— Ах! Я и забыла, что она здесь! — торопливо произнесла Роза.

— Что это за мужчина? — требовательно спросил Чарли, хмуро разглядывая располагающее лицо на фотографии.

— Достопочтенный Гилберт Мюррей, мы вместе плавали по Нилу, он стрелял крокодилов и прочую мелкую живность — он заядлый охотник, и я писала тебе про него в письмах, — беспечно откликнулась Роза, хотя ее и смутило, что фотография обнаружилась в такой момент: речь шла об одном из тех случаев, которые подходили под определение дяди Алека «едва пронесло».

— Судя по стопке писем, крокодилы его не съели, — ревниво заметил Чарли.

— Очень на это надеюсь. Его сестра ничего такого не упоминала в своем последнем письме.

— Вот как! Значит, это с ней ты переписываешься? Сестры бывают на редкость злокозненны. — Чарли с сомнением посмотрел на стопку писем.

— В данном случае сестра оказалась весьма кстати, поскольку сообщила мне о женитьбе брата — никто другой этого бы не сделал.

— Ага! Ну, если он женат, мне до него нет дела. А я-то думал, что отыскал причину того, почему тебя так трудно очаровать. Но если тайного воздыхателя у тебя нет, я по-прежнему ничего не понимаю. — И Чарли небрежно бросил фотографию в ящик, явно потеряв к ней всяческий интерес.

— Меня трудно очаровать, потому что я разборчива и пока не встретила никого, кто пришелся бы мне по вкусу.

— Никого? — С нежным взглядом.

— Никого. — Со строптивым румянцем, а потом совершенно правдиво: — Я во многих вижу приятные и даже восхитительные свойства, но ни в ком еще не нашла достаточной силы и добродетели. Ты же знаешь, мои герои — люди старой закалки.

— Всякие задаваки вроде Гая Карлтона, графа Альтенберга и Джона Галифакса [Гай Карлтон — честный и чуткий джентльмен, персонаж романа Сюзан Уорнер «Квичи» («Queechy», 1852); граф Альтенберг — романтический герой, полюбивший героиню за ее скромность и чувство собственного достоинства в романе Марии Эджворт «Опека» («Patronage», 1814); Джон Галифакс, герой романа Дины Мюлок Крэйк «Джон Галифакс, джентльмен» («John Halifax, Gentlemen», 1856), становится джентльменом благодаря своим заслугам, а не происхождению.] — знаю я, кем вы восхищаетесь, добронравные девушки, — хмыкнул Чарли, предпочитавший стиль Гая Ливингстона, Боклерка и Рочестера [Гай Ливингстон — герой романа Джорджа Альфреда Лоуренса «Гай Ливингстон» («Guy Livingstone»; 1857), сильный, темпераментный и любвеобильный; Боклерк — молодой и красивый герой романа Марии Эджворт «Елена» («Helen»; 1834), защищающий честь своей любовницы на дуэли; Эдвард Рочестер — романтический герой романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр» («Jane Eyre», 1847).].

— Я не «добронравная девушка», потому что терпеть не могу задавак. Я хочу связать свою жизнь с джентльменом в высоком смысле этого слова и согласна ждать: одного я уже видела, значит в мире есть и другие.

— Видела она! А я его знаю? — тут же переполошился Чарли.

— Да уж наверное, — ответила Роза с озорным блеском в глазах.

— Если это не Пем, то сдаюсь. Он самый воспитанный из всех, кого я знаю.

— Боже, нет, конечно! Этот джентльмен куда благороднее мистера Пембертона и старше его на много лет, — возразила Роза, причем в голосе ее чувствовалось такое уважение, что к тревоге Чарли прибавилась озадаченность.

— Наверняка какой-нибудь проповедник. Вы, набожные девицы, вечно восхищаетесь клириками. Вот только все наши знакомые священники женаты.

— А он нет.

— Да назови же мне, ради всего святого, его имя, не мучай! — взмолился Чарли.

— Александр Кэмпбелл.

— Дядя? Ух, не буду скрывать, мне полегчало, вот только это чистый абсурд. То есть ты хочешь сказать, что, когда отыщешь юного святого с теми же замашками, ты тут же выскочишь за него замуж, да? — требовательно вопросил Чарли, которого ответ ее и позабавил, и огорчил.

— Если мне повезет встретить мужчину хоть вполовину столь же порядочного, доброго и благородного, как дядя, я сочту за честь выйти за него замуж — если он предложит, — решительно отозвалась Роза.

— Какие все-таки у женщин странные вкусы! — И Чарли подпер ладонью подбородок и ненадолго погрузился в размышления о слепоте одной конкретной женщины, которая почему-то восхищается славным пожилым дядюшкой сильнее, чем бравым юным кузеном.

Роза продолжала старательно упаковывать подарки, втайне надеясь, что не проявила чрезмерной суровости: читать Чарли нравоучения было делом нелегким, хотя порой он этому даже радовался и охотно признавал свои недостатки, зная, что женщинам по душе прощать грешников такого толка.

— Ты не успеешь закончить к отправке почты, — напомнила Роза, ибо молчать рядом с Чарли ей было даже тягостнее, чем говорить с ним.

Он понял намек и в лучшей своей манере черкнул несколько записок. Добравшись до делового письма, он пробежал его глазами и озадаченно поинтересовался:

— А это что такое? Стоимость ремонта и пр. — от некоего Баффума?

— Это пропусти, я с ним потом сама разберусь.

— Не хочу я ничего пропускать — меня интересует все, что так или иначе тебя касается, и хотя ты возомнила, что я человек совсем не деловой складки, можешь меня испытать — и убедишься в обратном.

— Речь всего лишь о двух моих старых домах в городе: там делают ремонт, кое-что перестраивают, чтобы сдавать комнаты.

— Собираешься пускать жильцов? Неплохая мысль, от этого можно получать изрядный доход — ну, я так слышал.

— Вот как раз доход я получать и не собираюсь. Заводить доходный дом, каковы они нынче, мне бы совесть не позволила даже за миллион долларов.

— Да ладно, что ты про них знаешь? Люди снимают там квартиры, а владельцы неплохо зарабатывают, взимая арендную плату.

— Знаю я про них довольно много, ибо много их перевидала и здесь, и за границей. Мы, должна тебе сказать, не только развлекались. Дядю интересовали тюрьмы и лечебницы, я иногда его сопровождала, но у меня от этого портилось настроение, вот он и предложил мне изучить благотворительные заведения, в работе которых я смогу принять участие по возвращении домой. Я побывала в детских садах, работных домах для женщин, сиротских приютах и во многих других подобных местах. Ты представить себе не можешь, как это оказалось поучительно и как я рада, что у меня есть средства хоть кому-то облегчить нужду, которой в этом мире так много.

— Ну знаешь ли, милочка, вряд ли разумно транжирить свое состояние, пытаясь накормить, одеть и вылечить каждого встречного бедолагу. Согласен, все мы должны что-то предпринимать по этой части, тут у меня никаких возражений. Но я тебя заклинаю, не погружайся в это так, как оно свойственно некоторым женщинам, — они делаются невыносимо серьезными, практичными и просто одержимыми своей благотворительностью, — с такими поди уживись, — возроптал Чарли, явно напуганный подобной перспективой.

— Ты можешь поступать, как тебе заблагорассудится. Я же собираюсь по мере сил творить добро, для чего намерена просить совета у всех известных мне «серьезных», «практичных» и «одержимых благотворительностью» людей, а также следовать их примеру. Если тебе это не по душе, можем сейчас же раззнакомиться, — сказала Роза, выделив голосом неприятные Принцу слова и напустив на себя решительный вид, с которым всегда отстаивала свои права на любимые занятия.

Конец ознакомительного фрагмента