— Ты достала фотографию Питера? — спросил Гамаш у Лакост.

— Oui. И отправила ее в Квебек-Сити, — ответила она. — Они обещали этим заняться. Я также разослала ее по отделениям Квебекской полиции и в полицию Парижа, Флоренции и Венеции. Это было почти год назад, так что многого ждать не приходится, но попробовать стоит.

Гамаш улыбнулся. Многие считали, что он сошел с ума или подсел на таблетки, когда он назначил женщину-инспектора, которой едва исполнилось тридцать, своим преемником — главой знаменитого отдела по расследованию убийств. Но он настоял на своем. И ни на минуту не усомнился в том, что сделал правильный выбор.

— Хорошо.

Он уже хотел отключиться, как вдруг вспомнил:

— Ах да, еще Дамфрис. Ты бы не могла и с ними связаться?

— Конечно. Я забыла.

Гамаш повесил трубку, несколько раз постучал по аппарату пальцем. Потом сел к компьютеру и вышел в Интернет.

Набрал в «Гугле» «Дамфрис».

— Что ж, это было не слишком полезно, — сказала Мирна. — Он всегда такой?

Они спустились на лифте и вышли в вестибюль «ТД Бэнк Тауэр» [«ТД Бэнк Тауэр» — офисный центр в Торонто. Консультантом проекта этого небоскреба был архитектор Людвиг Мис ван дер Роэ, немецкий архитектор-модернист.]. Мирна остановилась на секунду, чтобы восхититься творением Миса ван дер Роэ. Свет и высота. Контраст с тесным, замкнутым пространством на пятьдесят втором этаже, которое они только что покинули.

Томас Морроу был элегантен, высок, любезен. В каком-то смысле он олицетворял собой неординарное здание. Вот только в нем не было ничего открытого и яркого.

Офисное здание было больше, чем казалось снаружи. Томас Морроу был меньше.

— Хуже, — ответила Клара. — Я думаю, в твоем присутствии он старался выглядеть лучше, чем обычно.

— Ты шутишь, — сказала Мирна.

Их каблуки постукивали по мраморному полу. Часы над длинным мраморным столом службы безопасности показывали четыре часа тридцать пять минут. Томас Морроу заставил свою невестку прождать двадцать минут, а потом уделил ей десять минут своего времени, прежде чем перейти к более насущным вопросам, чем пропавший брат.

— Я уверен, с Питером все в порядке, — проговорил Морроу со снисходительной улыбкой. — Ты же его знаешь. Отправился куда-нибудь рисовать и забыл обо всем на свете.

Мирна ничего не говорила, просто смотрела на Томаса Морроу. На ее взгляд, ему было немногим больше шестидесяти. Он сидел, раздвинув ноги, демонстрируя посетительницам свой пах. На Томасе был прекрасно скроенный костюм с шелковым галстуком. Его кресло стояло спинкой к окну, а значит, входящие видели господина Морроу на фоне громадных черных небоскребов и сверкающего огромного озера вдали.

Он напоминал монарха, окруженного символами власти, призванными скрыть его слабость.

Клара еле сдерживала ярость.

— Ты наверняка прав, но мне хотелось бы узнать, видел ли ты его, когда он был в Торонто.

Томас покачал головой:

— Я и не ждал, что он свяжется со мной. Как видишь, у меня на стенах нет картин.

Он не без гордости показал на ряд фотографий. Там были запечатлены не родные и не друзья, а торжества в связи с бизнес-достижениями. Кубки победителя гольф-турниров. Знаменитости, с которыми он встречался.

Чужие люди.

— Он, вероятно, ходит по выставкам и посещает галереи, — сказал Томас Морроу. — Ты туда не заглядывала?

— Хорошая идея, — ответила Клара с натянутой улыбкой. — Спасибо тебе.

Морроу поднялся и пошел к двери:

— Рад, что сумел помочь.

Вот и все.

— Можно было просто позвонить, — сказала Мирна, когда они вышли в топку торонтского лета.

Стены зданий излучали жар, солнечные лучи отражались от бетона и проникали в тротуар, отчего в тяжелом влажном воздухе висел запах асфальта.

Удивительно, но Мирна начала успокаиваться. Ее мать и бабку умиротворяли запахи скошенной травы, теплой выпечки, едва ощутимый аромат свежевыстиранного белья, сохнущего на веревке. Для поколения Мирны привычными стали искусственные запахи. Плавящийся асфальт означал лето. «Вейпораб» [«Вейпораб» — согревающая мазь для растирания при простуде.] означал зиму и заботу. А еще были порошковый лимонад и газировка, а также запах краски старого ризографа.

Все эти запахи утешали ее по причинам, которые требовали понимания, потому что к пониманию они не имели никакого отношения.

После нескольких лет, проведенных в Трех Соснах, ее пристрастия стали меняться. Она по-прежнему любила запах «Вейпораба», но теперь ценила также запах червей, выползающих после дождя.

— Мне хотелось видеть его, — сказала Клара, пока они ждали с толпой других потеющих людей, когда загорится зеленый свет. — Чтобы понять, не лжет ли он, не утаивает ли что-то от меня.

— И как? Ты думаешь, он видел Питера или разговаривал с ним?

— Вряд ли.

Мирна задумчиво спросила:

— Почему он сказал про стены?

Впереди виднелся впечатляющий фасад отеля «Ройял Йорк». Громадный анахронизм у подножия современного города. И Мирна уже предвкушала вкус пива, которое она вскоре будет пить.

— Кто знает, почему Морроу говорят то или иное, — ответила Клара, остановившись у двери старого отеля.

Швейцар, потеющий в своей униформе, ухватился за ручку, готовый открыть для них дверь.

— Наверное, этим он хотел унизить Питера, — сказала Мирна. — Его, мол, больше интересует искусство, чем брат.

— И он был бы прав, — заметила Клара.

— Давай-ка выпьем пива, — предложила Мирна и направилась прямиком в бар.

Глава десятая

Рейн-Мари сунула толстую книгу под мышку и вышла в сияние дня.

— Внутри или снаружи, ma belle? [Моя красавица (фр.).] — спросил Оливье.

Она огляделась и выбрала столик на террасе, под громадным уличным зонтом.

Оливье вернулся через несколько минут с орешками-ассорти и высоким стаканом имбирного пива, мгновенно запотевшим в такую жару.

— Parfait, — сказала Рейн-Мари. — Merci [Отлично. Спасибо (фр.).].

Она сделала глоток и погрузилась в чтение, оторвавшись от книги только двадцать минут спустя, когда ей на колени легла чья-то голова.

Анри.

Она потрепала его по огромным ушам, поцеловала в лоб.

— Надеюсь, это ты, Серхио.

— Прости, но это всего лишь я, — рассмеялся Арман.

Он подтащил к столику стул и кивнул Оливье, который исчез внутри бистро.

— «История Шотландии», — прочел Гамаш надпись на обложке книги. — Внезапная страсть?

— Почему Дамфрис, Арман? — спросила Рейн-Мари.

— Я сам пытаюсь понять. Весь Интернет облазил.

— Нашел что-нибудь?

— Ничего стоящего, — признал он. — Распечатал кое-что. — Он положил листы на стол. — А ты?

— Да я только начала читать.

— Где ты ее взяла? — спросил Гамаш. — У Рут? — Он посмотрел на дверь магазина Мирны.

— У Розы. Рут спала в разделе «Философия».

— Спала, или вырубилась, или…

— Умерла? — подхватила Рейн-Мари. — Нет, я проверила.

— А что ей сделается? — фыркнул Оливье и поставил стакан с имбирным пивом перед Гамашем.

— Merci, patron, — пробормотал Гамаш.

Они прихлебывали пиво, рассеянно заедали его орешками и читали о шотландском городке.

— Боже мой, — сказала Мирна, оглядываясь.

Она остановилась как вкопанная в дверях бара в отеле «Ройял Йорк», чем вызвала небольшой затор.

— Сколько вас? — спросила ее молодая женщина.

— Трое, — ответила Клара, выглядывая из-за мощной фигуры Мирны.

— Прошу за мной.

Две истекающие пóтом женщины двинулись за строгим стройным метрдотелем. Мирна чувствовала себя гигантом. Громадным, неповоротливым, растрепанным и немыслимым. И вообще, она была где-то в другом месте, невидимая за сиреной, ведущей их к столику.

— Merci, — поблагодарила Клара в силу привычки, забыв, что это англоязычный Онтарио, а не франкоязычный Квебек.

— Боже мой, — снова прошептала Клара, плюхаясь в шикарное «ушастое» кресло, обитое розоватым жатым бархатом.

Бар практически представлял собой библиотеку. Здесь удобно чувствовал бы себя Диккенс. Здесь мог бы найти полезную книгу Конан Дойль. Здесь могла бы сидеть за чтением Джейн Остин. И напиться при желании.

— Пиво, пожалуйста, — сказала Мирна.

— Два, — уточнила Клара.

Им казалось, будто из раскаленного, душного Торонто двадцать первого столетия они шагнули в прохладный сельский домик века девятнадцатого.

Пусть они и стали гигантами, но здесь была их естественная среда обитания.

— Значит, ты думаешь, у Питера было «свидание в Самарре»? — спросила Клара.

Голос ее звучал слишком ровно. Из своей многолетней практики Мирна знала, что именно так говорят люди, пытающиеся скрыть эмоции. Подавить их, выровнять, а через них и свои слова и голоса. Отчаянная попытка представить нечто ужасное как обыденное.

Но глаза Клары выдавали ее. Они молили Мирну об утешении.

Питер жив. Он рисует. Просто потерял счет времени.

Беспокоиться не о чем. Он и слыхом не слыхивал о Самарре.

— Извини, что ляпнула глупость, — сказала Мирна, улыбаясь официантке, которая принесла им пиво.

Все остальные в баре, похоже, пили какой-то мудреный коктейль.

— Однако ты это имела в виду? — не отступала Клара.

Мирна немного помедлила, глядя на подругу.

— Мне кажется, история Моэма не столько о смерти, сколько о судьбе. У каждого из нас свое «свидание в Самарре».

Она поставила стакан и наклонилась над столиком красного дерева, понизив голос, так что Кларе тоже пришлось податься вперед, чтобы расслышать ее.