— Если бы хоть кто-то внял моему совету, она осталась бы в той прекрасной школе, куда я ее поместила. Но тетушка сочла уместным забрать ее оттуда, потому что она жаловалась, и с самого приезда она просто слоняется без дела. А для угрюмого избалованного ребенка вроде Розы это попросту губительно, — строгим голосом объявила тетя Джейн.

Она так и не простила бабушек за то, что они вняли жалостливым просьбам Розы о том, чтобы ей позволили не возвращаться в школу до приезда опекуна, — школа же была под стать заведению миссис Блимбер, и из ее стен уже вышло множество Тутсов [ Персонажи романа английского писателя Чарльза Диккенса (1812–1870) «Домби и сын».] женского рода.

— Лично я никогда не считала эту школу подходящим заведением для девочки, которая, как вот Роза, может рассчитывать на внушительное наследство. Отличное место для тех, кому придется зарабатывать себе на жизнь, учительствуя или иным путем, ей же достаточно будет года-другого в модном пансионе, чтобы, начав в восемнадцать выезжать, она произвела фурор, — вставила тетя Клара, которая была когда-то светской красавицей, да и сейчас оставалась привлекательной женщиной.

— Ах, боже правый! Какая близорукость — все эти разговоры об образовании и планах на будущее, ведь несчастное дитя одной ногой в могиле, — вздохнула тетя Сара, картинно всхлипнув и плавно покачивая своим траурным чепцом, — она отказывалась снимать его под тем предлогом, что страдает от хронического катара.

— По-моему, девчушке просто нужны свобода, отдых и забота. У меня от ее взгляда прямо сердце сжимается — я же вижу, она нуждается в чем-то таком, что ни одна из нас, со всеми нашими материнскими чувствами, дать ей не в состоянии, — произнесла тетя Джесси, и в ее ярких глазах заблестели слезы, как будто ее ошеломила мысль, что и ее сыновья могут, как и Роза, оказаться на попечении чужих людей.

Дядя Алек, который молча выслушал всех собеседников, теперь порывисто повернулся к своей сестре и произнес с решительным и одобрительным кивком:

— Ты совершенно права, Джесси; если ты мне поможешь, я попробую показать бедной девочке, что она не полностью осиротела.

— Сделаю все, что в моих силах, Алек; боюсь, тебе действительно понадобится моя помощь, поскольку даже при всей твоей рассудительности вряд ли ты сможешь понять нашу нежную и робкую Розу так, как поймет женщина, — заметила миссис Джесси, улыбнувшись в ответ, — сердце ее переполняла материнская благожелательность.

— И все же не могу не отметить, что, поскольку у меня была собственная дочь, я лучше других подхожу для воспитания девочки; крайне удивлена, что Джордж не препоручил ее мне, — заметила тетя Сара с меланхолической многозначительностью, ибо действительно родила семейству наследницу, а потому считала себя особо отличившейся, пусть некоторые зловредные языки и утверждали, что она же бедняжку и уморила своим лечением.

— А вот я ни в чем его не виню, памятуя, каким опасным экспериментам ты подвергала бедную Кэрри, — начала было миссис Джейн своим суровым голосом.

— Джейн Кэмпбелл, не желаю ничего слушать! Память о моей бесценной Каролине для меня свята! — воскликнула тетя Сара, поднимаясь с места, как будто с намерением покинуть помещение.

Доктор Алек удержал ее, сознавая, что ему нужно четко обозначить собственную позицию — и отстаивать ее с надлежащим мужеством, если он хочет добиться хоть какого-то успеха в этом своем новом начинании.

— Дорогие мои, предлагаю не ссориться и не превращать Розу в яблоко раздора, — кстати, яблоко отнюдь не наливное, бедняжка совсем захирела! Она прожила у вас год, и вам была предоставлена полная свобода. Не могу сказать, что вы сильно преуспели, но беда, как мне кажется, в том, что у семи нянек дитя без глазу. В течение следующего года я буду следовать собственным методам, и если по истечении этого срока состояние ее не улучшится, я откажусь от любых притязаний и передам ее кому-то еще. Мне это представляется справедливым решением.

— Да не будет ее, бедолажечки, через год на этом свете, так что мы можем не страшиться этой ответственности, — произнесла тетя Сара, складывая свои черные перчатки, как будто в преддверии похорон.

— Да чтоб тебя! Сара, ты и святого доведешь до белого каления! — воскликнул доктор Алек, и глаза его полыхнули. — Ты своим карканьем сведешь ребенка с ума — она девочка впечатлительная, начинает нервничать и воображать себе всяческие ужасы. Ты вбила ей в голову, что у нее что-то не так с конституцией, и ей, надо сказать, мысль эта нравится. Не будь она крепка от природы, уже была бы обеими ногами в могиле — с вашими-то истязаниями! Учти, пожалуйста, что я не потерплю никакого вмешательства; вам нужно только умыть руки и предоставить все мне, когда мне потребуется помощь — тогда я о ней попрошу.

— Верно, верно! — донеслось из угла, где дядя Мак якобы пребывал в объятиях Морфея.

— Ты назначен опекуном, так что мы ничего не можем поделать. Вот только предсказываю, что избалуешь ребенка до невозможности, — мрачно заявила миссис Джейн.

— Благодарствуй, сестрица. Мне почему-то казалось, что если женщина способна вырастить двух мальчиков, да еще таких замечательных, как у тебя, то и мужчина — при условии, что он посвятит этому все силы своей души, — может хотя бы попробовать управиться с одной девочкой, — ответил доктор Алек с некоторым ехидством, которое немало позабавило всех прочих, ибо в семье прекрасно знали, что мальчиков Джейн балуют сильнее, чем всех остальных детей, вместе взятых.

— Я совершенно не тревожусь, ибо считаю, что Алек действительно сможет поправить ее здоровье, а к концу года она почти достигнет того возраста, когда ее можно будет отправить к мадам Рокабелле для придания ей светского лоска, — заметила тетя Клара, поправляя перстни на пальцах и с томным удовлетворением воображая себе тот миг, когда начнет выводить в свет миловидную и безупречно воспитанную племянницу.

— Полагаю, ты останешься здесь, в семейном поместье, если, конечно, ты не помышляешь о браке, чему давно уже пришло время, — вставила миссис Джейн, сильно задетая последним выпадом брата.

— Нет уж, спасибо. Пойдем, Мак, выкурим по сигаре, — отрывисто предложил доктор Алек.

— Не женись; в этом семействе и так избыток женщин, — пробормотал дядя Мак, после чего джентльмены обратились в поспешное бегство.

— Тетя Мира говорит, что хотела бы вас всех видеть. — Роза явилась с этим сообщением к дамам прежде, чем они успели возобновить беседу.

— Ах, какая порывистая! Боже мой, боже! — пробормотала тетя Сара — тень ее мрачного капора накрыла Розу, а жесткие пальцы черной перчатки коснулись щеки, заалевшей сильнее прежнего под взглядом стольких глаз.

— Рада, что у нее такие дивные природные локоны; со временем им цены не будет, — отметила тетя Клара, склонив голову набок и разглядывая племянницу.

— Раз уж приехал твой дядя, я более не настаиваю, чтобы ты повторяла все пройденное за прошлый год. Однако надеюсь, что ты не все свое время потратишь на всякие буйные спортивные развлечения, — добавила тетя Джейн, с видом мученицы выплывая из гостиной.

Тетя Джесси не произнесла ни слова, только поцеловала племянницу и глянула на нее с нежным состраданием — после этого Роза ненадолго прижалась к ней, а потом проводила до самой двери благодарным взглядом.

Когда все разъехались по домам, доктор Алек целый час мерил в сумерках шагами вестибюль первого этажа, так глубоко уйдя в свои мысли, что на лице хмурость то и дело сменялась улыбкой и он раз за разом останавливался и погружался в задумчивость. А потом вдруг проговорил, едва ли не вслух, как человек, принявший окончательное решение:

— Ничто мне не мешает начать прямо сейчас, придать ее мыслям новое направление, потому что пророчества Сары и наставления Джейн и так уже превратили бедняжку в загнанного зверька.

Он порылся в одном из сундуков, стоявших в углу, вытащил оттуда шелковую подушку с изящной вышивкой и замысловатого вида чашку из резного темного дерева.

— Для начала сойдет, — решил он, взбивая подушку и протирая чашку. — Не надо приниматься за дело слишком энергично — можно Розу напугать. Стану приваживать ее мягко, ненавязчиво, пока не завоюю ее доверие, — а уж потом она будет готова на все.

Как раз в этот момент из столовой вышла Фиби с черным хлебом на тарелке — горячие сухарики Розе на ужин не полагались.

— Дай-ка я тебя слегка разгружу, — сказал доктор Алек и, взяв с тарелки изрядный ломоть, отправился в кабинет, оставив Фиби ломать голову, чего это он такой голодный.

Она бы ломала голову еще сильнее, если бы увидела, как он налепил из хлеба аккуратных облаток и сложил их в симпатичную шкатулочку из слоновой кости, предварительно вытряхнув из нее какие-то другие снадобья.

— Ну вот! Хотят, чтобы она принимала лекарства, пропишу ей это, безвредное. Так я смогу поступать по-своему, не вызывая никаких скандалов, а соль шутки выложу после того, как мой эксперимент увенчается успехом, — пробормотал он, готовя свои пилюльки и сильно в этот момент напоминая мальчишку-озорника.

Роза негромко наигрывала на фисгармонии, стоявшей в зале второго этажа, — оттуда музыку могла слышать бабушка Мира; по ходу всего разговора с пожилыми дамами дядя Алек вслушивался в нетвердую детскую игру и думал про другую Розу, которая когда-то играла для него.