— Предыдущий владелец числится пропавшим без вести, — ответил Мардер.

— Тогда хорошо, что мы захватили все эти пушки, — заявил Скелли и одарил друга людоедской улыбкой.

6

— Мне очень жаль, Стата, но больше я ничего не знаю, — проговорил Орнстайн. — Он позвонил мне, сказал, что уезжает на неопределенный срок, и предложил пожить у него.

Орнстайн был смущен и даже встревожен. Кармел Мардер заявилась на порог и стала допытываться, что он делает в квартире отца, куда тот уехал и с какой целью, и если на первый вопрос Орнстайн мог ответить без труда, то относительно всего остального пребывал в полном неведении. Может быть, стоило по-дружески поинтересоваться, с какой стати Мардер пошел на такой шаг и не поставил в известность, как теперь выяснилось, никого из близких. Кроме того, Орнстайн побаивался Статы Мардер. Он был невысок и застенчив, и хотя в нем жила решимость бороться с мировым капитализмом до последней капли крови, иметь дело с рослой рассерженной девушкой, грозно нависавшей над его персоной, ему приходилось впервые. А еще он хотел (как же нелегко сохранить в себе самоотверженность, которая отличает всякого истинного коммуниста!), он очень хотел остаться в этой замечательной квартире.

Стата бросила на него свирепый взгляд, всплеснула руками и сказала:

— Ладно, поняла… не возражаете, если я тут осмотрюсь?

— О, будьте моей гостьей, — ответил он, — хотя, если учитывать, что на самом деле это я — гость…

Стата вышла из общей комнаты, оставив недопитым чай, заваренный Орнстайном. Она сразу же направилась в помещение, которое ее родители использовали как кабинет и которое казалось ей в детстве настоящей пещерой Аладдина, и приступила к осмотру отцовского стола и картотеки. Постепенно ее дурные предчувствия крепли. Тут не было ничего, кроме обычных канцелярских принадлежностей и кое-каких бесполезных документов — квитанций, каталогов, разрозненных записей и семейных архивов, которые ничего не проясняли.

Она включила компьютер и выругалась, увидев запрос пароля. Это была идея Питера: ей вспомнилось, как тот прочел отцу нотацию об уязвимости его машины, очистил ее от накопившихся вредоносных программ и установил пароль. А поскольку это был Питер, то он выбрал не слово и не фразу, а случайную последовательность цифр. Соответственно, отец должен был где-то ее зафиксировать — на бумажке или в своем древнем «ролодексе» [Торговая марка органайзеров — оригинальное приспособление для ведения картотеки адресов, хранения визиток и т. п. Записи делаются на отдельных плотных карточках, которые перелистываются вращением бокового рычажка. Производится с 1958 г.]. Поискав, она нашла кучу разных паролей, но не основной.

Она достала телефон и позвонила брату в Пасадену.

— Это я, — сказала Стата.

— Что случилось?

— С чего такой вопрос?

— У меня тут шесть пятнадцать, рановато для разговоров ни о чем. Черт, да я был в царстве грез. Может, и это мне тоже снится.

— Не снится. Слушай, Пит, я сейчас в папиной квартире, и… от него были какие-нибудь известия в последние дни?

Повисло молчание, потом брат с холодком произнес:

— А с какой стати? Мы с ним особенно не разговариваем. И тебе это известно.

— Ну да, только дело в том, что он все равно твой отец, нравится тебе это или нет, и теперь он пропал.

— То есть как это пропал?

— А так! Он оставил квартиру Орнстайну и уехал, никому не сказав, когда вернется. Я отследила его сотовый. Последний раз он им пользовался в Миссисипи, а когда я наконец дозвонилась, ответил какой-то мексиканский пацан. То есть телефон либо украли, либо выбросили, и оба варианта меня не радуют. Я очень волнуюсь за него. Слушай, у тебя нет пароля от его компьютера? Хочу там проверить.

— Нет. Чужие пароли я не храню. В отличие от некоторых моих родственников, я не сую нос куда не надо.

— Спасибо большое. Но он наверняка его записал — может, ты видел? Вряд ли он стал бы запоминать пароль из десяти цифр.

— Да, он записал его на обороте водительских прав, — сказал Питер, заставив сестру выругаться — отрывисто, но смачно.

— А ты не знаешь случайно, с чего бы ему вот так исчезать? Питер, тут дело очень странное — он даже документы все вычистил.

Снова пауза.

— А пистолет он взял?

— О господи. Минутку, я проверю.

Она кинулась к оружейному сейфу и набрала комбинацию, которую знала с одиннадцати лет. Отец долго ничего не подозревал, а когда правда открылась, она уже достаточно выросла, чтобы учиться обращению с пистолетом, и смысла в секретности больше не было.

— «Стейра» и обоих пистолетов нет. Остался только «вудсмен».

— Ну что ж, теперь мы точно знаем, что кончать с собой он не собирается. Для этого хватило бы и одного пистолета.

— Боже, Питер! Какие гадости ты говоришь. Ты и в самом деле думаешь, что папа способен на самоубийство?

— Не знаю. Я вообще не знаю, что он за человек. Думал, что знаю, но ошибался.

— Так ты никогда не простишь его за маму?

— Никогда.

— Слушай, ну что за чушь! Господи, он же наш отец! Твой отец совершил ошибку. Сожалею, что он не дотягивает до твоих идеалов, но мы все равно семья.

— Ну что же… давай каждый останется при своем мнении. Тебя я по-прежнему люблю, если тебе от этого легче. И я понимаю, что ты беспокоишься о нем. Ты уже звонила Хэлу Дэниелсону? И его бухгалтеру — как его там, Бенни?

— Берни. Нет, не звонила еще. Хорошая мысль.

Стата попрощалась и дала отбой.

Но она не стала звонить ни адвокату, ни бухгалтеру, хотя их фамилии и номера были в списке, который прислал ей друг Кэвэны. Не заметила имена доктора Гергена и Патрика Скелли. Ее интересовало единственное имя, и она сразу набрала нужный номер.

— Buenos dias! — поприветствовал ее автоответчик. — Вы позвонили в «Су Асьенда», это Нина Ибанес. В данный момент я не могу взять трубку, но если вы оставите сообщение после сигнала, то я перезвоню вам при первой возможности.

Конец ознакомительного фрагмента