— Возьмите, — сказал он, снимая плащ и закутывая ее плечи. — Он легкий, но хоть немного согреет.

— Благодарю вас.

— Надо было раньше вам его предложить. Я вел себя как дурак. Хотел бы попросить у вас прощения.

Вивиан подняла на него удивленный взгляд.

— За то, что раньше не дали мне плащ?

— За то, что расстроил вас своими вопросами…

Казалось, она не совсем поняла, о чем он говорит, но потом догадалась.

— Неужели это беспокоило вас все это время? — Она мягко коснулась его руки. — Присаживайтесь.

— Вы уверены? Я вел себя не очень-то вежливо.

— Не знай я, что вы солдат, то приняла бы вас за джентльмена — за замаскированного рыцаря.

Адриан усмехнулся.

— Все хотят сделать из меня рыцаря.

— Прошу прощения?

— Да нет, ничего. Я не рыцарь. И не привык к изысканному обществу.

— Значит, меня вы относите именно к такому обществу?

— По сравнению с людьми, к которым я привык? Да.

Вивиан на мгновение опустила глаза.

— Мне далеко до изысканности и утонченности, — тихо сказала она. — Я родилась в бедной семье. Мое положение изменилось только благодаря замужеству, но теперь…

Она замолчала, глядя на палубу.

— Что случилось? — спросил Адриан.

— Я здесь… одна… потому что мой муж мертв. Его убили два дня назад, он один из тех жертв в Вернесе. Я боялась за свою жизнь и… и… бежала. А теперь думаю, что совершила ужасную ошибку.

— Зачем кому-то понадобилось убивать вашего мужа? А тем более зачем убивать вас?

— Дэниэл был весьма состоятельным человеком, а у богатых людей много врагов. Наш дом перевернули вверх дном. Даже гобелены со стен сорвали. Я ужасно испугалась и бежала в том, что на мне было, даже плаща не взяла. За место на барже я расплатилась обручальным кольцом, но, боюсь, мои беды последовали за мной. Мне кажется, убийца не нашел того, чего искал, и последовал за мной сюда, чтобы забрать это.

— И что же ему нужно?

— Не знаю. Да разве это имеет значение? Все равно у меня этого нет, но он мне не поверит — он и спрашивать не станет. Просто убьет меня, как убил моего мужа, а затем обыщет каюту.

Вивиан слегка повернула голову, и Адриан заметил, что она смотрит куда-то через его плечо. Обернувшись, он увидел, что человек в капюшоне вернулся на палубу и стоит у поручней на корме. Адриан гордился тем, что никогда не судит людей по внешнему виду, но сейчас не мог отрицать: от этого человека прямо-таки исходила волна враждебности. У Адриана уже стали вызывать беспокойство его молчание и темный капюшон, который тот ни разу не снял с тех пор, как они отплыли. Это был мрачный и нелюдимый тип.

Если бы Адриан был суеверным, то счел бы его злым духом, призраком или каким-нибудь темным колдуном. Он был уверен, что именно суеверие рождает всякие жуткие небылицы. Когда пассажиры сойдут на берег в Колноре, они расскажут о таинственном безликом незнакомце, и в каждом новом изложении история начнет обрастать немыслимыми подробностями. Пройдет совсем немного времени, и народ станет собираться вокруг очагов, чтобы послушать рассказы о том, как сама Смерть путешествует по реке Бернум в черном плаще с капюшоном.

— Даже не представляю, что мне делать, когда мы прибудем в Колнору, — сказала Вивиан.

— У вас там есть родня? Или какие-нибудь знакомые, кто мог бы вам помочь?

Она покачала головой, и Адриан заметил, что у нее дрожат губы.

— В общем-то это не ваши проблемы, — печально вымолвила она. — Как-нибудь выживу…

— Послушайте, по прибытии в Колнору Фарлан намерен доложить обо всем шерифу. Начнется расследование. Если человек в капюшоне виновен, его будут судить и вынесут ему соответствующий приговор. Тогда вы сможете вернуться домой в Вернес. Вряд ли воры забрали все, что у вас было. Ваш дом все еще на месте, вы могли бы сдавать комнаты внаем или что-нибудь подобное.

Вивиан снова посмотрела на человека в капюшоне и прошептала:

— А если я вообще не доберусь до Колноры? Вдруг он убьет меня прямо здесь, на барже?

— Я этого не допущу.

— Как бы мне хотелось в это поверить! Но вы не сможете его остановить. Он проберется ко мне в каюту, и утром я уже буду мертва, и никому не будет до этого дела.

— Знаете, просто заприте дверь и загородите ее всем, что найдете в каюте. Он не сможет проникнуть к вам, не наделав шума. Я услышу и тотчас же приду на помощь.

Она вытерла глаза.

— Так я и сделаю, спасибо. Остается только надеяться, что этого будет достаточно.

Глава четвертая. «Гадкая голова»

После побоев даже пустые ведра на коромысле казались Гвен неподъемными и причиняли боль спине и плечам. Гру не простил ей вмешательства Итана. Однако следов он не оставил; порченый товар всегда продавался со скидкой.

Дойдя до общественного колодца на Кривой улице, Гвен сняла ведра, присела на край колодца и огляделась по сторонам. Время было еще раннее, солнце едва проглядывало между покатой крышей трактира и покосившейся крышей дома напротив. Эйвон рассказывала, что там когда-то находился постоялый двор, но это было давным-давно. Гвен почти могла себе это представить. Теперь дом пустовал, там никто не жил, кроме крыс и охотившихся на них псов. Состояние постоялого двора отражало состояние всего Нижнего квартала, в особенности Кривой улицы — тупик во всех смыслах слова.

Сколько Гвен себя помнила, мать бесконечно рассказывала ей о Медфорде, который однажды станет для них домом. Гвен представляла себе красивое место, полное каменных зданий и роскошных карет. Она мечтала, что они поселятся в одном из красивых домов с фонтаном, откуда можно будет брать воду, и поющими торговцами, как в Калисе. Даже сейчас, сидя на каменном краю колодца, Гвен не переставала удивляться тому, сколь разительно отличались ее детские мечты от действительности.

«Представляла ли мама на самом деле, куда мы направляемся?» — в который уже раз задавалась она вопросом.

Вся жизнь ее матери была подчинена одной-единственной цели — добраться до Медфорда. Годами она говорила об этом городе. Оглядываясь назад, Гвен видела теперь то, о чем в детстве не задумывалась. Они с матерью путешествовали вдвоем. Женщина с ребенком никогда бы не отправилась в далекое плавание одна, не будь у нее на то веской причины, даже если бы в конце пути ей был обещан рай. Кроме того, тенкинки никогда не путешествовали без сопровождения.

Странным было и имя, которое Иллия выбрала для своей единственной дочери: Гвендолин. Мать родилась в племени ованда и, согласно обычаю, должна была назвать ребенка в честь какого-нибудь предка, но у них в роду точно не могло быть никого по имени Гвендолин. Красивое имя, но не тенкинское. Так могли назвать светлокожую, белокурую девочку с голубыми глазами. До прибытия в Вернес Гвен никогда не видела женщин со светлыми волосами, и даже там они были редкостью. Лишь много лет спустя, когда Гвен наконец поселилась на севере, она повстречала других девушек с похожими именами. Однако имени оказалось недостаточно, чтобы ее сочли своей в чужих землях. Все светлокожие путешественники и лавочники смотрели на нее с презрением.

Жители Калиса тоже относились к белым гостям с некоторым подозрением. Большинство калианцев полагали, что чужеземцы приносят болезни, однако это никогда не мешало им налаживать с приезжими деловые отношения. На севере все было иначе. Даже в Вернесе, где, казалось бы, должны были привыкнуть к многоликой толпе иммигрантов, люди избегали общества Гвен и ее матери.

Они умерли бы с голоду, если бы не дар ее матери. В Вернесе было множество приезжих калианцев. Они поселились на холмах за городом, где разбили большой лагерь с красочными шатрами, совсем как в Дагастане или Ардоре, и его обитатели по достоинству оценили талант провидицы. Иллия предсказывала будущее по ладоням своих соотечественников, а те, в свою очередь, были рады иметь рядом с собой столь умелую гадалку.

У тенкинок этот талант всегда передавался от матери к дочери, и Иллия обучила Гвен всему, что знала.

— Свое будущее ты прочесть не можешь, — говорила ей Иллия, — как не можешь увидеть собственное лицо, но точно так же, как ты иногда видишь свое отражение в темном стекле или спокойном водоеме, ты сумеешь отыскать свой путь среди линий жизни других людей.

Мать учила Гвен своему ремеслу, показывая ей ладони клиентов.

— Что ты видишь? — спрашивала она, подставляя обветренную руку мужчины.

— Корабль, большой корабль с парусами, — отвечала Гвен.

— Какого цвета?

— Синего.

— Это, скорее всего, прошлое.

Гвен посмотрела на мужчину, которого мать держала за руку, и тот подтвердил ее слова:

— Я только вчера прибыл на корабле.

— Недавние события прочесть легче всего, — пояснила Иллия. — Они самые яркие.

Вскоре Гвен и сама занялась гаданием. Поначалу она видела только недавнее прошлое, и, чтобы не сердить клиентов, мать заканчивала гадать за нее. Так проходили все их уроки, и Гвен удивлялась, почему мама никогда не показывает ей собственные руки и не предлагает учиться по ним. Сначала Гвен думала, что слишком близкое родство не позволяет видеть будущее друг друга, но по мере того как росло ее мастерство, Иллия все чаще стала носить перчатки.