— Все эти слухи сильно преувеличены. Могу признаться откровенно: я сильно разочаровал своего отца.

— Это я тоже слышал, — подтвердил Хемминг. — И если бы я верил хотя бы половине той чепухи, которую болтают провидцы, я бы повесил тебя немедленно, на свой страх и риск. — Конунг замолк и призадумался, а затем поглядел Вали в глаза. — Пойми, в чем состоит сложность. Твой отец сильно болен.

Вали постарался ничем не выдать своего замешательства. У него не получилось.

— Да, я знаю и это. Вместо него правит твоя мать. Поэтому в данный момент ты особенно важная персона. Однако, если кто-то из твоих кузенов или дядюшек захватит престол, ты сделаешься, с одной стороны, менее значимым, а с другой — более. Ты важен примерно как гири на весах купца, однако я не сомневаюсь, что новый конунг хорошо заплатит за то, чтобы тебя вернули домой, живого или мертвого. С другой стороны, если я дам тебе несколько кораблей для возвращения твоих собственных земель, тогда большинство твоих сородичей пойдет за тобой, и я, если удача улыбнется, получу еще одного конунга за морем, который будет платить мне дань, принеся, конечно, клятвы верности. Говорят, что я люблю в делах быстрый результат. А Двоебород очень хотел бы повстречаться с тобой снова. Значит, ты все-таки ценная персона.

Вали раскрыл рот, собираясь заговорить, однако Хемминг вскинул руку, призывая его к молчанию.

— Что я собираюсь делать? У меня и без тебя хватает забот. — Он покачал головой. — Я ищу предлог, чтобы тебя отпустить, но не нахожу.

— Я много ем, и оставлять меня здесь накладно, — подсказал Вали.

Он старался держаться непринужденно. Пусть он никак не может повлиять на конунга, зато может быть самим собой.

Хемминг улыбнулся. Священник встал и зашептал что-то конунгу на ухо. Конунг слушал с бесстрастным лицом, а королева тем временем спросила, понравился ли Вали мед.

Священник снова опустился на колени.

— Ты важная фигура, — проговорил Хемминг. — Это я понимаю и без слов провидцев и колдунов. Это подсказывает здравый смысл. Сын и наследник прославленного воина — хорды, конечно, захотят видеть на престоле тебя, если в тебе имеется хотя бы капля боевой удали старика. Мой священник советует тебя убить. — Конунг указал на человека в мешковатой рясе, который тут же зарделся от смущения. — Его религия считает всех, кто практикует искусство сейдра, опасными. По удивительному совпадению, с запада до меня доходят слухи, которые также подталкивают меня к мысли, что тебя необходимо убить. Хаарик хочет принести тебя в дар северным шаманам. Ради этого он и приходил за тобой.

— Он приходил за золотом, — возразил Вали.

— Это вряд ли. Он наверняка знал, что Двоебород надежно припрятал свои богатства, в особенности уезжая из дому. К чему устраивать набег, рискуя развязать войну с ригирами, когда имеются западные племена, неспособные добраться по воде даже до соседей, не говоря уже о том, чтобы пускаться в недельное плавание?

— Я…

— И почему на трех кораблях? У Хаарика их, между прочим, шестьдесят. Ну, ладно, пятьдесят восемь, раз уж вы захватили парочку. Но что можно сделать с тремя кораблями? Ударить и бежать, больше ничего. Если Хаарик решил, что Двоебород настолько глуп, чтобы оставить свои сокровища на берегу, тогда это не тот Хаарик, которого я знаю. Он ехал за людьми, если не за тобой, то за тем, кто тебе дорог. Именно по этой причине он забрал девушку.

— Как он узнал о ней?

— Откуда мне это может быть известно? — Хемминг пожал плечами. — У Хаарика не так много лазутчиков, но у него, без сомнения, имеются свои способы.

— Ни один ригир не опозорит своего господина, шпионя в пользу врага.

— Еще как опозорит, — ответил Хемминг. — Или проболтается по пьяному делу на рынке, или сболтнет ненароком купцам. А некоторые из тех, кто вынашивает собственные планы, могут зайти еще дальше.

— Назови имя предателя, и он умрет, как только повстречается мне.

Хемминг покачал головой.

— Согласись, что никто на моем месте не ответил бы тебе. Но факты таковы: Хаарику нужен ты. Это я сам слышал. Именно ты. Вот почему ты снова становишься важной персоной. Если подумать, я вполне мог бы позволить тебе воспользоваться его гостеприимством. С другой стороны, допустим, я так и сделаю, но ведь всем известно, что и у конунга Аудуна имеются свои вороны, а уж у твоей матушки Ирсы их целая стая. Если я отдам тебя Хаарику, то разгневаю твоего отца. И пусть я уверен, что со своей дружиной сумею раздавить хордов, если начнется война, я также нисколько не сомневаюсь, что твой отец заставит нас дорого заплатить за победу. Может быть, он болен, а может быть, это просто уловка. Как бы там ни было, мне кажется весьма вероятным, что он вдруг чудесным образом исцелится и продемонстрирует свое непревзойденное умение находить на поле битвы вражеского конунга. — Хемминг поглядел на своих телохранителей. — И мне не хочется повстречаться с таким прославленным конунгом, с непобедимым, как считают многие, воином и уничтожить легенду.

— Конунги созданы для славы, а не для долгой жизни, — произнес Вали всем известные слова.

— Но твой отец, кажется, сумел обрести и то, и другое. И требуется по-настоящему храбрый воин — хотя нет нужды говорить, что я давно уже ищу достойного соперника, такого, как твой отец, — по-настоящему храбрый воин, чтобы все это оборвать.

— Я повторяю тебе: Аудун скорее тысячу раз позволит мне умереть, чем даст тебе или Хаарику хотя бы монетку выкупа. Я не настолько важен. Он всегда может назвать другого наследника.

Хемминг похлопал себя по коленке.

— Не согласен. Ты очень даже важен. Потомок Одина и все такое. Кстати, что ты делал на северо-востоке?

Вопрос, как и предполагалось, удивил Вали.

— Ничего. Однажды я бывал в набеге на западе, но дальше не уезжал.

— А в землях китового народа? На Вагое, волчьем острове, или в той местности, которую называют Ультима Туле?

Вали знал старинное название островов на краю обитаемого мира. И пожал плечами.

— Что тебе известно о волчьем острове? — спросил Хемминг.

— Ничего.

— Примерно год назад где-то там взяли в плен сына Хаарика. Интересно, не имеет ли этот случай отношения к нынешнему?

— Каким образом?

Теперь Хемминг пожал плечами.

— Хаарик любит сына, хотя я никак не пойму, почему. Мальчишка просто идиот. Ну, я не знаю. Всегда ходили слухи, что у китового народа на островах спрятаны несметные сокровища, вероятно, он отправился за ними. Он действительно редкостный дурак.

— Почему?

— Потому что жители крайнего севера бедны как пророки. Нет у них никаких сокровищ. Я отправлял туда своих людей, но там только холодные плоские камни, и больше ничего нет. Но зачем бы туда ни подался сынок Хаарика, он исчез, а Хаарик хочет его вернуть. Однако вместо того, чтобы идти за ним на север, Хаарик нападает на ригиров. Как-то все это бессмысленно.

Вали разволновался. Он допил мед, и королева поднесла ему еще.

Хемминг продолжал:

— Он мог бы заполучить тебя, но, если уж совсем откровенно, Хаарик отправился в набег, несмотря на мои возражения, поэтому я вовсе не собираюсь его награждать, отдавая то, что он искал. Что же делать, что же мне делать?

— Я хочу найти девушку, которую ищу, а потом стать крестьянином, — сказал Вали. — Я не хочу никем править.

Хемминг фыркнул.

— Ну, скоро ты поймешь, что в этой жизни твои желания редко совпадают с возможностями, в особенности если ты конунг. Если я тебя отпущу, ты станешь конунгом или погибнешь. Ведь кто бы ни стал конунгом вместо тебя, он не захочет, чтобы сын Аудуна прятался, словно волк в норе. Ты умрешь, и заодно вся твоя родня, не пройдет и года. Хочет он! Мало ли кто чего хочет! Я вот не хотел, чтобы ты сюда являлся. Если бы ты проехал через Хайтабу, не объявив во всеуслышание, кто ты такой, я бы тебя сюда не пригласил.

— Мы боялись, что на нас нападут местные жители.

— Хайтабу самый большой порт в мире, — сказал Хемминг. — Люди здесь постоянно видят чужаков. Можно приезжать и уезжать сколько угодно. Это тебе не жалкий крестьянский двор, где приходится трубить в рог, чтобы тебя не приняли за разбойника и не вздернули на месте.

Вали злился, ощущая себя дураком. Ну почему Двоебород не приказал одному из тех священников — они вечно сидели рядом с ним, записывали его приказы, чтобы те не позабылись, не потерялись и не оспаривались, — научить его разговаривать как Хемминг? Пусть бы даже ему пришлось за это становиться на колени перед их богом, не веря в него.

— Если ты меня отпустишь, я поклянусь тебе в вечной дружбе.

— Ясно. Об этом я уже думал. Я был бы дураком, если бы отпустил тебя без подобной клятвы, — заметил Хемминг. Он снова улыбнулся Вали. — Между прочим, если бы ты со своими друзьями умудрился случайно погибнуть, многие трудности разрешились бы сами собой.

И снова на лице Хемминга не отразилось даже намека на угрозу, хотя Вали понимал, что опасность гораздо больше, чем следует из слов конунга. Но он человек деловой и рассудительный. Двоебород бы на его месте орал на Вали или заискивал перед ним.

— Если светлейший конунг отпустит меня, я изо всех сил постараюсь исполнить его пожелание, — сказал Вали. — Я собираюсь отправиться к Хаарику и потребовать девушку обратно.

Хемминг засмеялся.

— Только требуй, когда насадишь его на копье, иначе ты вряд ли услышишь благоприятный ответ. Но все равно Хаарик домой не возвращался, поэтому здесь ты его не найдешь.

— Куда он отправился?

Первый раз за все время Хемминг, кажется, рассердился.

— Хочешь, чтобы я тебе сказал? Чтобы ты отправился вслед за ним и убил человека, который помогает наполнять мои сундуки золотом и серебром? Если уж ты, князь, собираешься сделать из меня своего ворона, то для начала неплохо бы бросить мне горсть зерна!

— Мне нечего дать.

Хемминг отвернулся от него.

— Нечего, — повторил он. — Тебе нечего дать? Отправляйся к себе. До завтрашнего вечера я решу, что с тобой делать: убить, продать или оставить здесь.

Он протянул руку, и священник отдал ему пергамент. Королева Инга забрала у Вали рог с медом, а стражник вывел его из большого зала.

Глава 31

ПЛАН

Возвращаясь от Хемминга, Вали наткнулся на Браги с Фейлегом, которые рассматривали небольшую гавань. Волкодлак на фоне могучего Браги казался едва ли не хрупким мальчиком.

— Похоже, воинов Хемминга терзает изрядная жажда. Как думаешь, нам перепадет по глоточку? — проговорил Браги, когда Вали подошел ближе.

По приказу Скарди цепь, преграждавшую вход в гавань, опустили, чтобы смогла пройти приземистая лодка с пятью большими бочонками вина. Браги заметил, что все поселение только об этих бочонках и говорит. Пока Вали был у Хемминга, из города прибежал мальчишка с сообщением: Велес Либор шлет конунгу свое лучшее вино, небольшой подарок в благодарность за то, что конунг делает для жителей Хайтабу, — так сказал гонец.

— Это он извиняется, — решил Вали.

— Именно так, — согласился Браги.

Оба они понимали, в чем истинная причина щедрости Велеса: Хемминг узнал, что купец принимал у себя чужаков, не поставив его в известность. Конечно, по такому обвинению его не повесят, однако и по головке не погладят. Как только Велесу попалось хорошее вино, он поспешил отправить его конунгу, чтобы задобрить Хемминга на тот случай, если правитель осерчает.

— Я сильно удивлюсь, если этого окажется достаточно, — продолжал Браги. — Вот Аудун запросто снес бы ему голову за такой проступок, если бы оказался в тот момент в дурном настроении.

— И поступил бы как круглый дурак, — заметил Гирт, говорящий по-норвежски торговец, которого приставили присматривать за пленниками. — Ни у кого в торговом мире нет таких связей, как у Велеса. На ту дань, какую он платит, конунг покупает немало кольчуг и клинков. О, смотрите! Это Стирман, скальд! И откуда они его притащили? Стирман! Эй, Стирман!

Сходивший на берег человек помахал им рукой. Он был высокий и стройный, правда, с испитым лицом, и под мышкой держал ничем не прикрытую лиру. Вали решил, что этот человек ставит свою репутацию скальда выше исправности инструмента, который помогает ему заработать на кусок хлеба. Все скальды, которых доводилось видеть Вали, вели себя точно так же. Наверное, им приходится так рисоваться, чтобы иметь успех у публики.

— Велес прислал за мной на восток самую лучшую лодку, — прокричал скальд, — чтобы я довез сюда его вино.

— Песнь! Песнь!

— Вечером, — пообещал скальд, — когда мед будет литься рекой и все мы как следует напьемся!

Вино сгрузили с лодки на берег, после чего несколько воинов покатили бочонки к большому залу, а народ стекался со всех сторон, чтобы взглянуть на Стирмана. Вали уже видел скальдов, даже нескольких по-настоящему прославленных, но они не пользовались такой популярностью, как этот. И Вали понял, почему, по тем просьбам, какие раздавались из толпы:

— Спой нам об Офейге Продажном и Иваре Конском Члене!

Какой-то молодой человек прокричал:

— Мы победим тебя в перебранке. Тебе не выиграть состязания, тебя воспитывали с девчонками! — При этом он хохотал, но весьма благодушно.

— Я боюсь вступать с тобой в перебранку, мой юный друг. У тебя яйца звенят. Вдруг они зазвенят прямо во время состязания, тогда я собьюсь и забуду, что хотел ответить. Дзинь-дзинь!

Это показалось всем ужасно смешным, гораздо смешнее, чем показалось Вали. Но скальд, похоже, и впрямь неплохой, а если он еще и мастер перебранки, послушать его будет любопытно. Иногда люди идут за много миль, чтобы померятся силами с такими, как Стирман. Говорят, хороший скальд может победить в перебранке сотню противников за один вечер, наградив каждого своим оскорбительным прозвищем, да еще и зарифмованным.

Вали поглядел на цепь, затем на реку за ней. Ту тоску, которую он ощущал в душе, было невозможно выразить словами, она была похожа на голод, на боль в животе.

Необходимо найти способ выбраться отсюда. Но даже если он сбежит из поселения, Хемминг без труда выследит его. Его поймают, а если он побежит по берегу, убьют перепуганные крестьяне. По воде двигаться легче, но все равно опасно; если повезет, он раздобудет лодку, хотя это и непросто. До моря довольно далеко, а ветра нет. Любой драккар нагонит его раньше, чем он выйдет в море.

Вали вернулся в сумрачный дом и сел там. В доме не было никого, даже кухарка ушла. Все побежали на берег поглядеть на скальда. Вали вынул из горшка вареное мясо. И в следующий миг к нему пришло решение.

Сегодня вечером, когда скальд устроит представление, он получит единственный шанс. Но просто бежать недостаточно, необходимо сделать что-то такое, что помешает им пуститься в погоню. Если даны решат, что он погиб, то не станут преследовать. Человек-волк похож на него как две капли воды. Вали постучал костью о горшок, стараясь придумать другой способ вместо того, который напрашивался сам собой. Но не смог. Вали придется убить Фейлега, переодеть в свою одежду, а уже потом бежать. Но и тогда успех не гарантирован — Хемминг, разумеется, будет всем напоказ искать убийц гостя, однако вовсе не так старательно, как искали бы самого Вали.

Он продумал план в деталях. Необходимо достать для себя датскую одежду. Стражники будут пьяны, и все их внимание будет приковано к скальду. Вали решил, что сможет пройти мимо них. Одежду украдет человек-волк. А когда он придет с вещами к Вали, тот его убьет. Вали мысленно повторил эти слова, чтобы сосредоточиться на цели; «Я его убью». Он понимал, что это самый лучший способ. Однако на ум все время приходило то видение: пещера, тело волкодлака, изогнутое в форме странной руны, его собственное тело и тело Адислы, изломанные так же. Его не отпускала тревога. Что будет, если он оплошает? Человек-волк убьет его самого, и Адисла останется одна.

Браги говорил ему, что его отец, Аудун, славится своей хладнокровной рассудительностью: он продумывает, что необходимо сделать, а потом делает, не вспоминая о чувствах и привязанностях. Разве сам он не слышал, как однажды отец взял с собой девять воинов и пошел к горным ведьмам, зная, что ведет их на смерть? Воины были ему нужны, поэтому он взял их. А человек-волк Вали даже не родня, а всего лишь преступник, убивший много людей.

Оружие Вали оставили — отнять его означало бы проявить чудовищное неуважение и признать, что даны боятся своего «гостя». Ему приходилось снимать меч, только когда он входил в большой зал Хемминга. Вали вспомнил песчаный берег, волка, прыгающего за лодкой по воде, и подумал, что мог бы тогда его утопить. Ему и в голову не пришло, что тот, из-за кого он рискует жизнью, может его спасти. Наверное, это судьба — спасти волкодлака ради того, чтобы затем спастись из плена самому, решил Вали.

Когда мысль укоренилась в сознании, он начал искать оправдания тому, что собирался сделать. Фейлег опасен. Он поставил их под удар своим поведением в городе. Он привлекал к ним внимание, куда бы они ни шли. Но хуже всего то, что он питает к Адисле некоторые чувства, отчего Вали выходит из себя. Сможет ли он доверять Фейлегу, если они найдут девушку? Нет. Он видел, каким взглядом сверлит его Фейлег, он почти осязал его неприязнь к себе. Фейлег хотел, чтобы Вали умер, но нуждался в нем, чтобы найти Адислу. Вали не сомневался в том, что, как только дело будет сделано, Фейлег набросится на него.

«Я волк», — любил повторять волкодлак. Значит, и обходиться с ним надо как с волком.

Однако Вали вовсе не нравилось то, что он собирался сделать. Он повторял себе, что в этом его единственный шанс. Возьмет ли он с собой Браги? Ну разумеется. Хотя бежать одному было бы гораздо разумнее, Вали не смог бы убить сородича или бросить его на верную погибель. Он отправился в путь, чтобы отыскать Адислу, но он сделал бы то же самое и для Браги. Пусть он считает старика занудой, однако с этим занудой его связывают родственные узы, и одного этого достаточно, чтобы отбросить всякие сомнения.

Вали начал дремать, позволяя знакомым запахам дома унести себя обратно в детство, к очагу Дизы. Он вспоминал Адислу, тепло ее тела, когда долгими зимними вечерами она сидела рядом с ним, слушая старинные легенды о гномах, делавших драгоценные украшения для богов, или о воинах, вечно сражающихся после смерти. Были и другие истории, куда лучше, рассказы о деревенской жизни, о том, как Диза в отместку за побои одурачила мужа и тот сам отхлестал себя крапивой по заду; о том, какие шалости они устраивали в детстве; о том, как ригиры страдали, боролись и спасались бегством, пока удачные браки и торговля не принесли мир — во всяком случае, так они думали, — в их земли. Чтобы найти Адислу, чтобы она снова сидела рядом с ним вечерами, слушая рассказы у очага, он готов убить тысячи волкодлаков, снять с них шкуру и подвесить на собственных кишках на потеху воронам.

Все, что требуется сейчас, — дождаться сумерек.