Глава IV

Его история

— Я сбежал из цирка, — начал Бен, однако продолжить ему удалось далеко не сразу, потому что Бэб с Бетти, подпрыгнув, радостным хором выкрикнули:

— Мы знаем! Мы были! Цирк — это так чудесно!

— Знай вы о нем с мое, он бы вам понравился меньше. — Бен нахмурился и заерзал, словно все еще ощущая боль от полученных в цирке побоев. — И чудесным вы бы его точно не назвали. Правда, Санчо? — добавил он, сопроводив вопрос, обращенный к псу, каким-то странным звуком. Пудель, дотоле мирно лежавший у ног хозяина, налаживая знакомство с новыми ботинками, в которые тот был обут, зарычал и принялся бить хвостом по полу.

— А как ты там оказался? — полюбопытствовала растревоженная его словами миссис Мосс.

— Отец мой — Дикий Охотник с Равнин. Неужто о нем не слыхали и не видали его никогда? — недоуменно спросил мальчик, заметив, что громкое имя его родителя ровным счетом ничего не говорит доброй женщине.

— Благослови твое сердце, дитя, но мне уж лет десять не приходилось бывать в цирке. Теперь и не упомнить, что и кого я там видела, — покачала головой миссис Мосс, заинтригованная историей Бена и одновременно тронутая проникновенным тоном, которым он говорил об отце.

Бен повернулся к девочкам:

— А вы его не видели?

— Мы видели индейцев. И акробатов. И Прыгающих Братьев из Борнео. И клоуна. И обезьянок. И крохотного пони с голубыми глазами. Твой папа не был одним из них? — с надеждой спросили они.

— Он не из этой компании, — махнул рукой Бен. — Он наездник. Его номером открывалось каждое представление. Скачка на двух, четырех и даже восьми лошадях. И я выступал с ним вместе, пока не вырос. На отце моем все держалось. И никакими делами больше он не занимался, кроме как выступал да лошадей объезжал. — Бен произнес это с такой гордостью, будто речь шла о президенте большой страны.

— Ты хочешь сказать, он умер? — осторожно осведомилась миссис Мосс.

— Не знаю. О нем нет никаких вестей, — сдавленным голосом отозвался Бен и судорожно вздохнул, как случается, когда к горлу внезапно подкатывает комок.

— Расскажи, дорогой, нам побольше, и мы, возможно, сумеем выяснить, где он. — Миссис Мосс подалась вперед и ласково провела ладонью по темным блестящим волосам мальчика, в то время как он вдруг резко склонил лицо к пуделю.

— Да, мэм, спасибо. Конечно же, я расскажу. — И с трудом подчинив себе дрогнувший голос, он постарался спокойно и ровно продолжить: — Отец был всегда очень добр ко мне. Мы зажили вместе после того, как умерла бабушка, и мне очень нравилось с ним жить. Он сразу начал меня обучать верховой езде, и посмотрели бы вы на меня тогда. Маленький, в белых лосинах, розовой курточке и с золотым ремнем, я стоял на плече у отца или висел на хвосте старого Генерала, который несся полным галопом. А в номере, где отец управлял тремя лошадьми, я стоял на его голове и размахивал флагом. Публика бешено нам аплодировала.

— И тебе не было страшно? — Бетти бросило в дрожь от одной только мысли, что можно отважиться на такое.

— Нисколечко. Потом я стал во время парадов-алле [Парад-алле — выход на арену в цирке всех участников представления перед его началом.] управлять колесницей, запряженной четырьмя пони, — продолжал Бен. — И сидел на огромном шаре, который был установлен наверху кареты, а тащили ее Ганнибал с Нероном. Вот это не шибко мне по душе приходилось. Во-первых, ужасно высоко, во-вторых, трясло, да солнце еще к тому же голову припекало, ветви деревьев хлестали меня по лицу, а ноги болели от напряжения, до того трудно было удержаться на этом шаре.

— А кто такие Ганни Бал с Ныроном? — спросила Бетти.

— Большие слоны, — пояснил мальчик. — Отец никогда не позволял сажать меня на этот шар. Но когда он исчез, мне пришлось. Иначе меня бы побили.

— И неужели никто за тебя не заступался? — охнула миссис Мосс.

— Случалось, мэм. Большей частью леди. Они все ко мне очень по-доброму относились, особенно Мелия. Она поклялась, что не станет участвовать в номере Таннимант, если меня снова побьют за отказ от помощи старому Баку с медведями. Ну им и пришлось уняться. Она в этом номере была ведущей. Где бы они еще нашли такую наездницу.

— Ой, расскажи про медведей, — попросила Бэб, которой в цирке больше всего нравились звери.

— У Бака их было пять. Старых и сердитых. Он с ними выступал. Мне один раз пришло в голову просто поиграть с ними, а он решил, что, если я с ними выступлю вместо него, номер станет гораздо успешнее. Но они слишком крепко обнимались со мной и когтями цапали. Не очень-то было приятно. Да и не поймешь никогда, добродушны они или голову приготовились откусить. Бак-то весь в шрамах ходил от их когтей да зубов. Мне такого не хотелось. Миссис Сент-Джонс за меня вступилась. Она хороший человек.

— А кто такая миссис Сент-Джонс? — Миссис Мосс успела уже запутаться в обилии новых имен.

— Да та же самая Мелия, она же миссис Смизерс, жена инспектора манежа, который одновременно Монтгомери, хотя он не больше Монтгомери, чем она Сент-Джонс. В цирке все имена себе меняют на такие, которые покрасивее выглядят на афишах. Папа мой назывался Хозе Монтебелло, а я стал Адолфусом Блумсберри, после того как вырос из Летающего Херувима и Чудо-Ребенка.

Миссис Мосс, откинувшись на спинку кресла-качалки, расхохоталась, до того ее рассмешили все эти курьезы. Девочек удивило ее веселье. Вымышленные имена цирковых артистов показались им верхом шика и элегантности. Миссис Мосс, впрочем, снова быстро настроилась на серьезный лад и приготовилась слушать историю дальнейших злоключений гостя.

— Продолжай, Бен. Что же стало потом с твоим папой? — спросила она, ибо судьба появившегося у них мальчишки волновала ее все больше и больше.

— Ну, понимаете, мой отец поссорился со старым Смизерсом и перед тем, как осенью завершился шатровый сезон, вдруг взял и уехал. Вроде как собрался в Нью-Йорк, где есть знаменитая школа наездников. Сказал, что устроится, а потом пошлет за мной. Ну, я и остался помогать Педро. Он фокусник, и мы с ним ладили. Мелия за мной приглядывала. Какое-то время я был вполне доволен. Но отец все не присылал и не присылал никого за мной, и для меня наступили скверные времена. Если бы не Мелия и Санчо, сбежал бы гораздо раньше.

— И что же тебе приходилось делать?

— Да много чего. Жизнь в цирке пошла сложная, а мне смекалки было не занимать. Смизерс именно так и сказал однажды и заставил меня вовсю заниматься акробатикой. Я не против был выступать с фокусами или с Санчо. Отец так его замечательно выдрессировал, что вел он себя на арене со мной превосходно. Но в цирке меня захотели приучить к джину, чтобы я перестал расти. Моему отцу такое точно уж не понравилось бы. Я это понимал и отказывался. Наездником мне выступать вполне подходило, пока я не свалился однажды и не ушиб сильно спину. После этого ездить мне стало больно и голова кружилась, но меня все равно заставляли. Слабость была ужасная. Я постоянно падал.

— Ну и зверь же этот человек, — возмутилась миссис Мосс. — Что же Мелия не положила конец его издевательствам?

— Она умерла, мэм. И друзей у меня никого не осталось, кроме Санчо. Вот я и убежал.

Воспоминание о Мелии вызвало у него слезы, скрывая которые Бен снова склонился над Санчо и начал его гладить.

— А что ты собирался делать дальше? — спросила миссис Мосс.

— Найти отца. Но не получилось. В школе наездников его уже не было. Мне там сказали, что он уехал на запад покупать мустангов для какого-то человека, которому их потребовалось большое количество. Такая вот безнадежность, мэм. Отец невесть где. А к Смизерсам возвращаться — снова сплошные побои. Попросил было, чтобы в школу наездников меня взяли, но мальчики им не требовались. И остался для меня один выход: идти дальше с надеждой где-то найти работу. И умер бы я, вероятно, в итоге от голода, если б не Санчо. Мне пришлось его в цирке оставить привязанным, когда я убежал. Боялся, что иначе меня в воровстве обвинят. Пес-то ведь очень ценный, мэм. Лучшая трюковая собака из всех, что я видел. Им его вернуть захотелось бы гораздо сильней, чем меня. Жаль мне, конечно, было с ним расставаться, да и принадлежал он отцу. Но пришлось. И когда темной ночью я смылся из цирка, думал, что никогда больше его не увижу. К утру я уже был за много миль от цирка. Пристроился в чьем-то сарае позавтракать, и, как раз когда до тоски одиноко мне сделалось, Санчо ко мне туда и ворвался. Грязный весь, мокрый, веревка длинная за ним тянется. Он перегрыз ее, значит, и следом за мной побежал. И покидать меня больше не собирался. Ну и я уж теперь его никогда не оставлю. Правда, старина?

Эту часть хозяйской истории Санчо выслушал с заметным интересом, а когда Бен обратился к нему, пес, положив ему лапы на плечи, облизал его лицо и с преданностью, сияющей в желтых глазах, тихонько завыл. И было ясно, словно у него вдруг прорезался дар речи, чтó хочет сказать он Бену:

«Выше нос, маленький мой хозяин. Отцы порой исчезают, и друзья иногда, увы, умирают, но я никогда тебя не покину».

Бен крепко обнял его и улыбнулся девочкам поверх курчавой головы пуделя. Сестры сперва отозвались на эту трогательную сцену громкими аплодисментами, а затем принялись гладить и ласкать доброе белое существо, совершенно простив ему кражу пирога и нового обеденного ведерка.