Каждый день во время прогулки они с Арманом проходили мимо этой маленькой загадки. Мимо здания старой школы, где Армана чуть не убили. Мимо леса, где убил Арман. Они оба остро ощущали это. Каждый день они разворачивались и шли назад в тихую деревню мимо этой скамьи. И мимо слов, вырезанных неизвестной рукой: «Удивленные радостью».

Клара Морроу поведала Арману Гамашу, почему она здесь. И чего хочет от него. А закончив, увидела в его задумчивых глазах то, чего боялась больше всего.

Страх.

Он появился из-за нее. Это она передала Арману собственные опасения.

Ей захотелось взять свои слова обратно. Стереть их.

— Я просто хотела, чтобы вы знали, — пробормотала она, чувствуя, что краснеет. — Мне нужно было сказать кому-нибудь. Все это… — Собственное многословие только усиливало ее отчаяние. — Я ни о чем вас не прошу. Не хочу втягивать. На самом деле это глупости. Я и сама справлюсь. Забудьте все, что я вам наговорила. — Но Кларе было ясно, что уже слишком поздно. Сказанного не вернешь. — Не берите в голову, — добавила Клара твердым голосом.

Арман улыбнулся. Улыбка коснулась самых глубоких морщинок у его глаз, и Клара с облегчением увидела, что страха в них больше нет.

— Я уже взял, Клара.

Она пошла назад вниз по склону, подставляя лицо солнцу и вдыхая теплый воздух с ароматом роз и лаванды. У луга она остановилась и повернулась. Арман снова опустился на скамью. Кларе стало любопытно, вытащит ли он из кармана книгу, но он не стал этого делать. Он просто сидел, положив ногу на ногу, придерживая одной большой рукой другую, задумавшись и явно расслабившись. Его взгляд был устремлен куда-то за долину. На горы вдали. На внешний мир.

«Все будет хорошо», — подумала Клара и пошла домой.

Но в глубине души Клара Морроу знала, что привела в действие какие-то тайные пружины. И увидела что-то в глазах Гамаша. В самой их глубине. Она не то чтобы внедрила это туда, скорее разбудила.

Арман Гамаш приехал сюда отдохнуть. Восстановиться. Ему был обещан покой. И Клара понимала, что нарушила обещание.

Глава третья

— Звонила Анни, — сообщила Рейн-Мари, принимая из рук мужа джин с тоником. — Они немного опаздывают. Пятничные пробки на дороге из Монреаля.

— Они останутся на выходные? — спросил Арман.

Начав готовить барбекю, он вступил в сражение с месье Беливо за место у жаровни. Шансы Гамаша победить равнялись нулю, да он и не хотел побеждать, но чувствовал, что должен хотя бы изобразить видимость борьбы. Наконец он подписал капитуляцию, отдав владельцу магазина щипцы.

— Насколько мне известно, — ответила Рейн-Мари.

— Хорошо.

Что-то в его интонации зацепило ее слух, но сразу же исчезло, унесенное взрывом смеха.

— Богом клянусь, — проговорил Габри, клятвенно поднимая руку, — это дизайнерская одежда.

Он повернулся, чтобы они могли оценить его во всей красе. На нем были мешковатые слаксы и свободная рубашка цвета лайма, которая слегка колыхалась на ветру, пока он поворачивался.

— Я купил это в одном из аутлетов, когда мы в последний раз ездили в Мэн.

Габри, чей возраст приближался к сорока, а рост немного превышал шесть футов, отрастил изрядное брюшко давно: десятки тортов наполеон тому назад.

— Я не знала, что «Бенджамин Мур» [«Бенджамин Мур» — американская компания, выпускающая краски.] выпускает и одежду, — заметила Рут.

— Ой, как смешно, — фыркнул Габри. — Это, кстати, очень дорогие вещи. Разве они кажутся дешевыми? — воззвал он к Кларе.

— Они? — уточнила Рут.

— Ты комик, — сказал Габри.

— А ты гомик, — ответила Рут.

В одной руке она держала утку, а в другой — то, в чем Рейн-Мари узнала одну из своих вазочек, только наполненную виски.

Габри помог Рут снова усесться на стул.

— Тебе принести что-нибудь поесть? — спросил он. — Щенка или, может, зародыша?

— О, это было бы очень мило, дорогой, — откликнулась Рут.

Рейн-Мари прошлась между друзьями, рассыпавшимися по саду, ловя обрывки разговоров на французском и английском, а чаще на смеси двух языков.

Она поискала взглядом Армана — ее муж внимательно слушал Винсента Жильбера, который рассказывал что-то. История, по-видимому, была забавной, вероятно самоуничижительной, потому что Арман улыбался. Затем он заговорил, жестикулируя стаканом пива.

Когда он закончил, Жильберы рассмеялись, а вместе с ними и Арман. Он поймал взгляд Рейн-Мари, и его улыбка стала еще шире.

Вечер был довольно теплым, но к тому времени, когда в саду зажгутся фонари, гостям могли понадобиться легкие свитеры и куртки, которые пока висели на спинках стульев.

Люди входили и выходили из дома, словно из своего собственного, расставляя еду на длинном столе, что стоял на террасе. Вечерние барбекю по пятницам в доме Гамашей успели войти в традицию.

Впрочем, мало кто говорил «дом Гамашей». В деревне его называли (а возможно, и всегда будут называть) домом Эмили, по имени женщины, которая жила здесь когда-то и у чьих наследников Гамаши его приобрели. Хотя для Армана и Рейн-Мари этот дом был новым, на самом деле он считался одним из самых старых в деревне. Обшитый вагонкой, с широкой верандой по фасаду, выходящему на деревенский луг. А позади дома были терраса и большой заброшенный сад.

— Пакет с книгами для вас я оставила в гостиной, — сказала Мирна.

— Merci, — ответила Рейн-Мари.

Мирна налила себе белого вина и тут обратила внимание на букет в центре стола. Высокий, пышный букет из множества цветов и листьев.

Мирна решила, что, пожалуй, не стоит говорить Рейн-Мари об обилии сорняков в букете. Здесь были все обычные «подозреваемые». Пурпурный вербейник, сныть. Даже обычный полевой вьюнок, выдающий себя за ипомею.

Она много раз пропалывала клумбы с Арманом и Рейн-Мари, помогала навести порядок в мешанине растений. Ей казалось, что она четко объяснила разницу между сорняками и садовыми цветами.

Значит, потребуется еще один урок.

— Красиво, правда? — спросила Рейн-Мари, предлагая Мирне кусочек копченой форели на хлебе.

Мирна улыбнулась. Горожане, что с них взять.

Арман отошел от Жильберов и оглядел гостей, проверяя, все ли получили то, что хотели. Его взгляд остановился на невероятной компании. Клара сидела вместе с Рут в дальнем углу сада, повернувшись спиной ко всем собравшимся.

Она не сказала ему ни слова с тех пор, как пришла сюда.

Его это не удивило. Удивило другое — решение Клары сесть рядом с Рут и ее уткой (хотя Гамашу частенько казалось, что правильнее было бы описывать эту пару как «Роза и ее человек»).

Общества Рут любой из присутствующих, включая Клару, стал бы искать по одной-единственной причине — если очень хотел, чтобы его оставили в покое. Рут была настоящей живой бомбой-вонючкой.

Правда, их уединение вскоре было нарушено. К ним подбежал Анри и уставился на утку.

То была щенячья любовь в крайнем своем проявлении. Любовь, которую Роза не разделяла. Гамаш услышал рычание. Его издала Роза. Анри крякнул.

Гамаш сделал шаг назад.

Когда Анри издавал такой звук, ничего хорошего ждать не приходилось.

Клара встала и пошла прочь. Она двигалась в сторону Гамаша, но потом изменила направление.

Вокруг Анри сгустился запах тухлых яиц, и Рут наморщила нос. Пес невинно огляделся, словно пытаясь найти источник отвратительного запаха.

Рут и Роза уставились на Анри с чувством, похожим на благоговение. Старая поэтесса сделала глубокий вдох, потом выдохнула, превращая токсичный газ в поэзию. И процитировала строки из своего знаменитого стихотворения:

Дар поднести тебе отравленный ты сам меня заставил,
Иначе не расстанешься с тобой.
А тут как подаянье нищему —
На. Только уходи скорее. С глаз долой [Строки из сборника стихов «Утро в сожженном доме» канадской писательницы Маргарет Этвуд.].

Однако Анри, сей отважный и газообильный пес, никуда не ушел. Рут с отвращением посмотрела на него, но протянула Анри руку, чтобы лизнул.

И Анри сделал это.

Арман Гамаш отправился искать Клару. Она медленно брела к двум садовым креслам в адирондакском стиле, стоявшим рядышком на газоне. На их широких деревянных подлокотниках за долгие годы появилось множество белесых кругов от мокрых стаканов с выпивкой. Эмили добавила к ним свои круги, а поверх них наложились круги Гамашей от утреннего кофе и дневного аперитива. Переплетение линий мирной жизни.

В саду у Клары стояли два почти таких же кресла. Они были чуть повернуты друг к другу и смотрели на бордюр из многолетников, на реку и дальний лес. И на их деревянных подлокотниках красовались такие же белесые круги.

Гамаш увидел, как Клара ухватилась за спинку кресла и оперлась на нее, прижимаясь к деревянным рейкам.

— Клара? — позвал он.

— Все хорошо.

Она лукавила. Он знал это. И она знала. Она надеялась, что, поговорив наконец с Гамашем, избавится от тревоги. Переложит часть груза на другого человека.

Но хотя она так и сделала, легче ей не стало. Напротив, ее груз удвоился. И еще раз удвоился, пока тянулся этот день. Рассказав все Гамашу, Клара сделала свой страх реальным. Придала ему форму. Выпустила его на свободу. И он стал расти.

Все подкармливало его. Запах барбекю, растрепанные цветы, поцарапанные и заляпанные старые кресла. И чертовы круги на подлокотниках. Такие же, как у нее дома.