— Я? — Доктор явно опешил от этой мысли, потом обреченно вздохнул и с мученическим видом добавил: — Если эти славные дамы наконец оставят меня в покое, я буду им благодарен до гроба. Ради бога, Мак, разубеди ты их, а то они так и будут навязывать мне бедную девочку — и лишат ее душевного покоя. Она многого достигла, я очень ею горжусь, но она, право же, заслуживает лучшего суженого, чем старик вроде меня, чье единственное достоинство — постоянство.

— Ну, как знаешь, я же просто пошутил. — И Мак с тайным облегчением закрыл эту тему. Этот достойнейший человек много думал о семейных делах, и намеки дам его не на шутку встревожили. После короткого молчания он вернулся к предыдущему разговору, ибо темой его были собственные его скрытые чаяния.

— Мне кажется, Алек, ты недооцениваешь Арчи. Ты знаешь его куда хуже, чем я, но уверяю: под невозмутимостью и сдержанностью таится настоящее сердце. Я сильно к нему привязался, очень его ценю и, право же, не думаю, что ты сможешь найти для Розы лучшую партию.

— Если она сама согласится, — уточнил доктор, улыбкой отвечая на деловитую манеру, в которой его брат вершил судьбы двух молодых людей.

— Она согласится на что угодно, лишь бы заслужить твое одобрение… — начал дядя Мак, твердо веря в собственные слова, ибо двадцать пять лет в браке с прозаической женой полностью отучили его от всего романтического.

— Строить планы совершенно бессмысленно, потому что вмешиваться я не намерен, разве что давать советы — и если бы мне пришлось выбирать между мальчиками, я выбрал бы своего крестника, — серьезным тоном произнес доктор.

— Что, моего Гадкого утенка? — страшно изумившись, воскликнул дядя Мак.

— Ты же знаешь, что твой Гадкий утенок превратился в лебедя. Мне этот мальчик всегда нравился своей искренностью и самобытностью. Да, пока он жестковат, такое зеленое яблочко, но сердцевина у него здоровая, и со временем яблочко станет наливным. Я уверен, что из него вырастет прекрасный мужчина чисто кэмпбелловского толка.

— Я тебе от души признателен, Алек, но эта затея безнадежная. Он у нас славный малый и, возможно, еще станет предметом нашей гордости, вот только Розе он не пара. Ей нужен муж, который после нашего ухода сможет распоряжаться ее состоянием, а для этого, уж поверь, не найти никого лучше Арчи.

— Да чтоб его, это состояние! — не сдержался доктор Алек. — Я хочу, чтобы Роза была счастлива, и если эти ее деньги — всего лишь камень на шее, я бы предпочел, чтобы она поскорее от них избавилась. Признаюсь тебе: я страшно боялся этого момента, до последнего держал ее вдали от дома, а за границей меня охватывала дрожь всякий раз, как к нам присоединялся какой-нибудь молодой человек. Пару раз едва пронесло, но теперь дела мои совсем плохи — это видно по сегодняшнему «успеху», как его называет Клара. Какое счастье, что я не отец множества дочерей!

— Да полно тебе, согласись на Арчи и устрой ее судьбу прямо сейчас, надежно и счастливо. Таков мой совет — надеюсь, ты сочтешь его разумным, — проговорил заговорщик постарше с видом человека, умудренного опытом.

— Я над этим подумаю, но только, Мак, сестрам ни слова. Мы с тобой — два старых осла, потому и занимаемся сводничеством, но я же вижу, что меня ждет, и мне легче оттого, что можно излить кому-то душу.

— Решено. Обещаю никому не проговориться, даже Джейн, — ответил дядя Мак, сердечно пожав брату руку и сочувственно хлопнув его по плечу.

— Ну и что за страшные секреты здесь обсуждаются? У вас тут масонская ложа, а это таинственные знаки? — раздался у двери радостный голос, и на пороге явилась Роза; она с любопытством улыбалась, глядя на двух своих дядюшек, которые, рука об руку, перешептывались и загадочно кивали друг другу.

Дядюшки вздрогнули, будто два школьника, которых застали за обсуждением будущей проказы, — да так, что Розе их стало жалко, ибо она по невинности своей предположила, что братья в этот радостный день предаются сентиментальным воспоминаниям, а потому она добавила поспешно, поманив их к себе, но не переступая порога:

— Женщины, понятное дело, сюда не допущены, а вот вас, любезные Чудаки, очень просят присоединиться к остальным, ибо бабушка Биби желает, чтобы мы станцевали старомодный контрданс, и в первую пару должны встать мы с дядюшкой Маком. Я вас выбрала, сэр, потому что вы танцуете первостатейно — с «голубиными крылышками» и всем прочим. Так что прошу за мной, а тебя, дядя Алек, дожидается Фиби. Она у нас, как ты знаешь, довольно стеснительная, но с тобой, полагаю, станцует и только порадуется.

— Спасибо, спасибо! — хором воскликнули оба джентльмена.

Ни о чем не подозревавшая Роза получила огромное удовольствие от «виргинского рила»: подскоки под названием «голубиные крылышки» удались на славу, партнер совершил все сложные эволюции без единой ошибки и с безупречной галантностью вывел ее в середину. Когда они оказались в конце, Роза отступила в сторону, чтобы дать своему кавалеру отдышаться: дородный дядя Мак решил по такому поводу выложиться полностью и без единой жалобы танцевал бы буквально до упаду, если бы Роза того пожелала.

Что же касается Мака-младшего, он подпирал стену — волосы упали ему на глаза, а на лице застыло скучающее выражение; отцовские гимнастические подвиги он созерцал с уважительным изумлением.

— Ну, дружок, теперь твоя очередь. Роза свежа, как маргаритка, а вот нам, старикам, такого долго не выдержать, так что занимай-ка мое место, — пригласил его отец, вытирая пот с лица, алевшего, как пион.

— Нет уж, сэр, благодарствуйте, я все это терпеть не могу. С удовольствием побегаю с тобой взапуски, кузина, но в этой духовке париться не собираюсь, — невоспитанно откликнулся Мак, отступая к открытому окну и, похоже, готовясь к побегу.

— Да ладно, неженка, ради меня можешь не оставаться. Нельзя мне бросать своих гостей ради пробежки под луной, даже если бы я и рискнула отправиться на нее морозной ночью в тонком платье, — ответила Роза, обмахиваясь веером; ее явно не обидел отказ — она слишком хорошо знала привычки Мака, и они ее только забавляли.

— Да там всяко лучше, чем торчать в этой пыльной, жаркой, шумной комнате, где пахнет газом. Из чего, как ты думаешь, состоят наши легкие? — вопросил Мак, явно готовый вступить в дискуссию.

— Я когда-то знала, но забыла. Забросила за другими занятиями свои хобби, которым так старательно предавалась пять-шесть лет назад, — ответила Роза, смеясь.

— Ах, какие славные были времена! А ты долго будешь заниматься всем этим, Роза? — поинтересовался Мак, бросив неодобрительный взгляд на танцоров.

— Думаю, месяцев трех мне хватит.

— Тогда до встречи перед Новым годом! — И Мак исчез за занавеской.

— Роза, душенька, ты должна на него как-то повлиять, пока он не стал совсем уж медведем. После твоего отъезда он с головою ушел в свои книги, причем так успешно, что мы к нему не суемся, хотя мать часто сетует на его манеры. Я тебя прошу, займись его воспитанием — ему давно пора бросить все эти чудачества и отдать должное многочисленным дарованиям, которые за ними скрываются, — попросил Розу дядя Мак, сильно скандализованный поведением сына.

— Ах, я слишком хорошо знаю свой колючий каштан и не боюсь его уколов. А вот другие боятся, так что я попробую на него повлиять и сделать из него гордость всего семейства, — с готовностью пообещала Роза.

— А за образец возьми Арчи, таких юношей — один на тысячу, и девушка, которой он достанется, никогда об этом не пожалеет, — добавил дядя Мак: ему, любителю сводничать, последнее собственное замечание показалось весьма глубоким.

— Ах боже мой, как я устала! — воскликнула Роза, упав в кресло после того, как между часом и двумя ночи последняя карета укатила прочь.

— Ну, что скажете, мисс Кэмпбелл? — поинтересовался доктор, впервые в жизни обращаясь к ней так, как нынче вечером обращались почти все.

— Скажу, что мисс Кэмпбелл, похоже, ждет веселая жизнь, если все продолжится в том же духе: по крайней мере, пока эта жизнь ей очень нравится, — откликнулась девочка, на устах которой все еще трепетала улыбка, ибо уста только что впервые отведали того, что в свете принято называть удовольствием.