Майкл Коннелли

Кровавая работа

Последней ее мыслью была мысль о Реймонде. Очень скоро она его увидит. Он, как всегда, проснется, радуясь, что она вернулась домой, и обнимет ее своими теплыми, такими крепкими ручками.

Она улыбнулась, а мистер Кан, стоявший за прилавком, улыбнулся ей в ответ, надеясь, что ее улыбка предназначена ему. Он улыбался ей каждый раз, не имея представления, что ее мысли и улыбка связаны с предвкушением предстоящей встречи с сынишкой, который ждет ее даже во сне.

Звук колокольчика, прозвеневшего, когда открылась дверь в магазин, в сущности, никак не отвлек ее. Она думала о том, что надо достать из сумочки два доллара за шоколадку и отдать мистеру Кану. Она так и сделала, протянув ему руку через прилавок. Но он почему-то не взял деньги. Тут она поняла, что он смотрит уже не на нее, а на входную дверь. Улыбка исчезла с его лица, и рот приоткрылся, как будто он пытался что-то сказать, но у него не получалось.

Она почувствовала, как кто-то крепко схватил ее за правое плечо. А ее левый висок пронзило холодом, леденящим, как сталь. А потом все затмил ослепительный белый свет. В этот самый момент она увидела милое, улыбающееся личико Реймонда. Затем все погрузилось во тьму.

1

Маккалеб заметил женщину, стоявшую на корме «Обгоняющего волны», раньше, чем она его. Он спускался по главному доку мимо выстроившихся в ряд дорогостоящих катеров миллионеров, когда незнакомка попала в поле его зрения. Было половина десятого утра в субботу. Теплое дыхание весны привело в доки Сан-Педро толпы людей. Маккалеб заканчивал свою каждодневную утреннюю прогулку — вокруг всей пристани Кабрильо, вдоль скалистого мола и обратно. Он не особенно запыхался, но все-таки замедлил шаг, когда приблизился к своему катеру. Первое, что он почувствовал, было раздражение, — женщина вторглась на его судно без его на то приглашения. Однако, подойдя поближе, он выбросил эту мысль из головы, уже спрашивая себя, кто она такая и что ей надо.

Женщина была одета явно не для морской прогулки. На ней было летнее платье свободного покроя, едва доходившее до колен. Ветерок, долетавший с моря, грозился поднять подол еще выше, и одной рукой она придерживала его сбоку. Маккалебу не было видно, во что она обута, но по напряженным мышцам ее загорелых ног было ясно, что его гостья обута не в кроссовки. Очевидно, она стояла на высоких каблуках. Маккалеб мгновенно решил, что она намерена произвести впечатление. Для этого она и явилась.

Он сам был одет вовсе не для того, чтобы сразить кого-то. На нем были потертые, от носки, а не в угоду моде, джинсы и футболка, купленная несколько лет назад на турнире за золотой кубок Каталины. Одежда была вся в пятнах — главным образом от рыбьей крови, кое-где — его собственной, а также от машинного масла и клея. Такая одежда одинаково хорошо служила ему и как рабочая, и на рыбалке. Эти выходные он планировал повозиться на своем катере, поэтому и оделся соответственно.

Он невольно задумался о том, как выглядит, пока подходил к лодке, и теперь мог поближе рассмотреть женщину. Он стянул с ушей мягкие наушники плеера, выключив диск на середине песни «Я не суеверный» группы «Хаулинг Вулф».

— Я могу вам чем-то помочь? — спросил он, ступая на палубу катера.

Похоже, его голос напугал ее, заставив отвернуться от двери, которая вела в каюту. Ясно было, что она стучала в стекло, думая, что он внутри.

— Я ищу Террела Маккэлеба, — сказала она.

На вид это была привлекательная женщина лет тридцати, примерно лет на десять моложе его. В ее облике было что-то странно знакомое, но непонятно, что именно. То, что мы называем дежавю. Однако одновременно с чувством, что он откуда-то ее знает, в голове промелькнула мысль, что он ошибается и эта женщина ему совсем незнакома. У него хорошая память на лица. А у нее достаточно приятная внешность, чтобы ее запомнить.

Она не совсем правильно произнесла его имя, сказав Маккэлеб, вместо Маккалеб, и обратилась к нему официально по имени и фамилии, чего не делал никто, кроме репортеров. И в этот момент он начал кое-что понимать. Теперь ясно, что привело ее к нему на катер. Еще одна заблудшая душа, попавшая не туда, куда надо.

— Маккалеб, — исправил он. — Терри Маккалеб.

— Извините. Я… я подумала, что вы, возможно, внутри. Я не очень хорошо представляю, имею ли я право подняться на катер и стучать в дверь.

— Но вы именно так и сделали, — буркнул он.

Проигнорировав упрек, гостья продолжала говорить. Казалось, все ее действия и слова были заранее отрепетированы.

— Мне нужно поговорить с вами, — пояснила она.

— Ну, в данный момент я вообще-то занят.

Он показал на открытый люк на палубе катера, куда ей посчастливилось не свалиться, и на инструменты, оставленные им на не слишком чистом куске ткани на корме у поручня.

— Я ходила тут битый час, отыскивая вашу лодку, — сказала она. — Это не займет много времени. Меня зовут Грасиэла Риверс, и я хотела…

— Послушайте, мисс Риверс, — прервал он, подняв руки в жесте протеста. — Я действительно… Вы прочли обо мне в газете, верно?

Она кивнула.

— Так что прежде, чем вы начнете мне что-то рассказывать, я должен вам сказать, что вы вовсе не первая, кто приходит сюда или достает мой номер телефона и звонит мне. И я намерен сказать вам то же, что говорил и всем остальным. Мне не нужна работа. Если вы пришли именно за этим, хотите выступить в роли работодателя и заставить меня помогать вам, извините, но я не могу этого сделать. Такая работа мне не нужна.

Она промолчала, и он ей даже посочувствовал, как сочувствовал всем, кто приходил до нее.

— Послушайте, я хорошо знаю пару частных детективов, которых могу рекомендовать. Профессионалов, которые будут работать, как волки, и не «разденут» вас.

Маккалеб подошел к кормовому планширу и взял солнечные очки. Он забыл захватить очки на прогулку и сейчас надел их, давая тем самым понять, что беседа окончена. Однако ни его действия, ни его слова не произвели ожидаемого эффекта.

— В статье говорится, что вы работаете на совесть. И что вы очень не любите, когда кто-нибудь ускользает от вас.

Засунув руки в карманы, он пожал плечами:

— Вам надо кое-что запомнить. Я никогда не работал один. У меня были партнеры, команды лаборантов и, в общем, за моей спиной стояло целое бюро. Это очень сильно отличается от ситуации, когда какой-то детектив-одиночка бегает и выполняет всю работу сам. Очень сильно отличается. Вероятно, я не смог бы помочь вам, даже если бы захотел.

Она кивнула, и Маккалеб решил, что его слова наконец дошли до нее и говорить больше не о чем. Мысленно он уже вернулся к двигателю катера и клапанам, с которыми собирался покончить в эти выходные.

Однако он ошибся на ее счет.

— Думаю, вы могли бы мне помочь, — произнесла она. — И таким образом, возможно, помочь и себе.

— Мне не нужны деньги. У меня все в порядке.

— А я не о деньгах говорю.

Прежде чем ответить, он какое-то мгновение просто стоял и смотрел на нее.

— Я не знаю, что вы под этим подразумеваете, — проговорил он с нотой усталого раздражения в голосе. — Я действительно не могу вам помочь. Я сдал свой значок, и я не частный сыщик. Было бы незаконно действовать, забыв об этом, и получать деньги без государственной лицензии. Если вы еще раз прочтете статью в газете, то лучше поймете, что со мной произошло. Предполагается, что мне нельзя даже машину водить.

Терри махнул рукой в сторону парковки за узким проходом позади доков.

— Видите накрытую машину, похожую на красиво упакованный рождественский подарок? Это моя машина. Она будет там стоять до тех пор, пока врачи не позволят мне снова сесть за руль. Какой из меня детектив? Мне бы пришлось ездить на автобусе.

Девушка по-прежнему не обращала внимания на его протесты и просто смотрела на него с выражением твердой уверенности, которое раздражало его. Маккалеб не представлял, как ему выдворить ее с катера.

— Сейчас я запишу для вас имена тех детективов.

Обойдя вокруг нее, он раздвинул дверь каюты, а затем плотно закрыл ее за собой. В эту минуту ему снова, как никогда, захотелось отгородиться ото всех. Он подошел к навигационному столу и начал искать в ящиках телефонную книжку. Маккалеб уже давно не пользовался ею и не был уверен, что найдет. Посмотрев через стеклянную дверь, он увидел, что его гостья отошла на корму и стояла, прислонившись к поручню, в ожидании хозяина катера.

На стекле была специальная защитная пленка, и девушка не могла видеть, что он наблюдает за ней. Ощущение того, что он знает ее, вернулось, и он попытался вспомнить, почему ее лицо ему знакомо. Риверс производила очень сильное впечатление. Темные миндалевидные глаза казались одновременно грустными и все понимающими, словно знали какую-то тайну. Он знал, что легко бы ее запомнил, если бы хоть раз повстречал или просто наблюдал за ней. В памяти ничего не всплывало. Его взгляд инстинктивно переместился на руки девушки в поисках кольца. Но кольца не было. Терри был прав и насчет ее обуви. На ней были босоножки на широких пробковых каблуках высотой в несколько сантиметров. Ногти на пальцах были покрыты ярким розовым лаком и очень выделялись на фоне загара. Интересно, она все время так выглядела или оделась так специально, чтобы уговорить его взяться за работу?

Он нашел телефонную книжку во втором ящике и быстро отыскал имена Джека Лавеля и Тома Кимбола. Записав их имена на обороте прошлогодней рекламной листовки лодочного сервиса, Терри раздвинул дверь. Когда он вернулся, она искала что-то в своей сумочке.

— Здесь два имени. Лавель ушел на пенсию из Управления полиции Лос-Анджелеса, а Кимбол работал в Бюро. Я работал с обоими и знаю, что они отлично потрудятся для вас. Позвоните любому. Скажете, что я дал вам номер телефона, и к вам отнесутся как надо, — сказал Маккалеб, протягивая Риверс листок бумаги.

Однако вместо того, чтобы взять у него листок бумаги с номерами телефонов, она вытащила из сумочки фотографию и протянула ему. Маккалеб машинально принял карточку, тут же сообразив, что совершил ошибку. На снимке он увидел улыбающуюся женщину, которая смотрела на маленького мальчика, задувающего свечи на именинном торте. Маккалеб насчитал семь свечей. Сначала ему показалось, что это была фотография самой Риверс на несколько лет моложе. Но — нет. У женщины на снимке было круглое лицо и более тонкие губы. И она была не такой красивой, как Грасиэла. У обеих были темные карие глаза, но у той, что на фото, не было той пронзительности во взгляде, с которой смотрела на Маккалеба сейчас его гостья.

— Это ваша сестра? — спросил он.

— Да. Вместе со своим сыном.

— И кто из них?

— Что?

— Кто из них мертв?

Его второй ошибкой было начать задавать вопросы. Совершив их, он позволил втянуть себя во все это. Вместо того чтобы расспрашивать ее, следовало сунуть ей в руки номера телефонов частных детективов и покончить с этим.

— Моя сестра. Глория Торрес. Мы звали ее Глори. А это ее сын Реймонд.

Он кивнул, протягивая фотографию обратно. Но Риверс не взяла ее. Очевидно, ей хотелось, чтобы он спросил ее, что произошло. Нет, пора тормозить, решил Маккалеб.

— Послушайте, у вас ничего не выйдет, — холодно произнес он. — Похоже, вы умеете добиваться своего, но со мной этот номер не пройдет.

— Хотите сказать, что вас это не волнует?

Он почувствовал, что закипает от злости.

— Волнует. Если вы читали статью в газете внимательно, то вы в курсе, что со мной произошло. Именно потому, что меня слишком многое волновало.

Терри проглотил внезапно подступивший к горлу комок. Было ясно как день, что из-за всех переживаний Риверс не знает, куда себя девать. Как и сотни людей, которых он знал в подобных ситуациях, когда они без всяких причин лишаются самых любимых, близких людей. При этом никто не арестован, никому не предъявляют никаких обвинений, а дело об убийстве остается открытым. Некоторые из этих заблудших душ становились похожими на ходячих зомби, и их жизнь уже никогда не возвращалась в привычное русло. Грасиэла Риверс была теперь одной из них. Именно так, иначе она не стала бы отыскивать Маккалеба. И он прекрасно знал, что, как бы он ни злился и что бы она ему ни говорила, отыгрываться на ней за его собственные несчастья было несправедливо.

— Послушайте, — сказал он. — Я просто не в состоянии этим заняться. Извините.

Взяв гостью за локоть, он как будто собрался помочь ей подняться по ступенькам. Кожа девушки была приятно теплой, а сама рука на удивление мускулистой. Он протянул ей фотографию, которую и теперь Грасиэла отказывалась взять обратно.

— Взгляните на нее еще раз. Пожалуйста. В последний раз, и я уйду. Неужели вы ничего не чувствуете?

Покачав головой, Терри неопределенно отмахнулся, как будто ему было действительно безразлично.

— Вообще-то, я был агентом ФБР, а не ясновидящим, — проговорил он, продолжая вертеть снимок в руках.

Женщина и мальчик на снимке казались очень счастливыми. У них был праздник. Семь свечей на торте. Маккалеб вдруг вспомнил, что, когда ему было семь и еще некоторое время спустя, его родители были еще вместе. Мальчик словно приковал его взгляд. Каково ему придется без матери?

— Простите, мисс Риверс. Простите. Я правда ничем не могу помочь. Возьмите фотографию.

— У меня есть еще одна. Я заказала два снимка по цене одного. Подумала, может, вы захотите оставить его себе.

Впервые за все время их разговора Маккалеб вдруг почувствовал, что за сказанным стоит что-то еще, какие-то подводные рифы. Она обходила это что-то в их разговоре, хотя непонятно почему. Терри очень внимательно посмотрел на Грасиэлу, одолеваемый ощущением, что, сделав следующий шаг, задав следующий вопрос, он натолкнется на эти рифы.

Но сдержаться уже не мог.

— Зачем мне оставлять снимок у себя, если я говорю, что не в состоянии помочь вам?

Она улыбнулась с какой-то странной грустью.

— Потому что именно эта женщина спасла вам жизнь. Я подумала, может быть, время от времени вы будете вспоминать, как она выглядела.

Маккалеб довольно долго и пристально смотрел на Грасиэлу, но видел перед собой не ее. Он всматривался в фотографию, отыскивая в уголках своей памяти то, что связывало его с этим снимком и с тем, что сказала Риверс. Какой был во всем этом смысл?

— О чем вы говорите? — негромко произнес он.

Это было единственное, что Терри сумел сказать. У него было чувство, что он теряет контроль над разговором, что его нити ускользают от него, переходя в руки к ней. Вот они, рифы. Все-таки он натолкнулся на них.

Грасиэла подняла руку, но не для того, чтобы забрать снимок. Она положила ладонь ему на грудь и пробежала пальцами под рубашкой, отыскивая грубый рубец шрама. Маккалеб стоял как вкопанный, позволив ей делать это.

— Ваше сердце, — вымолвила она, — это сердце моей сестры. Это она спасла вам жизнь.

2

Краем глаза он видел монитор. На зернистом черно-белом экране его сердце было похоже на расплывчатый колышущийся призрак, а скобы, которые перекрывали доступ крови в кровеносные сосуды, вообще выглядели как черная картечь, застрявшая у него в груди.

— Почти дошли, — произнес хорошо знакомый голос.

Он доносился со стороны его правого уха. И принадлежал Бонни Фокс. Спокойный и мягкий тон, каким говорила хирург, невольно заставлял любого позабыть обо всех тревогах. Очень скоро Маккалеб, как на рентгеновском снимке, разглядел волнистую линию зонда, появившегося на экране монитора. Зонд двигался рядом с артерией и уже касался сердца. Терри закрыл глаза. Он ненавидел, когда внутрь его организма вводили что-то, хотя врачи всегда повторяли одно и то же: вы ничего не почувствуете. Но так никогда не бывало.

— Спокойно, вы ничего не почувствуете, — сказала Бонни.

— Я знаю, — пробормотал он.

— Вам нельзя говорить.

Разумеется, он почувствовал, как кончик зонда легонько зацепился за что-то. Так бывало иногда на рыбалке, когда тонкая леска вдруг дергалась, если рыба заглатывала крючок с наживкой, но срывалась с него. Вот и сейчас, открыв глаза, Маккалеб увидел тоненькую, как леска, линию зонда, которая находилась глубоко в его сердце.

— Отлично. То, что надо, — сказала Бонни. — И теперь уже выбираемся обратно. Вы молодчина, Терри.

Она легонько похлопала его по плечу, а он даже голову не мог повернуть, чтобы отблагодарить ее взглядом. Зонд вытащили, залепив марлевой повязкой разрез на шее. Крепление, удерживавшее его голову в ужасно неудобном положении, отстегнули. Маккалеб осторожно распрямил затекшую шею и дотянулся до нее рукой, чтобы растереть онемевшие мышцы. А потом он увидел склонившееся над ним улыбающееся лицо доктора Бонни Фокс.

— Как вы себя чувствуете?

— Особых жалоб нет. Конечно, это теперь, когда все уже позади, — ответил он.

— Лежите, я вернусь через некоторое время. Нужно проверить сердечную деятельность. И отнести в лабораторию образцы сердечной ткани.

— Бонни, мне нужно поговорить с вами, — сказал Маккалеб.

— Разумеется. Я вернусь очень скоро.

Спустя несколько минут две медсестры перекатили кровать Маккалеба из лаборатории, где брали разные анализы, в лифт. Он терпеть не мог, когда с ним обращались как с инвалидом. Он мог бы идти и сам, но это противоречило правилам. После биопсии сердца пациент обязан находиться в горизонтальном положении. В больницах вечно существуют какие-то глупые правила. А в «Сидарз-Синай» их оказывалось в сто раз больше, чем в других.

Его перевели вниз на шестой этаж в кардиологическое отделение. Пока его катили вниз по восточному коридору, он заглядывал в палаты счастливчиков, уже получивших новое сердце, и тех пациентов, которые ожидали трансплантации. Затем они миновали палату, в которой дверь тоже была открыта и где Маккалеб увидел мальчика, лежавшего на кровати с трубками, тянувшимися от его тела к аппарату «сердце-легкие». С другой стороны кровати сидел на стуле мужчина в костюме и смотрел на мальчика невидящим взором. Маккалеб отвернулся. Он знал, что счет идет на минуты. Этот малыш свое время отбегал, а подключенный к его организму аппарат лишь отдалял неизбежное. Мужчина в костюме — наверное, отец, решил Маккалеб, — с таким же выражением будет смотреть и на гроб своего сына.

Наконец сестры довезли Терри до его палаты. Потом перенесли его с каталки на кровать и на время оставили в покое. В ожидании доктора он устроился поудобнее. По опыту Маккалебу было хорошо известно, что может пройти и шесть часов с момента, когда он и Фокс расстались. Все зависело от того, насколько быстро бежит его кровь по трубкам в лаборатории и как скоро врач придет доложить об этом.

Хотя он давно был готов ко всякому. Старая кожаная сумка, в которой он когда-то таскал свой компьютер и бесчисленные папки давно забытых дел, теперь была набита старыми номерами журналов, которые Терри припас, чтобы скоротать дни в больнице.

Через два с половиной часа Бонни Фокс вошла в его палату. Маккалеб отложил в сторону журнал «Ремонт катеров», который листал.

— Ого, а вы быстро, — проговорил он.

— У нас в лаборатории не торопятся. Как себя чувствуете?

— Ощущение в шее такое, будто кто-то простоял на ней пару часов. А вы уже успели заглянуть и в лабораторию? — спросил он.