— Три месяца, плюс-минус неделя, — сказала Диана. — У нас была большая перестрелка в Пердидо-Бич. Потом ты ушёл в пустыню вместе с Вожаком и отсутствовал три дня. А вернулся бледный, обезвоженный и… в общем, вот такой, какой ты сейчас.
— Вожак. — Одно лишь это имя и воспоминание о существе, которому оно принадлежало, заставило Кейна содрогнуться. Вожак, предводитель койотов, тот, кто каким-то образом обрёл хоть и ограниченный, но дар речи. Вожак, верный и преданный слуга… этого. Этого. Существа в шахте.
Они называли это существо Мраком.
Кейн покачнулся и едва не упал с кровати, но Диана вовремя поймала его, схватила за плечи и удержала. Тут же она увидела его предостерегающий взгляд, выругалась вполголоса и успела подставить мусорное ведро, прежде чем его вырвало.
Рвоты оказалось совсем немного. Чуть-чуть желтоватой жидкости.
— Мило, — сказала девушка и скривила губы. — Я тут подумала и решила: не ешь-ка ты лучше никаких бобов. Не хочу видеть, как они полезут обратно.
Кейн прополоскал рот водой.
— Почему мы здесь? Это же домик Моуза.
— Потому что ты слишком опасен. Никто в «Коутс» не хочет тебя видеть, пока ты не возьмёшь себя в руки.
Кейн моргнул, когда очередное воспоминание вернулось к нему.
— Я причинил кому-то боль.
— Ты принял Пузана за монстра. Кричал что-то. Повторял слово «геяфаг». Потом швырнул Пузана в стену.
— Он в порядке?
— Кейн. Только в кино человек может пролететь сквозь стену и подняться на ноги, как ни в чём не бывало. Но мы не в кино. Стена была кирпичная. Пузана словно машина переехала. Представь сбитого енота, которого давят колёсами раз за разом на протяжении нескольких дней.
Слишком грубо получилось, даже для Дианы. Сжав зубы, она сказала:
— Прости. Нельзя было так говорить. Пузан мне никогда не нравился, но это просто не выходит у меня из головы, понимаешь?
— Я был вроде как не в себе, — сказал Кейн.
Диана сердито утёрла слезу.
— Ответь на один вопрос: ты знаешь, что такое «преуменьшение»?
— Думаю, мне уже лучше, — продолжал Кейн. — Пусть я ещё не совсем пришёл в норму. Не до конца. Но уже лучше.
— Счастье-то какое, — съязвила Диана.
Впервые за последние несколько недель Кейн разглядел её лицо. Она была красива, Диана Ладрис: огромные тёмные глаза, длинные каштановые волосы и губы, с которых не сходила самодовольная улыбка.
— С тобой могло произойти то же, что и с Пузаном, — сказал Кейн. — Но ты всё равно заботилась обо мне.
Диана пожала плечами.
— Новый мир жесток. У меня был выбор: держаться поближе к тебе или попытать счастья с Дрейком.
— Дрейк. — Это имя вызвало тёмные ассоциации. Что это, сон или реальность? — Что там с Дрейком?
— Изображает Кейна-младшего. Якобы замещает тебя. Как по мне, так он втайне надеется, что ты умрёшь. Пару дней назад совершил набег на магазин и украл немного еды. Это сделало его почти популярным. Дети не отличаются критическим мышлением, когда приходится голодать.
— А мой брат?
— Сэм?
— А что, у меня есть другие давно потерянные братья?
— Клоп пару раз наведывался в город, чтобы оценить обстановку. Он говорит, что еда у них ещё осталась, но народ уже начал волноваться. Особенно после налёта Дрейка. Но всем там заправляет Сэм.
— Дай-ка мои штаны, — сказал Кейн.
Диана выполнила просьбу Кейна и демонстративно отвернулась, когда тот начал одеваться.
— Какую защиту они выстроили? — спросил Кейн.
— Продуктовый магазин теперь охраняют по всему периметру, это главное. На крыше «Ральфс» постоянно дежурят четверо вооружённых ребят.
Кейн кивнул и прикусил ноготь на большом пальце: старая привычка.
— А что с уродами?
— У них Декка, Брианна и Тейлор. Ещё Джек. Может быть, среди них есть ещё полезные уроды, Клоп не знает точно. У них есть Лана, Целительница. А ещё Клоп думает, что среди них есть парень, который может создавать что-то вроде тепловых волн.
— Как Сэм?
— Нет. Сэм — газовая горелка. А тот, другой парень — микроволновка. Он не создаёт никакого видимого огня. Просто твоя голова вдруг закипает, как буррито, которые в «Китчен-эйд» подают на завтрак.
— У людей продолжают проявляться силы, — сказал Кейн. — А что у нас?
Диана пожала плечами.
— Разве кто-то может знать наверняка? Никто не рискнёт признаться Дрейку. В городе мутантов-новичков уважают. А здесь? У нас и убить могут.
— Ну да, — сказал Кейн. — Это была ошибка. Зря мы начали срываться на уродах. Они нам нужны.
— Плюс ко всему, помимо нескольких новых Муродов, у них есть автоматы. И у них по-прежнему есть Сэм, — добавила Диана. — Так что предлагаю не тупить и не пытаться снова вступать с ними в бой. Как тебе идейка?
— Муродов?
— Мутантов. Мутанты плюс уроды. Муроды, — Диана пожала плечами. — Муроды, фрики, монстры. Еды у нас не осталось, зато кличек предостаточно.
Футболка Кейна висела на спинке стула. Он протянул к ней руку, пошатнулся и едва не упал. Диана придержала его. Он рассматривал её ладонь на своей руке.
— Ходить я в состоянии.
Он поднял голову и увидел своё отражение в зеркале над комодом. Он с трудом себя узнал. Диана была права: бледный, впалые щёки. Глаза казались слишком крупными для его лица.
— Похоже, тебе и впрямь лучше. Снова ведёшь себя как вспыльчивый придурок.
— Позови сюда Клопа. Клопа и Дрейка. Хочу видеть их обоих.
Диана не сдвинулась с места.
— Ты хоть собираешься рассказать мне, что случилось там, в пустыне, куда вы ходили с Вожаком?
Кейн фыркнул.
— Вряд ли ты захочешь знать.
— Хочу, — настаивала Диана. — Ещё как.
— Важно лишь то, что я вернулся, — сказал Кейн со всей напускной храбростью, на которую был способен.
Диана кивнула. От этого движения волосы, заскользив вперёд, коснулись её идеальной щеки. Глаза девушки влажно блестели. Но на губах по-прежнему застыло выражение отвращения.
— Что это значит, Кейн? Что за «геяфаг»?
Он пожал плечами.
— Не знаю. Никогда раньше не слышал этого слова.
Почему он лжёт ей? Почему у неё такое ощущение, что знать это слово опасно?
— Давай, иди за ними, — сказал Кейн, отстраняя её. — Приведи сюда Клопа с Дрейком.
— Зачем ты так торопишься? Почему бы сначала не убедиться, что ты и правда… я хотела сказать, «нормальный», но это значило бы слишком высоко задрать планку.
— Я вернулся, — настойчиво повторил Кейн. — И у меня есть план.
Она посмотрела на него, скептически склонив голову.
— План, говоришь.
— Я должен кое-что сделать, — сказал Кейн и отвёл взгляд. Он сам не понимал — почему, но не мог смотреть Диане в глаза.
— Кейн, не делай этого, — сказала Диана. — Сэм позволил тебе уйти живым. Второй раз он этого не допустит.
— Хочешь, чтобы я заключил с ним сделку? Нашёл компромисс?
— Именно.
— Что ж, именно это я и собираюсь сделать, Диана. Я собираюсь заключить сделку. Но сперва я должен найти то, что можно ему предложить. И кажется, я знаю, что это.
Астрид Эллисон гуляла с Малышом Питом на заросшем травой заднем дворе, когда Сэм принёс ей новости и показал червя. Пит качался. Если точнее, он сидел на качелях, а качала его Астрид. Ему, похоже, нравилось.
Толкать качели было скучно и однообразно, учитывая, что от младшего брата было не дождаться ни слова, ни радостного возгласа. Пити едва стукнуло пять, и он страдал аутизмом. Говорить он умел, но почти никогда не говорил. Если уж на то пошло, с возникновением УРОДЗ мальчик ещё сильнее замкнулся в себе. Быть может, в этом была и вина сестры: она стала пренебрегать терапией, бросила бесполезные, бессмысленные упражнения, которые якобы помогали аутистам справляться с реальностью.
Разумеется, Малыш Пит создавал для себя собственную реальность. В определённом и очень важном смысле, он создал новую реальность для всех.
Этот задний двор принадлежал не Астрид, этот дом не был её домом. Её дом спалил Дрейк Мервин. Но уж чего-чего, а домов в Пердидо-бич хватало. Большинство из них пустовало. И хотя многие дети остались жить в своих старых домах, другие не могли вынести воспоминаний, которые хранили их прежние спальни и гостиные. Астрид уже со счёта сбилась, сколько раз она видела плачущих детей, вспоминающих, как мама готовила на кухне, как папа стриг лужайку, как старшие братья и сёстры щёлкали каналами телевизора.
Детям было ужасно одиноко. Одиночество, страх и грусть никогда не покидали УРОДЗ. Поэтому дети часто селились вместе, и дома становились похожи на студенческие общежития.
Вместе с Астрид жили Мэри Террафино со своим младшим братом Джоном; всё чаще и чаще с ними оставался и Сэм. Официально Сэм жил в свободном офисе в здании муниципалитета — в мэрии, спал на диванчике, готовил еду в микроволновке и пользовался бывшей общественной уборной. Но это было очень мрачное место, и Астрид не раз просила его считать её дом своим. В конце концов, они практически семья. И, что как минимум символично, они стали первой, в своём роде, семьёй в УРОДЗ: заменили маму и папу детям, оставшимся без родителей.
Астрид услышала приближение Сэма ещё до того, как он показался в дверях. Пердидо-Бич всегда был маленьким тихим городком, а теперь здесь почти всегда стояла тишина, как в церкви. Сэм сам вошёл в дом и, переходя из комнаты в комнату, звал её по имени.