«Своих детей она скорее всего съела».

Крах снова сосредоточился на Эрдбехютер.

— И она отомстит, — сказал он, жестом подзывая ванистку поближе.

Эрдбехютер была одной из тех гайстескранкен, которые считали себя здравомыслящими. Она искренне верила, что выполняет волю Земли.

Она наклонилась поближе и наморщила маленький нос, как будто увиденное озадачило ее.

— В зеркале отражается другое место, — она оглянулась через плечо и снова посмотрела на Краха. — Оно показывает Большой зал.

В зеркале Краха навсегда запечатлелось место, где он находился, когда угодил в эту ловушку. Двери за его спиной никуда не вели. Проходя через них, он снова оказывался в зале. Сбежать отсюда было невозможно.

— У Моргена есть очень важное задание для вас, — сказал Крах.

Она посмотрела ему в глаза — и уже больше не могла отвести взгляд, полностью попав под влияние более могущественного гефаргайста. Ей пришлось пожертвовать большей частью своего рассудка, чтобы возвести стену вокруг Зельбстхаса. Ради своего бога она была готова на все, отдала бы, ни секунды не поколебавшись, собственную жизнь. Верность богу была несущей осью в ее душе. Крах воспользовался ею как рычагом, чтобы подчинить себе волю Эрдбехютер. До тех пор, пока она будет верить, что действует в интересах своего бога, она будет подчиняться любым манипуляциям Краха. И как самая преданная из троих, она была совершенна.

«Верность — это всего лишь чувство».

А чувства были слабостью.

— Все, что угодно, — сказала она, глядя в плоские серые глаза Краха и не в силах отвести взгляд.

Как всегда, говорить правду — но не всю — было лучшей стратегией.

— Человек убил нашего бога. Он должен быть убит, прежде чем сможет воспользоваться своей властью над Моргеном.

Ее глаза расширились:

— Но Морген — бог.

— Законы распространяются и на богов.

— И на богов, — повторила она.

Крах упивался своей силой. Очень приятно было снова оказывать влияние на мир за пределами своей тюрьмы. Он подчинит этих безумных негодяев своей воле, пошлет их убить человека, который убил бога Геборене. Если друзья Моргена найдут и убьют Бедекта первыми, эти трое начнут охоту на того, кто выживет. От взора Драхе, когда она поднималась в небеса, никто не мог ускользнуть.

Когда Крах закончил с ними, все трое рыдали от благодарности за предоставленную возможность послужить своему богу. И тогда Крах добавил одну последнюю команду.

— Готлос собирается начать войну с нами, — Крах посмотрел на каждого гайстескранкена по очереди, убедившись, что привлек их внимание. — Морген поведет армию на юг. Вы должны опередить его, стать провозвестниками того, что грядет. Вы должны научить Готлос бояться Геборене.

Крах пристально посмотрел в глаза Эрдбехютер. Он опутывал их по рукам и ногам с помощью их же собственного безумия, используя то, во что они верили.

— Весь мир склонится перед нашим богом, человеком, деревом и камнем. Ты знаешь, что так будет.

И Эрдбехютер поверила, что так и есть. У нее не было выбора.

— Зараза будет сопротивляться. Ты станешь Голосом Земли и Камня Геборене. Сокрушай неверующих.

Он повернулся к Унгейсту, привлек его внимание. Сущностью этого гефаргайста являлась потребность поклоняться кому-нибудь, ею Крах и собирался его связать. Используя их отчаянное желание служить своему богу — ничего они не желали так страстно, как одобрения Моргена, — Крах подчинил себе каждого из них.

— Они поклоняются старым богам, тем, кто уже покинул нас. Ты станешь Экзорцистом Геборене. Они полны зла. Освободи их внутренних демонов.

Крах переключил внимание на Драхе. Она выглядела как полное ничтожество; женщина средних лет, которая могла бы быть чьей-то матерью или даже бабушкой — если бы не безумие, бушевавшее в ее глазах. Эрдбехютер была самой значимой в этой троице. Она станет тем цементом, что скрепит их вместе, и она же не даст им отвлечься от цели. Меньшего не позволяла глубина ее верности Моргену. Но Драхе была самой опасной. Когда она принимала драконий облик, ее дыхание раздирало реальность на куски, оставляя кипящий хаос. Ничто не могло пережить ее ярость. Души ее жертв, опустошенные безумием Драхе, разрывало в клочья; они даже не попадали в Послесмертие — от них ничего не оставалось.

— Драхе, — произнес Крах. — Ты должна оставить за собой выжженное пепелище.

Он знал, что Драхе все равно поступит именно так, вне зависимости от того, какие приказы он ей даст. Однако теперь, когда Крах разрешил ей это, происходящее выглядело так, как будто это была его собственная идея, и теперь Драхе будет считать себя обязанной ему за то, что он одобрил ее методы — методы, в которых выражалась ее истинная суть.

— Но ты не должна убить Бедекта.

Разбирает ли она вообще из поднебесья, кого она сжигает там, внизу? Лучше будет подстраховаться.

— Ты обнаружишь цель, а Эрдбехютер и Унгейст совершат убийство.

Она кивнула — согласная, но опечаленная. Однако он не оставил ей выбора. Еще одна мысль пришла в голову Краху. Если Унгейст освободит внутренних демонов Бедекта, сработает ли это именно как убийство в рамках Кредо Воина, или же нет? Убив Унгейста впоследствии, получит ли Крах контроль над старым воином и, в свою очередь, над Моргеном?

— Эрдбехютер, убить Бедекта должна ты. Задача Унгейста заключается лишь в том, чтобы подстраховать тебя, если ты не сможешь этого сделать.

— Я смогу, — ответила она, бросив полный ядовитой ненависти взгляд на Унгейста.

Краху было все равно, в каких отношениях они находятся, — до тех пор, пока они выполняли его приказы.

Унгейст явно собирался поспорить, но Крах взглядом заставил его замолчать.

— Такова воля вашего бога.

Все склонили головы в знак согласия.

— Вы трое приближаетесь к Вершине. Вы нестабильны. Безумие может полностью завладеть каждым из вас в любой момент.

Взгляды трех пар глаз встретились с его взглядом, и он не оставил им возможности не согласиться.

— Но этого не произойдет. Ваше служение Моргену защищает вас. Пока вы исполняете волю нашего бога, вы в безопасности. Но стоит вам хоть в чем-то подвести его, ослушаться моих — его — приказов, и вы лишитесь этой защиты.

Он завладел ими. Это было легко, намного легче, чем при жизни.

«Мое могущество как гефаргайста растет».

Когда тот из них, кто выживет, вернется в Зельбстхас, настанет время обратить его внимание на Кёнига. Человек должен пасть, чтобы Крах мог занять его место, снова стать реальным. А до тех пор жалкий мерзавец ему еще пригодится. Если что-то пойдет не так, все шишки повалятся на Кёнига. И Крах все еще нуждался в нем, чтобы действовать в физической реальности.

Теократ вывел гайстескранкенов из комнаты, оставив запертого в зеркале Краха в одиночестве.

Даже если троим гайстескранкен не удастся убить свою жертву, настроить Моргена против теократа не составит никакого труда.

«Моя тюрьма — мои крепость».

Морген решит, что оказывать влияние на происходящее — за пределами возможностей Краха, и обвинит во всем Кёнига.

Но влиять на происходящее можно разными способами.