М. Дж. Роуз

Феникс в огне

Эта книга посвящается моему замечательному редактору Маргарет О'Нейлл Марбери, убедившей меня в том, что я смогу подняться на эту гору. А также Лизе Такер и Дугласу Клеггу, прекрасным писателям и друзьям, которые в трудную минуту бросали мне спасательный круг.

Я просто убежден, что какая-то часть сознания и души человека не подчиняется законам пространства и времени.

Карл Юнг

ГЛАВА 1

Они придут, вернутся снова, пока вращается земля.

Он не срывал с деревьев листья. Неужто он загубит человеческую душу?

Редьярд Киплинг

Рим, Италия. Шестнадцать месяцев назад

Джош Райдер прильнул глазом к видоискателю и навел фотоаппарат на охранника, спорившего с молодой мамашей. Волосы этой дамы были выкрашены в такой огненно-рыжий цвет, что ее голова была будто объята пламенем. Осмотр коляски быстро выходил за рамки обычной рутины, и Джош подошел ближе, чтобы сделать еще один снимок.

На самом деле фотограф просто убивал время в ожидании прибытия делегации видных политиков из нескольких ведущих мировых держав, которым на сегодняшнее утро была назначена аудиенция у Папы. Однако он уже начинал беспокоиться, наблюдая за этой сценой. Вокруг толпились другие журналисты и зеваки. Публика не обращала внимания на спор или теряла терпение, наблюдая за ним. По всему миру ежедневно и ежечасно происходят обыски, но опасность все равно постоянно угрожает жизни каждого человека. Она похожа на въевшийся запах дыма.

Вдалеке раздался звучный звон колокола. Призыв верующих на молитву никак не сочетался с пронзительным голосом молодой женщины, которая никак не могла успокоиться. Вдруг она с силой толкнула коляску прямо на охранника. В этот момент Джош добился той самой четкости изображения, которую он называл идеальным кадром. Именно такие снимки с жадностью хватают газеты, именно такого рода конфликты издатели жаждут увидеть на пленке.

Райдер услышал грохот.

Затем сверкнула вспышка голубовато-белого света.

В следующее мгновение мир взорвался.

Юлий и его брат укрылись в тени алтаря и шепотом обсуждали последнюю часть своего плана. Оба держали руки на рукоятках кинжалов, готовые к тому, что в любой момент из темноты могли выскочить воины императора. В Риме, в год триста девяносто первый от рождения единого Бога, языческие храмы уже перестали служить защитой и укрытием своим жрецам. Обращение в христианскую веру теперь происходило не по доброй воле, а согласно высочайшему указу. Сопротивление считалось преступлением, наказанием за которое была смерть. Кровь, пролитая во имя церкви, называлась не грехом, а лишь ценой победы.

Братья договорились, что Драконт останется в храме еще на час, а затем встретится с Юлием у гробницы, расположенной рядом с городскими воротами. Пышная погребальная процессия, устроенная сегодня утром, явилась отличным отвлекающим ходом, и все же братьев не покидало беспокойство. Все зависело от того, насколько гладко пройдет последняя часть плана.

Юлий накинул капюшон, скрывающий лицо, прикоснулся к плечу брата, попрощался с ним, пожелал удачи и крадучись вышел из базилики. Он держался в тени стен на тот случай, если кто-то следил за храмом. Вдруг послышался приближающийся топот копыт и стук колес по булыжной мостовой. Юлий прижался к каменной стене, застыл и затаил дыхание. Колесница проехала мимо.

Он пошел дальше, уже добрался до края портика, и вдруг тишину разорвал сердитый крик, раздавшийся у него за спиной и похожий на внезапный камнепад:

— Покажите мне, где сокровищница!

Именно этой катастрофы Юлий и его брат боялись больше всего. Именно ее они обсуждали так долго. Драконт дал ясно понять, что Юлий должен довести дело до конца, даже если храм подвергнется нападению. Ему ни в коем случае нельзя было возвращаться, чтобы помочь брату. Сокровища, которые предстояло спасти Юлию, были важнее человеческой жизни, даже пяти, да что там пяти — важнее пятидесяти жизней.

Но тут прозвучал острый как бритва крик, проникнутый болью. Юлий забыл обо всем и бегом вернулся в храм, к алтарю.

Его брата не было там, где он с ним расстался.

— Драконт?

Молчание.

— Драконт?

Где же он?

Юлий медленно прошел по боковому проходу храма, погруженного в темноту, затем свернул в следующий. Он нашел Драконта лишь тогда, когда споткнулся о его тело, распростертое на полу.

Юлий подтащил Драконта ближе к мерцающим факелам. Кожа брата уже приняла мертвенно-бледный оттенок. Под распоротым одеянием была видна шестидюймовая горизонтальная рана на животе. Она пересекала вертикальный разрез, доходивший до самой промежности.

Юлий ощутил приступ тошноты. Ему уже приходилось видеть выпотрошенные тела людей и животных. Обычно он удостаивал их лишь мимолетным взглядом. Но одно дело — животные, принесенные в жертву, воины, сраженные в бою, казненные преступники, и совсем другое — Драконт. Это была кровь самого Юлия.

— Ты не должен был возвращаться, — прошептал брат.

Он с трудом выдавливал слоги, как будто те застревали у него в горле.

— Я отправил его в подвал искать сокровища. Я надеялся, но он меня все равно пырнул. Однако у нас есть время бежать… скорее… скорее!

Драконт попытался подняться и сесть. При этом внутренности вывалились из его распоротого живота.

Юлий заставил брата лечь.

— Сейчас нам нужно уходить… скорее… — Голос Драконта становился все слабее.

Юлий сильно надавил на края страшной раны, чтобы остановить кровотечение. Ему страстно хотелось, чтобы вывалившиеся внутренности вернулись на место, рассеченные нервы, кровеносные сосуды и ткани срослись, однако добился он только того, что его руки оказались перепачканы горячим липким месивом.

— Где девственницы?

Этот голос ворвался в храм без предупреждения, подобно извержению Везувия. За ним последовал громовой хохот, раскатившийся по всему замкнутому пространству нефа.

Сколько же здесь воинов?

— Давай лучше искать то добро, ради которого мы сюда пришли, — послышался второй голос.

— Подожди, сначала я хочу насладиться хотя бы одной девственницей. Где эти целомудренные шлюхи?

— Сначала сокровища, похотливый ублюдок!

Снова прогремел смех.

Значит, сюда пожаловал не одиночка. Храмом овладел целый легион.

Воины громко переговаривались между собой. Их разговоры перемежались криками, ругательствами и требованиями пролить кровь.

Что ж, пусть они обыскивают храм, пусть тратят впустую силы. Эти люди пришли слишком поздно. Здесь не осталось язычников, которых можно было бы обратить в истинную веру. Здесь нечего грабить, поскольку сокровищ больше нет, и здесь некого насиловать. Все женщины или уже убиты, или надежно спрятаны.

— Нам нужно уходить, — снова прошептал Драконт и попытался приподняться.

Брат задержался здесь, желая убедиться в том, что все остальные успели благополучно покинуть храм. Ну почему он, почему Драконт?

— Тебе нельзя двигаться. Ты ранен, — вырвалось у Юлия.

Он не знал, как сказать брату о том, что половина внутренних органов уже находится за пределами его тела.

— Тогда брось меня. Ты должен ее найти. Надо спасти ее и сокровища. Никто, кроме тебя…

Теперь речь шла уже не о священных реликвиях, а о тех людях, которые отчаянно в нем нуждались, — о женщине, которую он любил, и о его родном брате. Судьба требовала от Юлия принести в жертву одного из них ради спасения другого.

«Я не могу допустить, чтобы она умерла, и не могу бросить тебя умирать».

Однако как же он сможет жить с этим решением, каким бы ни был его выбор?

— Глядите-ка, что я тут нашел, — послышался голос какого-то воина.

Величественный зал наполнился злорадными воплями, но весь этот гвалт перекрыл один пронзительный вопль. Кричала женщина, объятая ужасом.

Юлий на четвереньках выбрался из прохода, спрятался за колонной и всмотрелся в полумрак нефа. Тела женщины он не разглядел. Видны были только ее бледные ноги, которые бились в страшных судорогах. Воин, взобравшийся на нее, раскачивался так усердно, что под женщиной уже натекла лужица крови.

Кто эта несчастная? Она забрела сюда в надежде найти в старом храме укромную гавань, но обнаружила, что попала в ад? Можно ли ей помочь? Напасть на воинов, сыграв на внезапности? Нет, их слишком много. Юлий насчитал по меньшей мере восьмерых. Мерзкая забава привлекала к себе внимание, и все новые воины, оставив на время поиски сокровищ, стекались сюда, чтобы подбодрить своего товарища.

Что произойдет с Драконтом, если он оставит его здесь одного?

Но тут этот вопрос потерял смысл, потому что Юлий почувствовал, как сердце брата остановилось под его ладонью. Он принялся ритмично нажимать Драконту на грудь, тщетно стараясь вернуть его к жизни, потом склонился и стал дышать ему в рот, проталкивать в легкие воздух.

Юлий долго прижимался губами ко рту брата, обнимая его за плечо, и наконец расплакался. Он сознавал, что теряет драгоценные секунды, но ничего не мог с собой поделать. Теперь ему больше не нужно было выбирать. Он мог идти к женщине, которая ждала его у городских ворот.

Он должен был к ней идти.

Юлий старался не привлекать к себе внимания. Он опустил на пол тело Драконта, попятился назад, наткнулся спиной на стену и пополз вдоль нее. Впереди между колоннами был разрыв. Если ему удастся незаметно добраться туда, то он будет спасен.

Тут Юлий услышал, как один из воинов окликнул его и приказал остановиться.

Беглец решил, что он сделает все возможное для того, чтобы спасти свою возлюбленную. Даже если он и не добьется этого, то дорого продаст свою жизнь. Юлий не обратил внимания на приказ и продолжал двигаться вперед.

Воздух на улице был пропитан густым черным дымом, от которого у него сразу же загорелись легкие и стали слезиться глаза. У Юлия не было времени выяснять, что же подожгли погромщики на этот раз. Он бежал по неестественно притихшей улице, едва разбирая дорогу перед собой. После какофонии недавней кровавой сцены ему было страшно слышать собственные шаги. Эти звуки могли выдать его, однако Юлию приходилось идти на риск.

Он представил себе возлюбленную, которая сейчас ждала его в темном склепе, считала минуты, скорчившись в три погибели, и с тревогой подумал, что она станет переживать по поводу его задержки и начнет терзаться мыслями о худшем. Ее мужество всегда было непоколебимым. Даже сейчас Юлию было трудно представить ее испуганной. Однако ситуация выходила далеко за рамки всего того, с чем ей приходилось иметь дело до этого. Вина за это лежала исключительно на нем. Они пошли на слишком большой риск ради друг друга. Он должен был быть сильнее.

Сейчас по его вине на кону оказалось все то, что им дорого, и в первую очередь их собственные жизни.

Юлий зацепился ногой за неровную, выщербленную булыжную мостовую и споткнулся. Мышцы бедер и лодыжек пронзительно ныли. Каждый вдох так грубо раздирал легкие, что ему хотелось кричать. Юлий облизнул губы и почувствовал вкус соленого пота, смешанного с грязью и пылью. Сейчас он отдал бы все ради глотка воды — прохладной сладкой воды из родника, а не этой кислой мочи. Юлий бежал, не обращая внимания на боль в ногах. Его башмаки гулко стучали по брусчатке.

Вдруг ночной воздух наполнился зычными криками и громовым топотом ног. Задрожала земля, и Юлий понял, что мародеры совсем близко. Он лихорадочно бросил взгляд влево, вправо. Если ему посчастливится найти какую-нибудь нишу в стене, то можно будет затаиться в ней и молиться о том, чтобы грабители пробежали мимо, не заметив его.

Юлий знал о молитвах все. Он Берил в них, полагался на них. Однако все его молитвы стоили не больше плевка в сточную канаву. Теперь от них не было никакого толка.

— Содомит уходит!

— Мразь!

— Трусливая свинья!

— Ты уже наделал в штаны от страха, смрадный пес?

Преследователи хохотали, стремились перещеголять друг друга оскорбительными шутками. Их насмешливые голоса, далеко разносимые горячим ветром, наполняли гулкую ночную тишину.

Вдруг сквозь все эти издевки прорвался новый голос:

— Джош?

«Нет, не слушай. Беги. Все зависит от того, успеешь ли ты добраться до нее вовремя».

Улицу заволакивало густым туманом. Юлий споткнулся, с трудом удержался на ногах и завернул за угол. По обеим сторонам от него тянулись одинаковые колоннады с десятками дверей и ниш под арками. Это место было ему знакомо! Он мог спрятаться здесь, у всех на виду. Преследователи пробегут мимо и…

— Джош?

Голос доносился откуда-то из зелено-голубой дали, но Юлий не остановился.

«Она ждет меня! Ждет, что я спасу наши тайны и сокровища».

— Джош?

Голос тянул его вверх, сквозь тяжелый мрак, насыщенный горькими слезами.

— Джош!

Он неохотно открыл глаза, увидел комнату, оборудование и свое собственное изувеченное тело. Позади кардиографа, капельниц и мониторов с мигающими светодиодами, на которых выводились частота пульса, артериальное давление и содержание кислорода в крови, белело встревоженное лицо женщины, которая смотрела на него. Но это было не то лицо.

Это была не та женщина, к которой он спешил.

— Джош? Слава богу, Джош!.. Мы ведь уже думали…

Сейчас он не мог находиться здесь. Ему было нужно вернуться назад.

На его губах по-прежнему был вкус пота. Легкие по-прежнему болели. За ровным гулом приборов он слышал топот преследователей, но все его мысли были только о том, что она где-то там, совсем одна, в сгущающемся мраке. Она боится и задохнется, если он ее не спасет.

Этого человека захлестнула новая волна страданий. Он закрыл глаза и подумал, что подведет ее, если не придет. Было еще что-то. Сокровища? Нет, что-то гораздо более важное, что-то такое, что маячило на самой грани его подсознания. Но что именно?..

— Джош?

Горе острым ножом вспороло ему грудь, открывая сердце жестокой, неумолимой действительности. Он ее потерял!

Но это невозможно. Ничего этого не было.

Он помнил свое бегство, погоню так, словно это произошло с ним на самом деле. Однако на самом деле ничего этого не было. Разумеется, ничего этого не было.

Никакой он не Юлий.

Его зовут Джош Райдер. Он живет в двадцать первом столетии, а все эти видения принадлежат далекому прошлому. С тех пор прошло уже больше шестнадцати веков.

Так почему же у него возникло такое чувство, будто он потерял все то, что наполняло его жизнь смыслом?

ГЛАВА 2

Рим, Италия. Наши дни. Вторник, 06.45

Мигающий огонек карбидного фонаря осветил южную стену древней гробницы, расположенной в шестнадцати футах под землей. Джош Райдер был поражен увиденным. Цветы на фресках оказались настолько свежими, словно художник нарисовал их всего несколько дней назад. Оранжевые, пурпурные, алые, золотистые, синие, канареечно-желтые, фиолетовые и розовые, они были собраны в прекрасный букет, изображенный на красном фоне, в духе Помпей. Пол склепа переливался затейливой мозаикой, выложенной серебром, лазурью, зеленью, бирюзой и кобальтом. Это было настоящее наводнение глазурованных плиток, своими красками напоминающих морские волны.

Профессор Рудольфо продолжал по-английски с сильным акцентом рассказывать о значении этой гробницы конца четвертого века нашей эры. Ему было по меньшей мере семьдесят пять лет, но он до сих пор оставался подвижным и энергичным. Угольно-черные глаза ученого искрились возбуждением, когда он говорил о раскопках.

Профессор Рудольфо удивился, когда ему сообщили о посетителе, пришедшем в столь ранний час. Однако он услышал фамилию Джоша и ответил охраннику, что все в порядке. Сегодня утром, хотя и чуть позже, археолог действительно должен был встретиться с мистером Райдером и еще с одним человеком из фонда «Феникс».

Джош проснулся еще затемно. После того, что ему пришлось пережить в прошлом году, он редко спал крепко, однако вчерашняя бессонница была обусловлена в первую очередь сменой часовых поясов. Джош только что прилетел в Рим из Вашингтона. Сказывалось и волнующее возбуждение, вызванное тем, что он наконец-то вернулся в тот город, где происходили события, всплывающие у него в памяти. Райдер не мог оставаться в гостинице, схватил фотоаппарат и отправился на прогулку.

Сперва он и сам точно не знал, куда направляется, однако с ним постепенно стало происходить нечто странное. Несмотря на темноту и незнание города, Джош шел так, будто дорога была ему известна. Он знал, куда идти, хотя и не имел понятия о конечной цели пути. Пустынные проспекты, вдоль которых тянулись витрины дорогих магазинов, сменились узкими улочками и старинными зданиями. Тени стали зловещими. Однако Джош упорно шел вперед.

Если ему кто-то и встретился, то он все равно никого не заметил. Ему казалось, что прогулка продолжалась не больше тридцати минут, на самом же деле она заняла свыше двух часов. Все это время он провел в состоянии, напоминающем транс.

Иссиня-черная ночная темнота сменилась бледным полумраком, который с восходом солнца уступил место лимонно-розовому зареву. Постепенно проступили очертания сочно-зеленых холмов. Они напоминали изображения на листе фотобумаги, опущенном в ванночку с проявителем. Из ничего возникали смутные тени, затем появились неясные силуэты и наконец — полная картина, но Джош не мог сказать, останавливался ли он, чтобы сделать хоть какие-то снимки. Все кончилось тем, что Райдер неприятно поразился, когда обнаружил, что он вроде бы совершенно случайно пришел в то самое место, куда они с Малахаем Самюэльсом были приглашены на сегодняшнее утро.

Может быть, ничего случайного в этом и не было.

Профессор Рудольфо не стал спрашивать, почему Джош пришел так рано и как ему удалось разыскать место раскопок.

— Я бы на вашем месте тоже не смог уснуть. Идемте же вниз.

Джош был вполне удовлетворен тем, что профессор списал его появление здесь в половине седьмого утра на творческий энтузиазм. Он собрался с духом и осторожно шагнул на первую ступеньку лестницы, ведущей в склеп. Райдер не позволял себе заострять внимание на клаустрофобии, от которой он страдал всю свою жизнь. Она стала особенно сильной после того несчастного случая.

Обрывки музыки из оперы «Мадам Баттерфляй», которые привлекли внимание Джоша и привели его на этот самый холм, теперь звучали громче. Он сосредоточил внимание на душераздирающей арии главной героини и начал спускаться в тускло освещенный склеп.

Подземное помещение оказалось более просторным, чем предполагал Джош. Он с облегчением вздохнул и решил, что здесь-то уж как-нибудь вытерпит.

Профессор Рудольфо пожал ему руку, представился, убавил громкость запыленного черного проигрывателя компакт-дисков и начал экскурсию:

— Гробница имеет — для вас я пересчитаю метры в футы — восемь футов в ширину и семь футов в длину. Мы с Габриэллой, то есть профессором Чейз, убеждены в том, что она была возведена в самых последних годах четвертого века нашей эры. Точная дата станет известна лишь после проведения анализа изотопов углерода. Однако кое-какие артефакты, обнаруженные здесь, позволяют предположить, что речь идет о триста девяносто первом годе, том самом, когда был окончательно искоренен культ весталок-девственниц. Подобные украшения не свойственны захоронениям такого типа, поэтому мы полагаем, что склеп был построен для упокоения какого-то другого человека. Весталка была погребена здесь лишь потому, что жители Рима узнали о ее грехе.