Я не без сожаления отставила чашку.

Шарлотта схватила мое платье и встряхнула его, точно она — матадор, а я бык.

— Золушке пора на бал.

Ни она, ни Бетти не выражали намерения уйти, так что выхода не оставалось: переодеваться при них, остаться в нижнем белье на глазах у посторонних. Видимо, так богатые и живут. Наверное, только дикари стесняются обнажаться перед другими. С их помощью я ввинтилась в платье — тут-то даже кстати вышло, что они остались. Мне припомнился фильм «Елизавета» и Кейт Бланшетт в роли королевы — стоит себе, растопырив руки, и предоставляет фрейлинам натягивать на нее и платье, и украшения, все. Потому-то богатые люди не уединяются, чтобы переодеться: их наряды так сложно устроены, что требуется помощь.

Когда я была одета, помощницы усадили меня перед зеркалом и занялись моими волосами. В удачный день мои черные волосы падают ровно и сияют, точно новый колокол, густая челка щекочет верхние веки, подрубленные пряди касаются плеч. Это был не самый удачный день: из-за дождя волосы начали слегка завиваться, но, как выяснилось, об этом я могла не беспокоиться. У Шарлотты имелись для меня идеи получше.

— Бетти потрясающе укладывает волосы.

И в следующие двадцать минут мне пришлось признать: Бетти и впрямь владела какой-то магией. Она завила мои волосы локонами, смахнула челку на одну сторону, выбивающиеся пряди вернула на место и подколола крошечными шпильками с розовыми бутонами в тон платью.

Я гадала, не займется ли Бетти и макияжем, но выяснилось, что это уж целиком мое дело. Горничная ушла — без сомнения, помогать кому-то еще, — а Шарлотта встала у окна, любуясь ночным пейзажем. Подергала ручку и сообщила мне:

— Кстати говоря, тебе следует знать, что Бетти — жена Идеала. И вообще стоит раз навсегда запомнить: никогда не сплетничай при слугах.

«Уж конечно, за пределами этого таинственного замка мне такое правило вряд ли пригодится», — подумала я. Мне чуточку было стыдно за мои слова, но если эта дурища вышла замуж за егермейстера, едва ли она услышала от меня что-то новое. Пытаясь отмахнуться от неловкости, я проворчала:

— Ну что ж, ей очень, очень повезло, вот и все, что я могу сказать.

Я взялась за обычную черную подводку для глаз, но замерла с карандашом в руках. Как-то это не подходило к новому платью. Подошла Шарлотта, прохладной рукой коснулась моей руки, заставила положить карандаш.

— Легче, — посоветовала она. Выбрала прозрачный кремовый оттенок. — Как насчет этого?

Я откинулась на спинку стула и предоставила ей все делать за меня. Десять минут спустя, посмотревшись в зеркало, я себя не узнала. Шарлотта верно сказала: платье оттенка увядающей розы усиливало румянец на моих щеках. Серые глаза Шарлотта подчеркнула кремовым блеском на веках, губы сияли коралловой помадой — в очень умеренных количествах.

Я преобразилась.

Из эмо — в королеву бала.

Из дикарки — в Средневековку.

Шарлотта прижала руки к груди.

— Господи боже мой! — воскликнула она (Средневековцы не божемойкают, а произносят все три слова отчетливо). — Ты выглядишь просто потрясающе.

Все-таки чертов «Дневник принцессы».

Глава 8

Я была рада, что так постаралась.

Мы спустились по этой абсурдной мраморной лестнице с огромными картинами на каждом шагу, прямо-таки замок Уэйн из «Темного рыцаря» [«Темный рыцарь» (2008) входит в новую трилогию о Бэтмене (в обычной жизни — Брюс Уэйн).]. Когда я вслед за Шарлоттой вошла в гостиную (нам к дверям даже притронуться не пришлось, двое лакеев распахнули их перед нами), я убедилась, что все одеты мегаформально, парни все до одного в черных длиннополых фраках, белых рубашках и галстуках-бабочках. На миг передо мной просто пятно расплылось, и я видела незнакомую элегантную компанию, но затем начала распознавать лица над этими непривычными костюмами. Я думала, разумеется, что мне предстояло познакомиться с родителями Генри и, вероятно, еще с кем-то из взрослых, приехавших в имение на выходные, но пока я видела только Средневековцев. Светловолосый Генри стоял, само собой, рядом с Ларой, подобравшей себе глубокий синий цвет. Пирс и Куксон говорили с высоким смуглым человеком, который стоял спиной ко мне, а у камина Эсме в наряде цвета плюща болтала с Шанелью.

С Шанелью.

Официант в черном фраке и галстуке с бабочкой протянул мне поднос — что-то пузырилось в высоких бокалах, — и я от изумления взяла этот напиток. Шерфонная Шанель. Она-то здесь как оказалась?

Неудивительно, что на уроке латыни она таращилась в окно: очевидно, была так же возбуждена-тире-восторженна, как и я, и по той же самой причине. Я толком не могла в это поверить. Шанель, я же знала, весь семестр доставалось куда хуже, чем мне. Я отхлебнула немного из бокала, просто чтобы чем-то себя занять, пока переваривала ее появление в Лонгкроссе, и напиток (очевидно, шампанское) оказался таким шипучим и горьким, что на глазах выступили слезы.

А дальше со мной приключилось второе за этот вечер потрясение. Смуглый парень, болтавший с Пирсом и Куксоном, обернулся, и это был Шафин. Я следила, как он легко общается, стоя в элегантной позе, чувствуя себя словно дома. Посреди какой-то фразы он поднял глаза и заметил меня. Глаза его сверкнули, расширившись в изумлении. Толком я не могла понять, что означал этот взгляд. Это непросто объяснить, но, кажется, он был удивлен не тем, что я тоже попала туда, — думается, он был удивлен тем, как я выглядела. Я так понимаю, выглядела я очень даже, и молодец, что так постаралась, — ведь сирены, Шарлотта, Эсме и Лара, самая красивая из них, выглядели потрясающе в дизайнерских платьях цвета драгоценных камней. Шанель тоже смотрелась очень неплохо в своем белом платье, хотя я была чертовски уверена, что Средневековцы сочли ее искусственный загар чересчур темным, а платье — самую чуточку слишком светлым. Я почувствовала, что смогу держаться наравне с ними всеми, — если Грир Макдональд это не под силу, та принцесса, чье отражение я видела в зеркале, справится. Я слегка задрала подбородок.

Признаться, Шафин тоже выглядел потрясающе в классическом фраке с белой бабочкой. Ростом он превосходил всех парней, и его темная кожа красиво контрастировала с накрахмаленной белой рубашкой и галстуком. В тот вечер он убрал со лба и зачесал назад длинные темные волосы, его лицо было по-настоящему красиво и благородно. «Принц Каспиан» [«Принц Каспиан» (2008) — второй фильм в цикле экранизации «Сказок Нарнии» Клайва Льюиса. Каспиан — законный наследник пришедшего в упадок королевства.], — подумала я. Он, несомненно, вписывался в эту компанию, но каким образом он тут очутился? Средневековцы травили его куда больше, чем любого из нас, прочих. Затем я пригляделась внимательнее к его позе, манерам, к тому, как он держал бокал. К этой невероятной легкости — и поджала губы. Он один из них, вот что. Я-то весь семестр его жалела, думала, его преследуют дразнилками насчет «пенджабского плейбоя», но это были всего лишь шутки, видимо, такой у Средневековцев юмор. В конце концов, говорили же, что Шафин — какой-то индийский принц. А я дура. Они, значит, все это время отлично корешились. Как было не почувствовать себя слегка обманутой? Хотя, собственно, с какой стати — Шафин учился в СВАШ с подготовительного класса, фактически вырос вместе со Средневековцами. И все же меня это слегка разочаровало — что он один из них. Он улыбнулся мне, а я не ответила ему улыбкой.

В восемь часов мы прошли в большой зал на ужин. Это было огромное помещение, потолки такие высокие, что фрески растворялись в темноте, свет от канделябров туда не проникал. Непременные оленьи головы смотрели на нас сверху вниз, рога отбрасывали на стены причудливые тени. Длинный стол накрывала снежно-белая скатерть, уставленная серебряными подсвечниками, хрустальными бокалами и такими серебряными пирамидами, на которых обычно подают пирожные, только на них лежали не пирожные, а фрукты.

Когда я отыскала свое место, отмеченное маленькой кремового цвета карточкой «Мисс Грир Макдональд» (почерк каллиграфический), один из лакеев подскочил, встряхнул и расправил салфетку и отодвинул для меня стул. Я уселась и увидела перед собой больше серебряных приборов, чем у нас с папой найдется дома, обыщи мы весь ящик с ножами и вилками. Видели фильм «Остаток дня» [«Остаток дня» («На исходе дня», 1993) — фильм по роману Кадзуо Исигуро, его действие, как и сюжет «Готсфорд-парка», разворачивается в начале тридцатых годов. На приеме, который готовил безукоризненный дворецкий Стивенс, британские аристократы вели переговоры с эмиссарами Гитлера.]? Тот момент, когда помощники дворецкого точно вымеряют расположение приборов на столе? Готова поспорить, что и размещение наших приборов до миллиметра выверял кто-нибудь из многочисленных слуг, кто теперь толпился в зале, распределившись по стенам и углам.

С трепетом я глянула на соседние карточки: не Генри (жаль), не Шафин (уже лучше), но с одной стороны Шарлотта, а с другой Пирс (сойдет, решила я). Но вот что странно: перед тем как мы расселись, я сосчитала приборы, всего их было девять, для шести Средневековцев и трех гостей. Это послужило затравкой для разговора с Пирсом, с которым мне прежде никогда не доводилось общаться. Я задала вопрос, который тревожил меня с самого прибытия в замок:

— А где же родители Генри?

Пирс схватил бокал чуть не до того, как слуга закончил наливать вино.

— В Лондоне, — сказал он. — У них дом на Кемберленд-плейс, прямо у Риджентс-парка, знаешь. — Он слегка хохотнул. — Забавно: Лонгкросс в Кемберленде, а лондонский дом на Кемберленд-плейс.

Слуга подошел снова, встал между Пирсом и мной, серебряными щипцами переложил идеально круглую булочку на самую маленькую из моих тарелок. Пока он возился, я успела осмыслить услышанное: