— Мы называемся берсеркерами бога Молота, и это означает, что мы вовсе не берсеркеры. В наше время этим словом называют любого свирепого воина, и в таком смысле мы берсеркеры. Однако во времена моего деда так именовали только приверженцев Одина, настоящих сумасшедших. Мы не такие, но не будет вреда, если люди станут думать иначе.

— А вы вообще чьи?

— Ты имеешь в виду бога или конунга?

— И того, и другого.

— Мы пришли с Зигфридом, потому что он платит за службу: предложил большую награду за девушку. Что касается бога, богов у нас много, но лично я ценю Тора, бога грома. Он куда проще и прямолинейнее вашего Одина с воронами. Никакого безумия, никакого чародейства, не надо вешать людей, принося их в жертву, просто делай, что велено, а не то получишь молотом по башке.

— В этом твоя философия?

— Не совсем. Я ношу топор, а не молот. О, вот и Фастар.

Викинги вернулись, все в поту и грязи после беготни по лесу.

— Нашли ее? — спросил Леший.

— Она исчезла, — сказал Фастар. — Ладно, открывай вино. Вели своему мальчишке принести вина.

Леший знал, что девушка понятия не имеет, в какой из сумок хранится вино, поэтому поднялся сам.

— Не стоит мальчишке знать, где я держу вино, благородные даны. Должно быть, вы, братья мои, очень доверяете своим рабам, если делитесь с ними своими секретами. Я сам буду прислуживать вам.

Фастар засмеялся.

— В Хордаланде у нас два сорта рабов. Первые достойны доверия. Им можно рассказывать о самом дорогом.

— А вторые?

— Мертвые, — сказал Фастар.

Викинги захохотали, а Леший только улыбнулся. На востоке говорят, что смех подобен семейному очагу — чтобы присоединиться, необходимо получить приглашение. Смеяться во все горло означает набиваться в друзья, решил он. Лучше реагировать на шутки сдержанно, чтобы не вызвать ни у кого негодования.

— Если бы мы на востоке убивали всех негодных рабов, то остались бы вовсе без них, — сказал он.

Он устроил целое представление, заставив Элис повернуться к нему спиной, пока он развязывал сумку с самым плохим вином. Достав две бутылки, он вернулся к костру. Сел, вынул деревянные пробки, вытащил промасленную пеньку, набитую вокруг для надежности.

— Угощайтесь, друзья, — сказал он, — пейте, сколько влезет.

— Двумя бутылочками нам точно не напиться, торговец, — заметил берсеркер с крысиным лицом, взял одну бутылку и запрокинул голову.

— Вы должны оставить что-нибудь и королю, — пояснил Леший. Наступила тишина, и он ощутил, как все помрачнели. Фастар поглядел на купца.

— Так ты друг нашего короля? — переспросил он.

— Второй отец, — подтвердил Леший.

— Отлично. В таком случае самое меньшее, что мы можем сделать, это отвести тебя к нему.

— Я должен ждать здесь своего защитника, — сказал Леший.

— Думаю, что Ворон скоро сам прилетит в лагерь, если только не найдет по дороге еще мертвечины, — сказал Фастар. — Вставай, Хастейн. Сван, бери мулов и мешки и возвращайся в лагерь. Я хочу сам привести к королю его дорогого друга.

— Я должен ждать здесь, — настаивал Леший.

Но его никто не слушал. Фастар взял его за руку, заставил подняться и повел вниз по склону, пока остальные грузили тюки на мулов. «Еще повезет, — подумал Леший, — если доведется снова увидеть товары».

— Я везу подарки для короля. Ничего не открывайте, — сказал он.

— Не будем, — пообещал Фастар, — пока не приведем тебя к королю.

Леший обернулся к Элис.

— Ну, что ты стоишь столбом, глупый мальчишка! — сказал он. — Скатывай ковер и как следует привяжи его. Если он снова упадет в грязь, я швырну тебя следом. — Элис стояла, ничего не понимая, и Леший догадался, что она не знает языка северян. Что ж, все будет выглядеть еще убедительнее, если он станет вести себя с ней грубо.

— Я сказал, бери ковер! — заорал купец.

Он схватил ковер за край, жестами изобразил, как скатывает его, и указал на мула. Элис все равно не поняла ни слова из того, что он сказал.

— Вот ведь скверный раб, только дает хозяину лишнюю работу! — заметил викинг с крысиной физиономией.

— А ты уверен, что это действительно мальчишка, торговец? — засмеялся Сван.

— Клади ковер на мула, — шепотом приказал Леший Элис. И добавил громко, для викингов: — Надо бы тебя отлупить, но с синяками от тебя будет еще меньше проку. Давай, грузи ковер на мула.

Элис принялась спешно скатывать ковер, а Леший издевался над ней, пародируя ее неловкие движения, корча рожи. Северянам все это казалось ужасно смешным, и Леший добился того, чего хотел. Он вызвал у викингов презрение к своему рабу, сделав девушку по-настоящему невидимой для них. Им казалось, что перед ними придурковатый парнишка, и они веселились, глядя на представление Лешего. Он внушил им образ глупого раба, и теперь этот образ затмевал для них все остальное. Это была та повседневная магия, которую он творил, только обычно делал это с противоположной целью: заставлял покупателя видеть нечто редкое и ценное там, где не было ничего редкого и ценного.

Леший развернулся к Фастару:

— Жду не дождусь теплого приема.

Дан улыбнулся ему.

— Мы к твоим услугам, — сказал он, указав на мерцающий кострами лагерь северян, который раскинулся в темной долине, словно зеркало, отражающее звездный небосвод.

Глава седьмая

ПРОБУЖДЕНИЕ

Элис была уверена, что не доживет до рассвета. Все, до самой последней мелочи, складывалось не в ее пользу. Мулы отказывались идти, тюки соскальзывали с их спин, она спотыкалась и падала в скользкую грязь на склоне холма, ноги онемели от холода, и она каждый миг ждала, что ее разоблачат.

Все это еще можно было перенести. Она воспитывалась в сельской местности, ей доводилось ночевать в лесах рядом с замком, вместе с дочерьми графа она спала под открытым небом, пила из ручья и охотилась. Тетушка научила ее стрелять из лука, правда, уверяла, что, когда доходит до охоты на оленей, Элис помогает не умение, а везение. Элис неправильно держала лук, неправильно заряжала стрелу, неправильно натягивала тетиву, она дергала рукой, спуская тетиву, однако, в отличие от всех остальных, попадала туда, куда целилась. В общем, она привыкла к тяготам жизни на природе. Зато она совершенно не привыкла к унижениям.

От испуга она сделалась неуклюжей, и каждый раз, когда поскальзывалась, когда мул отказывался сдвигаться с места, Леший становился запевалой в хоре насмешников. Самым жестоким был маленький викинг с крысиным лицом, который шел за ней, подталкивал ее копьем и все время хохотал. Никто и никогда не обращался с Элис так, и оказалось, что это очень трудно сносить. Слезы потекли по ее лицу, но это еще больше развеселило северян. В конце концов Леший пришел на помощь, заявив злобному крысенышу, который продолжал ее мучить, что, если с рабом что-нибудь случится, он потребует возмещения ущерба у его конунга.

Лагерь был ожившей картиной ада. Жестокие лица в шрамах и в грязи, освещенные пламенем костров, женщины и мужчины, которые совокуплялись, словно животные, пока другие, в паре шагов от них, ели из общих котлов или точили боевые топоры. Эта армия разоряла чужие земли много лет и больше походила на передвижной город. Дети, похожие на чертенят, сбивались в ватаги, переговаривались на своем странном языке, даже трогали Элис. Викинги все-таки захватили много хороших домов, однако воинов было столько, что все они не смогли в них поместиться. Поэтому повсюду были натянуты навесы, сложены шалаши из ветвей и травы, а многие вообще спали вповалку под одеялами и шкурами прямо под открытым небом. «Что же они делают в дождь?» — невольно подумала Элис. Викингов было так много, такое множество копий торчало из земли, столько щитов и топоров! Казалось, что этот лагерь действительно тянется, насколько хватает глаз.

Мулы ускорили шаг, воины шикали на детей, окликали товарищей. Они подошли к берегу реки, и Фастар заговорил с кем-то. Человек махнул на небольшой драккар, стоявший у берега. Судно слегка накренилось, к борту были приставлены мостки.

Викинг завершил переговоры и обратился прямо к Элис, но она не поняла из его речи ни слова.

— Давай, — сказал Леший. — Веди мулов на борт.

Элис хотела заговорить, объяснить купцу, что это просто невозможно. Она любила лошадей, успела повидать за свою жизнь немало мулов, поэтому знала, что они работают только на тех людей, которым доверяют. Мулы были еще умнее лошадей, их можно уговаривать, но не заставлять. Животные не пойдут на опасное судно по шатким мосткам, если их поведет она.

Элис ощутила, как ее охватывает стыд, а еще гнев и твердая решимость. Ноги болели, вся спина была в синяках от толчков и тычков. К ней вернулась та способность, какой она обладала в детстве, — способность улавливать чувства людей, слышать их характеры, словно музыкальные ноты, видеть их в цвете. Когда она была маленькой и пыталась описать свои чувства няньке, она сказала, что слышит «струны арфы сердца». Теперь это слащавое описание заставило ее, взрослую девушку, покраснеть от стыда. Но оно действительно передавало ощущение, и ощущение это становилось все отчетливее. Северяне были аккордом: выносливость, жестокость, щедрость, храбрость, юмор — созвучие было не очень сложным, ярким и казалось резким и холодным. Купец был гораздо сложнее. Стоило подумать о нем, и во рту появлялся привкус засахаренного миндаля, под которым угадывалось нечто гораздо более горькое и терпкое: чеснок, дым, уксус и деготь.