Хугин кивнул:

— Да, песни помогают сыновьям чтить нашу память. Я рад, что у тебя имеется подобный дар, Офети. Ты сложишь для меня песню о наших приключениях, чтобы я смог услышать ее в следующих жизнях.

Но Лешего больше волновали дела насущные.

— Мы сможем добраться на этой посудине до места?

Офети помотал головой.

— Это не морское судно, оно и на речное-то тянет с трудом. Его разобьет первой же более-менее высокой волной. Но, поверь мне, на побережье обязательно окажутся северяне. После такого побоища кому-нибудь непременно придется чинить корабль, кому-то нужно будет пополнить команду рабами или дождаться отставших товарищей. Мы найдем их на побережье и недалеко от реки.

Путники причалили к берегу и устроились на ночлег, а утром бросили лодку и пошли на восток. Через несколько часов они вышли к маленькой бухте. На берегу стоял драккар, люди возились с рулевым веслом на корме. Корабль был большой, длинный, низко сидел на воде, вот только резную голову с носа сняли. Викингов на нем оказалось человек двадцать, трое явно были ранены, они лежали на песке.

— Вот он, наш корабль, — сказал Офети и двинулся к воде.

— Стой, франк! — Викинги заметили его приближение. — Знай, что мы готовы к смерти, но еще мы готовы драться за свои жизни. Сюда тебе не пригнать своих лошадей, тебе придется сражаться пешим, как подобает мужчине. — Человек, сказавший эти слова, был рослым и худощавым. В одной руке он держал топор, но вот другая безжизненно висела вдоль туловища, и Хугин догадался, что она сломана.

— Братья! — прокричал Офети. — Я не франк, женатый на кобыле, я такой же боец, как и вы.

— Так ты из племени хордов! Я слышу по твоему выговору.

— До мозга костей, которые порядком промерзли. Можно мне погреть их у вашего костра?

— Ты прекрасно владеешь словом, друг, я вижу, ты остроумен. Подходи, присядь с нами, — проговорил еще один викинг из отряда.

Их приняли тепло. У викингов оказалась рыбная похлебка, и их накормили. Это были даны, которые торговали с народом хордов, поэтому они по-дружески отнеслись к трем путникам. Хугин заметил, что его они опасаются, поскольку распознали в нем колдуна, но он помог им, как только сумел: обработал раны, наложил шины на переломанные конечности, сделал примочки и перевязал тем, что нашлось. Викинги дружно признали, что сегодня счастливый день, раз они повстречались с такими людьми.

Пока Хугин работал, к нему подошел Офети.

— На пару слов, — сказал он, хлопнув Ворона по спине, как будто отпуская какую-то шутку.

Хугин поднялся и пошел за Офети к драккару — великан притворился, будто внимательно рассматривает рулевое весло и спрашивает мнения Хугина по поводу починки или замены.

— Я знаю этих людей, точнее, одного из них, — сказал Офети. — Это Скакки Долговязый. В наших землях он вне закона. Ему мало было просто торговать, он еще и воровал рабов, добрых людей хордов. Я отплачу ему за это смертью.

— Он нужен нам, он и его команда, — сказал Хугин.

— Знаю. Но вот что я тебе скажу: когда мы уже будем у самого берега, я убью его и его воинов.

— Их же двадцать.

— Да, и это значит, что я погибну. Но к тому времени их останется пятнадцать или даже меньше.

— Мы не сможем причалить без тебя. Я не мореход.

— Я сделаю это у самого берега. Как можно ближе. Если повезет, его люди прыгнут за борт и поплывут к берегу сами. Если же не прыгнут, ты тоже сможешь доплыть. Я не жду от тебя помощи в этом деле.

Хугин кивнул, однако он не мог допустить такого конца. Он должен убить Олега, сейчас убийство князя представлялось ему наилучшим способом опровергнуть пророчество, не позволить богу погибнуть от зубов Волка. Он постепенно уверился в том, что Олег и есть бог, обретший плоть. Вещий Олег был прославленным воином, покровителем поэтов и провидцев. Один был богом войны, поэзии и магии. И еще безумия. Медлить нельзя, значит, Хугину придется убить и Офети. И все-таки ему не хотелось. Этот викинг принес ему удачу. Может, Один послал его в благодарность за то, что Хугин отправил в его чертоги столько воинов? Офети показал ему, что Волка тоже можно уничтожить. Ворон коснулся меча. Если бы он понял это раньше, в монастыре Сен-Морис, все могло бы выйти по-другому. Когда Волк еще был человеком, его можно было убить. А теперь? Хугин сильно сомневался.

Может ли он просить Одина о помощи? Не предал ли он бога? Разве он не пытается спасти женщину, которая приманит к нему Волка? Но к кому еще ему взывать? К Локи? Слова промелькнули в голове раньше, чем он успел одернуть себя: «Повелитель лжи, друг людей, помоги мне достигнуть цели».

Рослый викинг подошел к ним.

— Мы пытаемся починить руль, но из сырой древесины ничего нельзя сделать. — Он похлопал по разбитому веслу. — В этом походе нам не везло. Когда мы встретили франков, у нас была сотня кораблей, но Арнульф — могучий король, он хорошо знает эти земли. Он провел конницу через болото и напал на нас. Я никогда не видел столько лошадей. Нас просто перебили, мы еле успели добраться до кораблей. А рулевое весло оторвалось, когда мы только причаливали. Здесь полно отмелей.

— Неужели после таких испытаний вы не можете похвастаться добычей? — спросил Офети.

— Ничего не взяли. Вот только их, этих рабов мы схватили ниже по течению.

Хугин поглядел в ту сторону, куда кивнул викинг, и увидел двух человек, связанных спиной к спине. До сих пор он не замечал их. Один был крестьянский парень, жестоко избитый, едва живой. А вот второй оказался действительно примечательным типом: высокий, мускулистый, а кожа у него была такая, будто он жил под водой, — бледная, словно рыбье брюхо. Волосы у него были огненнорыжие и торчали во все стороны.

— Мальчишка, скорее всего, загнется, а вот за взрослого на рынке можно будет выручить неплохую сумму.

— Давай-ка я посмотрю руль, — предложил Офети. — Мне доводилось строить корабли, мне кажется, отремонтировать его будет нетрудно. Можно снять доски с палубы, разобрать лодку, на которой мы пришли сюда, если она, конечно, еще там, где мы ее бросили.

— А ты мне нравишься! — сказал Скакки, хлопая Офети по спине. — Я рад, что ты будешь с нами. Может быть, ты принесешь нам удачу!

Глава шестьдесят пятая

ЛЕД

Жеану казалось, что сердце превратилось в остывающий камень, его недавно сильное тело сделалось бесполезным грузом, который Элис навьючила на спину лошади. Мир бледнел. Зрение покинуло его, а теперь и ночные звуки, недавно такие отчетливые и многочисленные, как будто затихли, доносясь откуда-то издалека. Обоняние, то чувство, которое было у него даже сильнее зрения, теперь притупилось. Ароматы, к которым он успел привыкнуть: влага в лесном ветре, сложные запахи лугов, дегтярная вонь далеких океанов, миллионы оттенков гнили на болоте — покинули его. Вместо них вернулась жалкая палитра человеческих чувств.

Элис позвала лошадь, крупную кобылу в яблоках. Лошадь рысцой выбежала из леса и терпеливо дожидалась, пока Элис посадит Жеана верхом.

Они вдвоем двигались на север до побережья, а затем повернули на восток. Элис с легкостью находила путь в большом лесу — ее вела руна, сияющая, словно маяк. В начале их пути остальные лошади, которых Элис увела у Ворона и его товарищей, шли за ними. Но потом Элис вскинула руку, отпуская их, и они скрылись где-то в лесу.

Оказалось, что физически Жеану очень трудно путешествовать, почти невозможно. Тело зудело от каждого движения лошади, конечности болели, все мышцы дрожали от напряжения. Разум вернулся к нему, и он часто рыдал, вспоминая то, что успел натворить, людей, которых убивал.

Элис постоянно была рядом.

— Не хочешь на минутку снять камень?

— Я больше не могу убивать.

Она кивнула. С тех пор как руны снова поселились в ее сознании, девушка, какой она была когда-то, превратилась в отблеск света внутри нее, в радугу, которая появляется на мгновение, когда солнце выходит из-за туч, а затем исчезает.

Когда Элис окончательно пришла в себя, то затосковала по нему, по его голосу, его прикосновению, однако голос исповедника слабел, руки и ноги стали такими же бесполезными, как сухие ветви для дерева.

Элис понимала, что по суше они далеко не уйдут. Она ощущала присутствие в лесу людей, глядящих из темноты, и она протягивала к ним руки, чтобы отослать прочь, столкнуть в бездну безумия, или же отводила им глаза, не позволяя увидеть себя. Она почувствовала северян на побережье раньше, чем увидела их: потрепанный, оборванный отряд нашел укрытие в узком заливчике; викинги прятались там от франков, которые перебили бы их не раздумывая, если бы нашли. В отряде были раненые и люди, от которых пахло разложением и смертью. Элис внимательно рассмотрела их лагерь. Они были так напуганы, что даже не осмеливались разводить огонь. Их корабль лежал на боку, хоть немного защищая их от моросящего дождя.

Элис велела лошади уходить. Затем она взяла исповедника на руки и побрела через заросли дрока к узкой полосе песка, призывая к себе на ходу одну руну, живущую в сознании, ту руну, которая нашептывала об океанских глубинах, тайнах и тенях. Затем она опустила исповедника на песок и поела вместе с северянами у их костра. Никто не замечал ни ее, ни исповедника, потому что она не хотела, чтобы их замечали.