Дежурила сухопарая женщина с густыми седыми прядями в черных волосах и явным чувством собственного достоинства. Сотрудница подняла руку, едва Радимир попытался пройти мимо стойки, за которой она восседала, и Никлау остановился, изучая ее.

— Читательский билет есть? — требовательно спросила женщина, вперив в него взгляд, который, несомненно, пригвоздил бы к месту менее уверенного человека.

— Нет.

— Стоимость открытого просмотра — пять дукатов, — фыркнула клерк, кивнув на вывешенный у нее за спиной ценник. — Взять напрокат — два дуката за штуку.

Радимир порылся в карманах и вытащил подходящую монету. Он уже разменял некоторое количество денег, полученных от Келла, — очевидно, ворлезианских дукатов, — именно для того, чтобы его не запомнили как человека, попытавшегося оплатить нечто столь обыденное, как библиотечный пропуск, монетой высокого номинала. Монетка скользнула вдоль стойки, и клерк опустила ее в кассовый аппарат, который щелкнул, когда встроенный счетчик зарегистрировал платеж. Да уж, вороватых сотрудников здесь явно не привечали.

Дежурная вернулась к своим бумагам. Теперь, когда посетитель расплатился, она потеряла к нему всякий интерес. Ничто в этой женщине не указывало, что она — тот человек, которого ищет Никлау. Просто еще одно бездумное рабочее колесико в исполинской проржавевшей махине Империума. Радимир двинулся дальше.

Минут через десять он обнаружил то, что искал. В двух рядах от того места, где на пыльных полках стояли инфокристаллы вперемешку с когитаторами, среди настоящих книг, пахнущих кожей и бумагой, старым клеем и гниющей пылью, какой-то высокий человек с угловатыми скулами и спокойными карими глазами возвращал на полку фолианты. Когда его руки двигались, свет на мгновение отразился от кольца на левом указательном пальце: коронованная змея в серебре, поедающая собственный хвост.

— Славное у вас тут местечко, — заметил Радимир, подходя к нему справа.

С мягкой улыбкой на лице мужчина повернулся к вошедшему:

— Мне нравится думать, что это так. Суламан Эйхнер, старший архивариус.

Он протянул руку, и Радимир пожал ее:

— Радимир Никлау.

— И что же привело вас сегодня к нашей коллекции, милостивый государь Никлау? — улыбнулся Эйхнер.

— Змеи.

Эйхнер, уже готовый убрать ладонь, непроизвольно напрягся. Радимир крепче сжал хватку. — Очень скверная карта таро тебе выпала, старший архивариус, — прошептал Никлау. — Только представь себе, в какие неприятности ты мог бы угодить, окажись я слугой Инквизиции, а не Восьмеричного Пути.

Уголок рта Эйхнера дрогнул, но улыбка застыла на его лице, как насекомое, пришпиленное к картонке магосом-биологис.

— Наши владыки все это время за тобой наблюдали, — продолжил Радимир, и ложь легко сочилась сквозь его зубы. — Твои усилия были замечены, и за них последует награда. — Он посмотрел Эйхнеру в глаза, смерил его взглядом, оценил обстановку и решил рискнуть. Людей уводили от лжи Императора многие причины, но всегда было относительно просто вычислить, какие именно. Применительно же к старшему архивариусу… — Знание, которого ты взыскуешь, будет явлено тебе.

Скованность Эйхнера сменилась вялым облегчением:

— О, спасибо, спасибо вам…

— Но для начала мне понадобится твое содействие, — сказал Радимир, подняв палец, дабы заглушить тихую радость Эйхнера. — Твое… и твоих сообщников.

Никлау сделал вывод, что в общем и целом «Дети Змея» — довольно-таки жалкое сборище. Суламан Эйхнер соблазнился поиском запретных знаний (Радимир пока что не выяснил, каких именно), хотя до сих пор еще не отдался всецело работе над свержением Империума и приближением его краха. Он видел деспотизм и ограниченность имперской власти; он чувствовал, что догмы Министорума не позволяют человечеству нормально обучаться и развивать свой потенциал; он хотел упиваться мудростью и величием Губительных Сил. Радимир был со всем этим искренне согласен, однако Эйхнеру еще только предстояло целиком понять или принять тот путь, на который он вступил. Со временем, если указать ему нужное направление, Суламан Эйхнер мог бы стать одним из тех людей, на которых безжалостно охотится Инквизиция, — человеком, открывшим тайны варпа и посвятившим в них целые толпы. Но в данный момент он был всего лишь патологически любопытным старшим архивариусом с бунтарской жилкой да способностью создать и возглавить культ.

Может, Радимир заберет его с собой, когда бросит Ворлезе на произвол судьбы. А может, и нет.

Остальные — по крайней мере, те, кого Эйхнер сумел собрать на встречу в короткий срок, — представляли собой обычную смесь мятежников, психов и самодовольных дураков, не имеющих ни малейшего понятия, во что ввязываются. Среди них нашлась горстка социопатов, которые просто жаждали калечить и убивать людей, не особенно беспокоясь о том, какая именно власть наделяет их таким правом. Облачите их в броню и вручите им печать Ордо Еретикус, и они, вероятно, с не меньшим удовольствием будут служить в качестве штурмовиков Инквизиции. Присутствовало и несколько мутантов менее очевидного сорта — из тех, что могли перемещаться относительно безопасно в плащах с капюшонами и дыхательными масками на лицах. И наконец, была пара дюжин тех, кого Радимир относил к семейным типам, — люди, которые поклонялись Хаосу из поколения в поколение с тем же тусклым, как болотная вода, приземленным воображением, с каким большинство имперских граждан молились своему Императору. Дайте им в руки автоматы, укажите на губернаторскую гвардию и скажите, что их день настал, — и они начнут бунт, революцию или все, что вам от них нужно. Только не уповайте на то, что хоть один из них придумает нечто, действительно способное принести славу Губительным Силам.

Кроме Эйхнера, только четверо культистов по-настоящему выделялись в глазах Радимира.

Свет: громадный мутант и, очевидно, брат трех «семейных». Он был размером с огрина, и Изменяющий благословил его неким подобием бритвенно-острых костяных шпор, усеявших все его тело, особенно вниз от локтевых и коленных суставов. Но, в отличие от огринов, Свет как будто обладал не меньшим интеллектом, чем его сотоварищи, хотя и с трудом продавливал слова через увеличенные зубы, похожие на бивни. Радимир подметил, что остальные испытывают великое уважение к благословенному облику Света, а также предлагают соответствующее его могучему телосложению место и лучшую еду из доступной, — что, разумеется, предпочтительней смерти от горящего прометия, которую он бы претерпел, заметь его кто-нибудь из представителей власти.

Ивлин Дарк оказалась вюрдом — несанкционированным псайкером, которая ухитрилась избежать зачисток и погромов, а значит, не попала на Черные корабли и не превратилась в пустую скорлупку ради Трупа-Императора на Прогнившем троне. Эта изможденная молодая женщина с темными кругами вокруг затравленных глаз во многих других местах стала бы лидером группы как обладающая самой очевидной силой. Казалось, однако, что она предпочитает просто сидеть как можно дальше в тени, а такого подхода придерживался и сам Радимир. Она сверлила иномирца недоверчивым взглядом, но, похоже, считалась с мнением архивариуса.

— И что ты умеешь? — спросил Радимир, когда Суламан представил их друг другу.

Дарк взглянула на Эйхнера, и архивариус ободряюще махнул рукой, словно отец, жаждущий, чтобы его ненаглядное дитятко продемонстрировало недавно изученный фокус.

— Предметы поджигать, — ответила она.

А потом отвернулась от него, и на этом разговор закончился.

Еще здесь был Айлен Маржук, в котором Радимир тотчас распознал хладнокровного убийцу. Бывший гвардеец из Астра Милитарум, он либо увидел во время своей службы нечто, о чем его командиры и не догадались, либо пришел к просветлению в какой-то момент после увольнения — или, что вероятнее, дезертирства. Он за всеми наблюдал, никогда не убирал руку с армейского лазпистолета, висевшего в кобуре на его левом бедре, и излучал ту разновидность страстной веры, которую Радимир полностью одобрял. Айлен Маржук желал Империуму смерти, хотя и не откровенничал, почему именно. Вдобавок он держался у плеча Суламана Эйхнера. Возможно, в числе прочего и поэтому никто не дерзнул бросить вызов внешне любезному старшему архивариусу.

И наконец, чему Радимир совершенно не удивился, среди присутствующих обнаружился Эмерсон Товия.

Душегуб выглядел даже более скверно, чем на плакате. Волосы, прежде всклокоченные в художественном беспорядке, превратились в немытую копну. Щеки, бывшие гладкими, исхудали. Глаза, когда-то просто затененные, стали запавшими. О да, он убийца — Радимир практически ощущал это по его запаху, — но вместе с тем бессовестный хвастун. Будь Никлау человеком азартным, поставил бы хорошие деньги на то, что Эмерсон связался с Детьми Змея лишь потому, что ему больше некуда идти. Он не обладал внутренней силой для того, чему предстояло случиться.

— Что вам от нас требуется? — почтительно спросил Эйхнер, когда Радимир обвел помещение оценивающим взглядом.

Они собрались в зале генераторной станции. Судя по всему, именно здесь и жил Свет — ибо, по словам Эйхнера, сюда не приходил никто, кроме трех братьев мутанта, занимающихся уборкой и техобслуживанием.