Наручники

Полицейские снова спустились в подвал. Я затаила дыхание, и Отто, кажется, тоже. Мама опять вцепилась в папину руку.

Сперва в подвале было тихо, но вскоре я услышала, как что-то двигают. Деревянные доски скребли о дощатый пол. Потом оттуда крикнули:

— Вышибайте!

Раздался страшный шум — полицейские добрались до двери за шкафом и с треском выбили ее.

— Свет! — скомандовали в подвале.

И снова тишина.

Может, они ничего там не нашли?

Полицейские затопали по лестнице. Вернувшись в прихожую, они покачали головами.

— Они там были, но сбежали.

Мама с недоумением взглянула на папу, губы ее тронула слабая улыбка.

Один из полицейских держал в руках куклу. Ни у меня, ни у Отто не было такой. Прежде я ни разу ее не видела.

Полицейский рассерженно отшвырнул куклу в угол.

— Итак, доктор Вильгельмсен, куда вы их спрятали? — спросил ленсман. — Если чистосердечно признаетесь, смягчим наказание.

— Я же сказал — не понимаю, о чем вы.

— Мы видим, вы тут явно прятали кого-то, — ленсман на секунду задумался, затем добавил; — Поэтому вам придется проехать с нами.

Мама всхлипнула.

— А что будет с Гердой и Отто?

— О них вам следовало раньше подумать. Но вместо этого вы заботились о чужих детях.

— Вы не можете нас арестовать. У вас нет никаких доказательств! — выкрикнул папа. Таким я его еще не видела. Хотя нет, один раз все-таки видела. Когда я убежала в лес, а домой вернулась поздно вечером. Тогда папа тоже разом испугался и разозлился.

— Тут не мне решать, — сказал ленсман. — Вы же знаете, мы только выполняем приказ.

— Вон оно как. Значит, это все — дело рук Дюпвика? — едко спросил папа.

Из ленсмана будто дух вышибли.

— И как — приятно врагу помогать? — не отставал от него папа.

— Я лишь делаю свою работу, — тихо ответил ленсман. — Кто-то сообщил в «Национальное единение», Дюпвик попросил меня проверить. Отказать ему я не имею права. Вам это известно, — ленсман повернулся к двум полицейским. — Отведите их в машину. И сообщите Дюпвику. Ему наверняка захочется самому осмотреть дом.

И тут случилось то, чего я никогда не забуду — даже если до ста двадцати лет доживу.

Полицейские схватили маму с папой, надели на них наручники и толкнули к двери. Папа обернулся и посмотрел на меня.

— Никуда не уходите. Слушайтесь Клару. Она придет рано утром, как всегда, — голос его звучал привычно — спокойно и уверенно.

— Но… Куда вас увезут? — я было шагнула следом, но ленсман встал у двери.

— В полицейский участок. А через пару дней их, наверное, переправят в Грини [Немецкий концлагерь в Норвегии. Действовал с 1941 по 1945 год.], — проговорил он, понурившись, словно нашкодившая собака.

— В Грини! — очнулся наконец Отто.

Ленсман кивнул, вышел следом за мамой и папой, проследил, как их втолкнули в большую машину.

Отто обнял меня за плечи. Мы молча стояли на пороге.

Зарычали двигатели.

Я опомнилась и, сбросив руку Отто, побежала следом.

— Подождите! — закричала я.

Надо остановить их любой ценой — даже если придется улечься прямо под колеса!

Но я опоздала. Фургон, в котором сидели мама и папа, набирал скорость. Мне его не догнать, хоть я и неслась, не чуя ног. Фургон увозил в тюрьму наших родителей, и все это по моей вине. Просто потому, что я посмотрела на подвальную дверь.

Дикие звери

Отто заплакал. По его щекам потекли огромные круглые слезы. Он стоял неподвижно и молча плакал.

Мне же плакать совсем не хотелось. Меня раздирали другие чувства, их было много, они прыгали внутри, словно дикие звери. Что делать с ними, я не знала, но стоять на месте точно не получалось. Я закрыла дверь, подошла к столу и с такой силой придвинула его к стене, что цветочный горшок упал, а свечка переломилась. Легче от этого не стало.

Дикие звери никуда не делись.

Надо действовать! Для начала — проверить подвал. Что там, за второй дверью? Что обнаружили там полицейские?

Я открыла подвальную дверь, мы с Отто спустились по лестнице. Шкаф стоял посреди подвала, дверь в дальнюю кладовку была выбита, и в стене зиял черный проем.

Мы сделали еще несколько шагов. В кладовке было темным-темно. Отто нащупал выключатель. Лампочка на потолке тускло осветила убогую обстановку.

На полу валялись два матраса и два одеяла. В углу стоял рюкзак. Отто открыл его и вытащил одежду — явно детскую, для мальчика и девочки. Но не нашу.

Мы огляделись, но больше ничего не заметили.

Неужели тут и вправду кто-то жил? Ел, спал, да просто находился тут? В этой унылой клетушке, тесной и темной, где пахло гнильем?

Тут я заметила: из-под одеяла выглядывал какой-то предмет. Книга. Я вытащила ее — «Три мушкетера». На обложке — три знакомые осанистые фигуры со шпагами, в плащах и шляпах с перьями. Но моя книга лежала наверху, в гостиной, а эта была чужая. Я отложила ее в сторону — бережно, ведь кто-то дорожил ею.

Мы с Отто поднялись на кухню, там и уселись. Верней, это Отто уселся, а мне усидеть не удавалось, ни на секундочку. Рыси, волки и медведи внутри не желали уняться.

Я нареза́ла круги вокруг стола. Отто просил меня успокоиться, но безуспешно.

— Как я успокоюсь, если маму и папу отправят в Грини!

— Герда, мы все равно ничего не можем поделать.

— Мы должны их спасти. Например, сделаем подкоп!

Я как-то читала книгу, где говорилось, что одного человека посадили в тюрьму, а он выкопал длиннющий туннель и выбрался. Его звали граф Монте-Кристо. И все у него получилось. Значит, и у нас получится.

— Так только в сказках бывает, — возразил Отто.

Но возражений я не принимала. Отто что, не понимает? Это же я посмотрела на подвальную дверь, значит, я во всем виновата. Поэтому и придумать что-то должна тоже я! Впрочем, Отто ведь ни о чем не знает, а рассказать я не решалась. Он же тогда жутко рассердится.

Внезапно где-то совсем рядом раздался странный звук.

Словно в стене кто-то сидел.

Отто резко вскочил, а я замерла.

Мы прислушались.

Звук повторился. А я ведь и прежде его слышала! Это был плач!

Только раньше он доносился из подвала, а сейчас — из-за дверцы в стене. То есть из подъемника для продуктов.

Я рванулась вперед, распахнула дверцу — и уткнулась в стену. Подъемника там не было. Судя по всему, он застрял на полпути между подвалом и первым этажом.

Я заглянула в шахту и увидела крышу подъемника. Свесившись вниз, я прислушалась. Сомнений не было — в нем кто-то плакал.

Я потянула трос на себя. Отто как вкопанный стоял позади.

— Ну помоги же! — не выдержала я.

К счастью, он поспешил мне на помощь. Ухватившись за трос, изо всех сил дернул его. Теперь мы тянули одновременно.

— И раз, и два, и три!

Подъемник медленно приближался.

— И раз, и два, и раз, и два!

Мы тянули что было сил. В одиночку никто из нас не справился бы, но вдвоем нам это удалось.

Подъемник был уже возле отверстия, и я что-то разглядела. Вернее, кого-то.

Не выпуская из рук троса, мы дотянули подъемник, и он встал вровень с дверцей.

В нем сидели двое детей. Девочка, совсем маленькая, испуганно прижималась к мальчику-призраку из сада.

Они смотрели на нас, а мы — на них.

Потом я протянула руку и прошептала:

— Выходите. Полицейские уехали.

Даниэль и сара

Дети были вовсе не призраками — призраки обычно не прячутся в подъемниках для еды. Они умеют проходить сквозь стены, поэтому скрыться им проще простого.

И еда призракам не требуется. А нашим новым знакомым хотелось есть. Они попросили чего-нибудь перекусить, я и сама проголодалась. И все мы решили поесть. Я сделала бутерброды с маслом и вареньем, какие часто бывали у нас на столе. Мои дикие звери немного утихомирились.

— А козьего сыра у вас не найдется? — спросила вдруг девочка.

— Сара! — мальчик толкнул ее в бок. Видно, решил, что это невежливо.

— Нет, сыра у нас больше нету, — ответила я. — Сейчас же война.

Мы продолжали жевать.

— А вы евреи? — спросила я.

Да, они были евреями.

О евреях я знала совсем немного. Знала, что они верят в бога, но не в Христа. И что Гитлер, главный нацист, хочет запретить им жить среди других людей. Поэтому он велел их отловить и отправить куда-то далеко. Что с ними там происходит, я не знала.

А сейчас двое из них сидели у нас на кухне. Ее звали Сара, его — Даниэль. Саре было семь, а ему десять, как и мне. Обычные дети. Их отец работал учителем, мама давно умерла. Прежде они жили в центре Осло, в районе, который называется Санкт-Хансхауген, неподалеку от стадиона Бишлетт.

У нас в подвале они прятались четыре дня, а еду им приносили наши мама и папа. Вот, значит, куда она девалась! Вообще-то их должны были переправить в Швецию. На границе их встретили бы взрослые, помогли бы пробраться в страну. В Швеции войны нет, а в каком-то шведском городе возле границы их ждал отец. Он сбежал еще в октябре, когда стали арестовывать евреев-мужчин. С тех пор Даниэль с Сарой жили у соседа, но неделю назад он сказал, что им надо ехать к отцу. Ходили слухи, будто нацисты будут арестовывать и еврейских детей.

И вот эти двое сидели у нас на кухне и ели бутерброды. И во всем мире не осталось никого, кто мог бы переправить их через границу.

— Вам нельзя тут оставаться. Уходите, и побыстрее! — заявил вдруг Отто, до этого не сказавший ни слова.

Я вскочила, словно ужаленная.

— Что-о?! И куда же им идти?

Отто уставился в столешницу.

— Ленсман сказал, что отец Юхана, Дюпвик, сам придет обыскивать дом. И возможно, сегодня ночью, — ответил он. — Если он их обнаружит, то поймет, что мама с папой виновны. И тогда мы их больше никогда не увидим. Тогда их уж точно отправят в Грини.

Конец ознакомительного фрагмента