М. А. Беннетт

Охота

Конраду и Руби, дикарям

и Средневековцам в правильных пропорциях.

Проследи оленя до лежки.

Эдвард Норвич. Охотничья потеха. 1373 г.

СВАШ I

Глава 1

Я думаю, я, наверное, убийца.


Хотя я ведь не собиралась убивать, так что это, наверное, убийство для самозащиты и технически я «самозащитница», но такого слова, мне кажется, нет. Когда я получила стипендию в СВАШ, директор моей прежней школы сказала мне: «Ты будешь там самой умной ученицей, Грир Макдональд». Может, так, а может, и нет. Но я достаточно умна, чтобы понимать, что слова «самозащитница» нет и что им не прикроешься.

Сразу поясню, пока вы не утратили ко мне сочувственный интерес: я не собственноручно убивала. Нас в этом несколько человек замешано, и я помогла причинить смерть, но не я сама. Я убийца в том смысле, в каком можно считать убийцами охотников на лис — они охотятся большой компанией, и ответственность за смерть лисы распределяется на всех. Никто даже не знает, чья собака разорвала добычу, но соучастники все — и собаки, и всадники в нарядных красных костюмах.

Я только что себя выдала — вы заметили? Эти костюмы, в которых высший класс выезжает на охоту, — они же алые, а не красные, «охотничий алый». И собаки — не собаки, а выжлецы.

Всякий раз, как я открываю рот, я себя выдаю: Грир Макдональд Которой Здесь не Место. Все дело в моем северном акценте, понимаете. Я родилась и выросла в Манчестере и до прошлого лета училась в общеобразовательной школе «Бювли-парк». Там я чувствовала себя своей. Но, добившись стипендии и перейдя в СВАШ, я оказалась чужой.

Надо рассказать вам кое-что о СВАШ, ведь я теперь понимаю, что без школы не было бы и убийства. СВАШ означает «Святого Айдана Школа», это буквально самая старинная школа в Англии. В моей общеобразовательной школе «Бювли-парк» нет ни единого корпуса, построенного раньше 1980 года, а самая древняя часть СВАШ, ее часовня, появилась еще в 683-м, и там сохранились фрески. Фрески. «Бювли-парк» украшали граффити.

СВАШ была основана в 883 году самим святым, то есть Айданом Великим. Пока Церковь не признала его великим, он был обычным монахом, бродил по Северной Англии и рассказывал всем желающим послушать о христианстве. Потом — наверное, чтобы не бродить больше — он основал школу и стал рассказывать о христианстве ученикам. Вы могли подумать, что его сделали святым за то, что он столько рассказывал людям о христианстве, но, видимо, так это не работает. Чтобы стать святым, нужно совершить чудо. Айдан совершил свое чудо: спас оленя от охотников, превратив его в невидимку. Так олень сделался эмблемой Айдана и школы тоже. Когда мне пришло письмо с вызовом на собеседование, первым делом мне бросились в глаза ветвистые рога над заголовком письма — словно две маленькие зазубренные кляксы на бумаге.

Впервые я увидела Школу Святого Айдана, когда поехала на собеседование. Был солнечный зимний день, заснеженные поля блестели и искрились, по ним тянулись длинные тени. Папа миновал ворота, проехал по длинной дорожке среди роскошных зеленых газонов в своем десятилетнем мини-купере. В конце дорожки мы вышли и только и могли, что таращиться во все глаза. Нам немало попалось великолепных пейзажей на долгом пути из Йоркшира в Нортумберленд, но этот был всех прекраснее. Красивый, просторный средневековый замок, даже с чем-то вроде рва и небольшим мостом на входе. Совсем не похож с виду на штаб-квартиру опасной секты, чем школа на самом деле оказалась. Единственным предупреждением, если бы я тогда смотрела внимательно, могли послужить развесистые рога над парадной дверью.

— «Другая страна», — потрясенно выговорила я.

Папа не кивнул, не ответил: «Да уж, верно». Он сказал мне:

— «Если».

Мой папа — фотограф, снимающий дикую природу, и он любит всякое кино, не только документальные фильмы, в съемках которых он участвует. Мы с ним миллион фильмов посмотрели, от никому не ведомых старых с субтитрами до свеженьких дурацких блокбастеров. Меня и назвали-то в честь Грир Гарсон, звезды эпохи черно-белого кино. Когда папа отправляется в командировку или задерживается по ночам, я смотрю фильмы одна, стараюсь наверстать, ведь у него передо мной преимущество в тридцать лет. И у нас есть такая игра: когда что-то напоминает нам сцену из кино, один из нас называет этот фильм вслух, а другой должен подобрать еще один фильм на ту же тему. И вот мы стояли и перебирали фильмы о частных школах.

— «Ноль за поведение», — сказал он.

— О-ла-ла! — откликнулась я. — Французский фильм! Борьба без правил.

Я торопливо соображала.

— «Гарри Поттер», с первого фильма по восьмой, — сказала я чуточку взвинченно. — Восемь очков.

Папа, конечно, расслышал напряжение в моем голосе. Он столько фильмов знает, что легко мог меня побить, но, видимо, решил, что в такой день не стоит.

— Ладно, — ответил он со славной его кривой усмешкой. — Ты победила.

Он оглядел парадный вход и рога над дверью.

— Пойдем покончим с этим.

Мы так и сделали. Я прошла интервью, сдала экзамен, поступила. Восемь месяцев спустя, в начале осеннего семестра, я вошла в эту дверь под оленьими рогами уже как полноправная ученица шестого класса.


Скоро я убедилась, что рога тут, в СВАШ, — любимый символ. Они торчали с каждой стены. И на школьной эмблеме олень с вышитым под ним девизом «Festina lente» (да, я тоже тогда не знала, а это латынь и означает «Поспешай не торопясь»). В часовне те самые фрески, про которые я уже говорила, изображают сцены «чудесной охоты», когда святой Айдан сделал невидимкой оленя. Еще в часовне есть действительно древний витраж, там Айдан подносит палец к носу оленя (а тот глядит испуганно), как будто велит ему молчать. Я имела возможность как следует разглядеть и фрески, и витраж, потому что нас водят в часовню каждое утро, скукотища.

И не только скучно в часовне, а еще и ужасно холодно. Это единственный час за день, когда я рада, что ношу форму СВАШ. Эта форма состоит из черного войлочного плаща эпохи Тюдоров, он укутывает тебя до колен, спереди блестят золоченые пуговицы. На шее мы носим белый платок, словно семинаристы, а на талии — узкий ремешок из оленьей кожи, который следует завязывать особым способом. Из-под мантии торчат ярко-красные чулки, цвета артериальной крови. Выглядишь довольно глупо, но, по крайней мере, здесь, на севере, в Нортумберленде, такой костюм спасает от холода.

СВАШ, как вы уже, наверное, догадались, довольно-таки набожная школа. Мы с папой совсем не набожные, однако мы попросту не стали упоминать об этом в анкете. Наоборот, мы, пожалуй, постарались сделать вид, будто регулярно ходим в церковь. В то время я ведь и правда хотела поступить в эту школу. Папе предстояло провести ближайшие два года по большей части за границей, снимая диких животных для Би-би-си, и если бы я не попала в СВАШ, пришлось бы мне жить с тетей Карен — можете мне поверить, этого я не хотела ни за что. Директриса «Бювли» решила, что мне хватит мозгов для поступления в СВАШ, и она оказалась права. У меня к тому же фотографическая память, тоже пригодилось. Передать вам не могу, сколько раз я ею воспользовалась, пока писала тот вступительный экзамен. Конечно, знай я заранее, что случится в первом же семестре, я бы так не усердствовала. Я бы отправилась к тете Карен и слова не пикнув.

Помимо непрерывного хождения в церковь, у СВАШ полно других отличий от нормальной школы. Например, они именуют осенний семестр «Михайловым», весенний у них «Хилари», а летний — «Троицын». К тому же учителей мы должны называть не «мисс» и «сэр», а «брат». Наш классный мистер Уайтхед — «брат Уайтхед», а глава пансиона, мисс Петри — «брат Петри», что еще страньше. Директор, душевный такой, смахивающий на Санта-Клауса, — «аббат» или «отец настоятель». Как будто этого мало, братьям приходится носить диковинные мантии, похожие на монашеское облачение, перепоясанные узловатой веревкой. Многие братья — бывшие ученики, они все твердят о том, как оно было в СВАШ в их пору (судя по всему, точно так же — СВАШ такая древность, что меня бы удивило, если б там хоть что-то изменилось). Братья и сами-то древние, мне кажется, им всем хорошо за шестьдесят. Разумеется, это означает огромный педагогический опыт, но у меня зародилось подозрение, что сюда набирают старичье именно затем, чтобы никто из них никогда никому не приглянулся. Ни малейшей угрозы тех опасных отношений между учителями и учениками, о которых то и дело читаешь в интернете.

И спортивные игры тут тоже необычные. Мы не играли в заурядный нетбол, хоккей и футбол, здесь были приняты «пятерки» и большой теннис — на деревянном корте за полем. А само поле, именуемое участком Беды Достопочтенного [Беда Достопочтенный — бенедиктинский монах двойного монастыря Святых Петра и Павла в англосаксонском королевстве Нортумбрия (современный Джарроу).], огромнейшее, не использовалось для чего-то обыденного вроде футбола или хоккея — только для таких игр, как регби («реггер») и лакросс. У СВАШ имеется свой театр, но без современного освещения и декораций, настоящий якобинский «дом зрелищ» со свечами. Со свечами. Вместо немецкого и французского мы изучаем латынь и древнегреческий. Еда, кстати, опять же отличается от обычных школ — по-настоящему вкусная. Честно говоря, роскошная еда, словно из хорошего ресторана, вовсе не тот корм, что нам задавали в «Бювли-парк». На стол накрывают женщины из соседней деревни, они очень милые, однако именуются «подавальщицами». Но главное отличие СВАШ от нормальной школы в том — это вы уже могли сообразить, — что учеба здесь стоит целое состояние. Причем родители выкладывают эти несусветные деньги охотно, и я быстро поняла, за что они платят: не за то, чтобы их крошки насладились театром эпохи короля Иакова или бассейном олимпийских стандартов, они платят даже не за поразительную, глазам своим не веришь, красоту этих мест. Они платят за то, чтобы их дети отличались от всех прочих.