей обязанности все душевные силы; если я и стану совершать ошибки — а без этого вряд ли обойдется, — никто не будет горевать по этому поводу сильнее, чем я сам. В том, что я тебе чужой, только моя вина, я же хочу стать твоим лучшим другом. То, что ты мало меня знаешь, одна из моих ошибок, и я сейчас искренне в ней раскаиваюсь. Между мною и твоим отцом однажды приключилась своя беда, и я думал, что уже никогда не смогу его простить, вот и чурался его долгие годы. Слава богу, в последний мой к вам приезд мы помирились, тогда-то он мне и сказал, что, если ему придется оставить свою маленькую дочь, он завещает ее мне в знак своей любви. Да, я не смогу занять его место, но я должен постараться стать ей вторым отцом; так что, если она научится любить меня хоть вполовину так же сильно, как любила того прекрасного человека, которого с нами больше нет, я буду очень горд и счастлив. Поверит ли она в мои слова, сделает ли попытку?

Что-то в словах дяди Алека тронуло душу Розы, а когда он протянул ей руку, глядя на нее все так же взволнованно и проникновенно, она, не выдержав, коснулась этой руки своими невинными губами и скрепила их договор полным доверия поцелуем. Сильная рука на миг прижала девочку к широкой груди, и она почувствовала, как оттуда вылетел вздох облегчения. После чего повисло молчание, которое прервал стук в дверь.

Роза перевесилась через подоконник в комнату и сказала: «Входите», а доктор Алек поспешно провел рукавом кителя по глазам и снова принялся насвистывать.

Появилась Фиби с чашкой кофе.

— Дебби велела мне отнести и помочь вам встать, — сказала она, широко распахнув черные глаза, — ей было никак не сообразить, как сюда попал «морячок».

— Я уже одета, так что помогать мне не нужно. А кофе, надеюсь, крепкий и вкусный, — сказала Роза, глядя на окутанную паром чашку в предвкушении удовольствия.

Вот только взять ее она не успела — чашку перехватила смуглая рука, и дядюшка поспешно вставил:

— Минуточку, душа моя, я должен проверить, что там за доза. И такой крепкий кофе ты пьешь каждое утро?

— Да, сэр, и я очень его люблю. Бабуля считает, что он меня бодрит, — мне потом действительно становится лучше.

— Вот откуда бессонница по ночам, учащение пульса при малейшем испуге, вот почему щечки у тебя тускло-желтые, а не ярко-розовые. Больше никакого кофе, моя дорогая, и ты скоро поймешь, что я прав. А есть внизу свежее молоко, Фиби?

— Да, сэр, сколько угодно — только из коровника принесли.

— Его и будет пить моя пациентка. Ступай принеси кувшинчик и еще одну чашку; я бы и сам не отказался. Жимолость от этого не пострадает — у нее же нет нервов.

И к величайшему расстройству Розы, кофе последовал за лекарством.

Доктор Алек заметил обиженное выражение ее лица, но не стал оправдываться, а потом и вовсе разогнал ее хмурость следующими словами:

— Среди моих вещей есть замечательная чашечка, из нее ты и будешь пить молоко: она сделана из дерева и якобы улучшает вкус любого налитого в нее напитка: из таких чашек пьют горькое лекарство. Да, кстати: один из моих сундуков, которые Фиби вчера вечером попыталась затащить наверх, предназначен для тебя. Я знал, что дома меня дожидается целая готовая дочка, поэтому по дороге насобирал разных симпатичных занятных пустяков — в надежде, что среди них она найдет вещицы себе по душе. Завтра с утра разберем все как следует. А вот и молоко! Предлагаю тост за здоровье мисс Розы Кэмпбелл — и пью от всего сердца!

Нелегко дуться, когда перед глазами танцуют призраки сундуков с дивными сокровищами, — вот и у Розы не получилось; вопреки собственной воле она улыбнулась и выпила за собственное здоровье — оказалось, что парное молоко не такое уж противное лекарство.

— Ну а теперь мне пора, пока меня вновь не застукали в неположенном месте, — сказал доктор Алек и изготовился уйти так же, как и пришел.

— А вы всегда входите и выходите, как кот, дядя? — поинтересовалась Роза, которую его причуды сильно позабавили.

— Я, помнится, мальчишкой часто вылезал из окна своей комнаты, чтобы не беспокоить тетушек, вот и теперь поступаю так же — это кратчайший путь, да и сноровка сохраняется, хотя здесь негде лазать по вантам. Ну, до встречи за завтраком! — И он спустился по водостоку, пробежал по крыше и исчез внизу, в зарослях распускающейся жимолости.

— Ой, какой у вас ойпекун занятный! — воскликнула Фиби, забрав чашки из-под молока.

— Мне кажется, он очень добрый, — ответила Роза и последовала за ней — поразглядывать дядины сундуки и попытаться угадать, который из них ее.

Явившись в столовую на звон колокольчика, дядюшка обнаружил, что Роза встревоженно рассматривает новое блюдо — оно исходило паром на столе.