Бедект хмыкнул и отвел взгляд.

Она рассмеялась, мягко дыша своим идеальным маленьким носиком.

— Давненько не трахался, старик?

В последний раз это была Штелен, отвратительная клептик. В переулке. Нажрались и потрахались, как подростки. Ну, если и не подростки, то нажрались они оба вусмерть.

Бедект встал и кивнул на разбитое зеркало.

— Я видел там девушку, — сказал он не только для того, чтобы переменить тему, но и потому, что ему было действительно интересно.

— Да, — ответила она, отводя взгляд.

Он подождал, убедился, что продолжения не будет, но решил пока не нажимать.

— Где мы?

— Это Зельбстхас.

— Дерьмо.

В Послесмертии они шагнули в зеркало из Найдриха. Он предположил, что они и выйдут в Найдрихе, и отправил Вихтиха и Штелен в Зельбстхас, чтобы иметь возможность улизнуть. Почему Рюккер не упомянул об этом? А знал ли он, что так будет?

«Проклятые зеркальщики».

В голову Бедекту пришла еще одна мысль.

— Почему ты не предупредила меня о вютендах?

— Я не знала, — сказала она. — Пока мы находились в Послесмертии, заглянуть дальше того мига, как мы пересекаем границу, у меня ни разу не получилось.

— А теперь?

— Она показала обрывки будущего, — ответила Цюкунфт.

«Она?». Зеркальщики все были немного с прибабахом.

— И?

— Я разобрала только тот момент, когда ты бросил свой топор в зеркало.

Цюкунфт поднялась на ноги одним гибким, кошачьим движением. Бедект смотрел куда угодно, только не на нее. Независимо от того, к чему призывало ее тело, она была чертовым ребенком. Хотя по мере того, как он становился старше, само понятие «ребенок» для него все расширялось, похоже. Скоро ему будут казаться детьми все младше тридцати, судя по всему.

— Они ждали нас? — спросил Бедект. — А Морген знает?

— Я далеко не единственная среди зеркальщиков, кто умеет заглядывать в будущее, — пожала плечами Цюкунфт. Встревоженной она не выглядела. — Может быть, Моргену сказали его собственные Отражения. Может быть, он сам может видеть будущее. Он — бог.

Бедект не хотел об этом думать. Признанная всеми, хотя и ограниченная способность Цюкунфт прозревать будущее была главной частью его плана. Тот способ, которым она сошла с ума, позволял ему оказываться на шаг впереди всех остальных.

«Я убил мальчика, но я могу исправить все, к чему это привело».

Слишком поздно Бедект заметил, насколько ребенок сломлен, до какой степени то, что тому довелось испытать, искалечило его. Морген, собственный бог Геборене, был опасно безумен.

«Мальчик думает, что может сделать мир совершенным и чистым».

И он готов утопить мир в войне и крови, чтобы сделать его таким.

«Я приложил руку к тому, чтобы он стал таким, каков он теперь есть».

Он все исправит.

Морген был одержим чистотой еще до встречи с Бедектом. Но Бедект и его друзья-преступники, свихнувшиеся каждый на свой лад, открыли парню более мрачные истины. Они научили его лжи и недоверию. Они показали ему, насколько эффективно может быть насилие. Он наблюдал за их стычками и ссорами — и извлек уроки.

«Мы отравили его».

И теперь в идеальном мире Моргена не было места ни для Бедекта, ни для его друзей.

«И я… Я убил его».

У Бедекта имелся список того, чего он никогда делать не будет, — так вот надо было его и держаться. Он вспомнил, как вонзил нож Штелен в грудь Моргена. Мальчика пытали и жгли, и Бедект сказал себе, что это милосердие, что он убивает мальчика, чтобы освободить его от боли. Но правда была в том, что он собирался использовать мальчика-бога, оказавшись в Послесмертии. Бедект знал, что тоже умрет, и успел прикинуть возможный ход событий. Он убил мальчика исключительно из эгоистических соображений и обрек себя на отвратительное Послесмертие. Подобная участь была предначертана не всем и каждому — для таких людей, как он, существовал особый вид Послесмертий.

Смерть и последующее существование в плоском мире серой смерти обнажили истину. Его привели именно туда его собственные решения — все порочные решения, которые он принял в своей жизни.

И новые решения, отличные по своей сути от всех предыдущих, должны привести его в совсем другое место. Первым шагом был побег от прошлого, частью которого были Вихтих и Штелен. Он улизнул от них. Безумие и насилие всегда следовали за ними по пятам.

Пусть Бедект отступил от собственных правил и сделал то, чего поклялся никогда не делать, — убил Моргена, чем нанес этой реальности сильный ущерб, и, возможно, для него на искупление надежды и не оставалось. Но если удастся все исправить, есть вероятность, что, умерев в следующий раз, он окажется в другом Послесмертии. Он был стар. Смерть всегда была рядом.

Тот вид Послесмертия, куда он сейчас угодил, определялось кредо воина — в нем тебе будут служить те, кого ты убил при жизни, — и это позволяло Бедекту управлять мальчиком. Но он не мог. Использование детей и причинение им вреда входило в список запретов, который он составил для себя — и нарушение одного из них, убийство этого мальчика, привело к гибели самого Бедекта. Все началось именно с этого. Больше он на это не пойдет.

Покинув Послесмертие и вернувшись к жизни, Бедект лишился всякого контроля над мальчиком. Все, чем он располагал — дерзким планом, как ввести в берега одержимость пацана чистотой. Если Морген может видеть будущее, его карта уже бита. Если он знал заранее, что Бедект вернется к жизни, собираясь остановить его на пути переделки мира, он обратит против старого воина всю мощь церкви Геборене.

«Ты переоцениваешь себя».

Бедект не был уверен, что сможет остановить Моргена, даже опираясь на помощь зеркальщицы. Однако Цюкунфт твердо стояла на том, что видела будущее, где юный бог повержен, и пообещала, что ее Отражение приведет их обоих именно туда. Только на это Бедект и надеялся, а что ему еще оставалось?

Бедект хлопнул себя по лбу.

«Какой же я идиот».

— Дерьмо.

— Что такое? — спросила Цюкунфт.

— Ты только что сказала, что не смогла рассмотреть ничего дальше того момента, как мы покидаем Послесмертие.

— Да, и?

— В Послесмертии ты обещала показать мне, как остановить Моргена.

— Да, и?

— Ты соврала. Ты понятия не имеешь…

— Нет, — Цюкунфт посмотрела на лужу крови, растекающуюся на полу. Алый ручеек подбирался к ее ногам. — Она сказала мне, что знает как.

«Опять „она“».

— Но…

— Я ей верю.

«Последнее, что должен делать зеркальщик — верить Отражениям».

Доппельгангеры и мерере в своем стремлении стать настоящими неизбежно оборачивались против своих создателей, и Отражения зеркальщиков в этом смысле были столь же опасны.

Однако для сомнений было немного поздновато. Чертовски поздно. Эта девушка и ее безумие остались его единственным шансом.

Бедект обдумал варианты. Если бы Морген видел будущее, он оставил бы подкарауливать их не троих вютендов. Зеркальщики всегда говорили, что будущее не предопределено. Возможно, Морген посадил их в засаду именно здесь, чтобы заблокировать лишь одну из возможных вероятностей.

«Я полагаю, мы могли бы пройти через любое достаточно большое зеркало».

Юный бог, скорее всего, разместил своих людей у всех больших зеркал в городе.

«Почему тогда он не разбил все зеркала, кроме одного, чтобы точно знать, где мы появимся?»

На этот вопрос у Бедекта не нашлось ответа. А если жрецы Геборене оказались здесь по чистой случайности? Может быть, они здесь жили.

«Трое вютендов живут вместе?»

Маловероятно.

Цюкунфт расправила юбку и прикрыла ноги, так что Бедект снова мог без опаски смотреть на нее. В Послесмертии ее глаза были безжизненными и серыми. Теперь они сияли зеленью с осколками золота и ржавчины сквозь завесу темных волос. Она наблюдала за ним, пока он рассматривал ее. И похожие формой на сердечко губы Цюкунфт изогнулись в слабом подобии понимающей улыбки.

— Да? — спросила она, приподняв темную бровь.

— Куда нам теперь двигаться? Сколько у нас есть времени до того, как Морген пошлет по нашим следам Штелен и Вихтиха?

— План, — произнесла она, — о котором ты, возможно, забыл, потому что ты слабоумный старый ублюдок, состоял в том, чтобы я использовала это зеркало, чтобы увидеть следующие пару дней.

Она кивнула на сломанную раму и кучу осколков на полу.

— И?

— Ты разбил зеркало, хотя я говорила тебе не делать этого.

Бедект подошел к разбитому зеркалу, со стоном нагнулся и подобрал один из осколков. Выпрямился, потирая поясницу, и предлагающим жестом протянул его Цюкуфнт.

— Используй это.

— Нет. Осколок не годится, только неразбитое зеркало, — сказала она.

— Почему?

— Осколок стекла… ее сердце… — Цюкунфт отвела взгляд. — Есть причины.

Проклятая гайстескранкен. Он услышал голос Штелен в своей голове: «Твой план уже идет по борозде, старик». Штелен возненавидела бы Цюкунфт с первого взгляда.

Бедект подавил усмешку. Узнав, что он бросил ее, уродливая клептик воспылает жаждой убийства. Он отложил мысли о Штелен. Она была проблемой, но ею можно было заняться позже.