По ее лицу он понял, что она сосредоточена на игре. А соседствующие с ней за столом мужчины исподтишка бросали на нее взгляды, и Босх ощутил странное возбуждение, сообразив, что она им нравится. За десять минут Элеонор выиграла партию — правда, Босх стоял далеко и не заметил, какую сумму, — а в пяти других рано открыла карты. Судя по всему, она здорово обгоняла соперников. Полная стопка фишек лежала перед ней и еще шесть на голубом сукне.
Когда Элеонор выиграла еще одну партию — на сей раз взяла полный банк — и сдающая принялась сдвигать к ее месту синие фишки, Босх оглянулся в поисках телефона-автомата. Он позвонил Фелтону, и тот дал ему номер домашнего телефона и адрес Уиш.
Капитан пояснил, что Сэндс-авеню, где она проживает, расположена неподалеку от квартала многоквартирных домов. Там обитают служащие казино. Босх не сказал ему, что нашел Элеонор, только поблагодарил и повесил трубку.
Когда он вернулся в зал, Элеонор там уже не было. За столом по-прежнему сидели пятеро мужчин, но сдающий сменился. Босх упустил ее.
— Кого-нибудь ищешь?
Он быстро обернулся. Элеонор стояла у него за спиной. Она не улыбалась. На лице — гримаса раздражения, а может, вызова. Взгляд Босха остановился на маленьком белом шраме на ее скуле.
— Я… м-м-м… да… тебя.
— Ты никогда не умел прятаться. Я тебя засекла через минуту после того, как ты здесь появился. Подошла бы сразу, но пришлось повозиться с малым из Канзаса. Он вообразил, будто сумеет угадать, когда я блефую. Ни черта-то он не понимает. Как и ты.
Босх промолчал. Он вовсе не так представлял их встречу. И теперь ломал голову, как вести себя дальше.
— Я просто хотел узнать, как ты поживаешь. И для этого…
— И для этого сел в самолет и прилетел в Лас-Вегас? Не валяй дурака. В чем дело, Босх?
Они находились в самой людной части казино. Везде толкались игроки, стоял невообразимый шум — звенели игровые автоматы, раздавались торжествующие и разочарованные возгласы. И от всего этого мельтешило в глазах и гудело в ушах.
— Хочешь выпить или поесть?
— Выпить.
— Знаешь какое-нибудь тихое местечко?
— Только не здесь. Пошли.
Они покинули казино и окунулись в вечернее пекло. Солнце закатилось, и теперь небо озарял неон.
— В «Цезаре» есть тихий бар, там нет ни одного игрального автомата.
Элеонор повела Босха через улицу, они влились в людской поток и вскоре оказались перед «Цезарем». В холле миновали конторку портье и вошли в бар, где, кроме них, было всего трое посетителей. Там не играли в покер и не крутили игральные автоматы. Босх заказал пиво, Элеонор — виски с водой. Она закурила.
— Раньше у тебя не было такой привычки, — заметил Босх. — Я помню, ты…
— Это было давно! — отрезала она. — Зачем ты приехал?
— Расследую дело.
— Что за дело и какое оно имеет отношение ко мне?
— Речь не о тебе, но ты знала потерпевшего — играла с ним в пятницу в покер в «Мираже».
От недоумения и любопытства Элеонор наморщила лоб. Босх вспомнил, как она это делала в прежние времена и какой привлекательной тогда ему казалась. Ему захотелось дотронуться до ее руки, но он сдержался, напомнив себе, что Элеонор не та, что раньше.
— Энтони Алисо, — промолвил он.
Босх сразу понял, что удивление на ее лице — неподдельное. В отличие от игрока из Канзаса он мог определить блеф. Элеонор ничего не знала о смерти Алисо.
— Тони, — протянула она.
— Ты хорошо его знала или вы только играли?
— Виделись в «Мираже». Я там играю по пятницам. И встречала его дважды в месяц. Сначала даже решила, что он тоже местный.
— А как догадалась, что он приезжий?
— Он сказал мне. Около двух месяцев назад мы вместе выпивали. За столами не оказалось мест. Мы оставили наши фамилии Фрэнку — тому, что работает в вечернюю смену, — попросили пригласить, когда освободятся места, а сами отправились в бар. Там Тони мне сообщил, что он из Лос-Анджелеса и работает в кинобизнесе.
— И все?
— Мы просто с ним болтали. Ничего интересного. Коротали время, пока нас не позвали к столу.
— С тех пор вы с ним встречались лишь за игрой?
— Да. Слушай, Босх, ты намекаешь, что я подозреваемая? И только потому, что выпила с человеком?
— Нет. Я ни на что не намекаю.
Он тоже достал сигарету и закурил. Официантка принесла напитки, и Босх с Элеонор долго сидели молча. Босх опять смутился и не знал, как себя вести.
— Похоже, у тебя сегодня выдался удачный вечер, — наконец промолвил он.
— Удачнее многих. Взяла свою норму и вышла из игры.
— Норму?
— Если я выигрываю две сотни, сразу иду рассчитываться. Понимаю, что каждый вечер долго везти не может. Больше сотни я никогда не проигрываю. Выигрываю две, если улыбается удача. Сегодня я быстро с этим справилась.
— Как ты… — начал Босх и замялся.
— Интересуешься, как я так хорошо научилась играть в покер, чтобы зарабатывать себе на жизнь? Проведешь три с половиной года за решеткой — научишься курить, играть в покер и многому другому. — Элеонор в упор посмотрела на Босха, словно хотела выяснить, хватит ли у него смелости что-либо возразить. Затем отвернулась и достала новую сигарету. Босх поднес ей зажигалку.
— Значит, нигде не работаешь? Живешь на то, что приносит покер?
— Угадал. Почти год. Видишь ли, очень трудно найти приличную работу. Говоришь работодателю, что ты — бывший агент ФБР, и у того загораются глаза. Потом признаешься, что недавно вышла из федеральной тюрьмы, и взгляд сразу гаснет.
— Сочувствую, Элеонор.
— Не надо. Я не в обиде. На жизнь мне хватает. Иногда везет, и я знакомлюсь с приятными людьми, как, например, Тони. Мой доход не облагается налогом. На что жаловаться? Разве на то, что девяносто дней в году стоит жара? — В ее голосе прозвучала горечь.
— Мне жаль, что все так получилось, — проговорил Босх. — Элеонор, тебе, наверное, безразлично, но я хотел бы вернуться. Я многое понял с тех пор и вел бы себя теперь по-другому.
Она затушила окурок в стеклянной пепельнице и сделала большой глоток виски.
— Мне, пожалуй, пора. — Она поднялась.
— Тебя подвезти?
— Нет, спасибо, у меня машина. — Элеонор направилась к выходу, но вдруг остановилась и промолвила: — Знаешь, а ты прав.
— В чем?
— В том, что мне безразлично.
Босх смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверями бара.
Следуя записям, сделанным во время телефонного разговора с Рондой из кабинета Алисо, Босх нашел «Долли» в северном Лас-Вегасе. Это оказался элитный клуб: двадцать долларов за вход, не менее двух порций выпивки, и к месту посетителя сопровождал крепкий мужчина в смокинге с накрахмаленным воротничком, который, словно гаррота, впивался в его шею. Танцовщицы тоже высший класс: юные и красивые, но вряд ли у них хватало опыта и таланта для выступления в больших шоу на Стрип.
Человек в смокинге провел Босха к крошечному столику, стоявшему в восьми футах от главной сцены, которая в этот момент пустовала.
— Новые танцовщицы выйдут через пару минут, — сообщил он. — Приятного вечера.
Босх не знал, положено ли здесь давать чаевые за то, что его посадили так близко к сцене. Он решил, что сойдет и так. «Смокинг» удалился — не стал крутиться рядом с протянутой рукой. Босх едва успел достать сигарету, как к нему подплыла официантка в красном шелковом платье, на высоких каблуках, в чулках в сеточку и напомнила о правиле двух порций выпивки. Он заказал пиво.
Пока Босх ждал пиво, он осматривался. В этот вечер дела в заведении шли явно не блестяще. Был понедельник, день после выходных, и в зале, кроме Босха, собралось не более двух десятков мужчин. Они не обращали внимания друг на друга и надеялись на предстоящее шоу.
По бокам и в глубине зала висели огромные зеркала. Стойка бара тянулась по левой стене и упиралась в заднюю, где над арочным проходом алела неоновая надпись: «Только для танцовщиц». Переднюю стену занимали сцена и нарядный занавес. От сцены к центру зала шел подиум, и на него были нацелены укрепленные на решетке под потолком прожектора. Они бросали на подиум яркие лучи, и он сверкал на фоне полутемного прокуренного зала.
Диск-жокей из кабинки с левой стороны сцены объявил, что следующий танец исполнит Рэнди. Из акустической системы зазвучала старая песня Эдди Мани «Два билета в рай», и из-за занавеса появилась высокая брюнетка в красном лифчике и шортах, которые были настолько укорочены, что из них выглядывала нижняя часть ее ягодиц. И принялась двигаться в такт музыке.
Женщина оказалась настолько красивой, что Босху захотелось спросить, зачем ей понадобилось здесь выступать. Он всегда считал, что красота помогает женщинам избежать многих трудностей в жизни. А вот эта — не женщина, скорее девчушка, при всем своем очаровании работает тут. Может, именно это и притягивает приходящих сюда мужчин, решил Босх. Не вид полуобнаженного тела, а мысль, что еще одна потерпела неудачу. Босх подумал, что он ошибался насчет красивых женщин.
Официантка поставила на крохотный столик две порции пива и сообщила, что с Босха причитается пятнадцать долларов. Он чуть было не попросил еще раз назвать цену, но сообразил, что дороговизна объясняется местом, где он оказался. Дал двадцатку, и когда официантка, собираясь отсчитать сдачу, принялась копаться в куче денег на подносе, махнул ей рукой.
Она сжала его плечо и наклонилась так, чтобы он мог обозреть впадину между ее грудей.
— Спасибо, дорогой. Скажи, если понадобится что-нибудь.
— Лейла сегодня здесь?
— Нет.
Босх кивнул, и официантка выпрямилась.
— А Ронда?
Она указала на сцену:
— Рэнди.
— Нет, Ронда, как в песне — «помоги, помоги мне, Ронда». Она сегодня работает? Она танцевала вчера.
— Ах, эта… Ронда… Да, здесь. Ты пропустил ее выступление. Наверное, переодевается.
Босх достал из кармана пять долларов и положил их на поднос.
— Слушай, сходи к ней, скажи, что друг Тони, с которым она вчера общалась, хочет ее угостить.
— Ладно.
Официантка опять сжала его плечо и удалилась, а Босх повернулся к сцене. Рэнди закончила танцевать под одну песню, и сразу началась другая — «Адвокаты, пистолеты и деньги» Уоррена Зевона. Босх давно ее не слышал и вспомнил, что во времена, когда он служил патрульным, эта песня считалась их гимном.
Вскоре танцовщица выскользнула из одежды и осталась в одной туго повязанной на левом бедре подвязке. Мужчины вскочили, встречая ее, а она медленно двинулась по подиуму в зал. За подвязку стали засовывать долларовые банкноты, а тот, кто расщедрился на пятерку, удостоился особого внимания: Рэнди оперлась о его плечо, несколько раз вильнула задом и поцеловала в ухо.
Босх, наблюдая это представление, сообразил, откуда у Энтони Алисо на плече миниатюрный отпечаток ладони. К нему подсела блондинка.
— Привет. Ты пропустил мое выступление?
— Да. Извини.
— Ничего. Через полчаса снова моя очередь. Я выйду на сцену и проделаю все с самого начала. Ивонн сказала, ты собирался меня угостить?
Словно по сигналу, официантка повернула к их столику, и Босх наклонился к Ронде:
— Слушай, я предпочел бы потратиться на тебя, а не на бар. Так что будь добра, не проявляй излишеств.
— Излишеств? — Ронда непонимающе сморщилась.
— Не заказывай шампанского, — шепнул он ей.
— Ясно. — Она заказала мартини, и Ивонн уплыла в темноту. — Я не запомнила твоего имени.
— Гарри.
— Ты друг Тони из Лос-Анджелеса и тоже работаешь в кино?
— Не совсем.
— А откуда знаешь Тони?
— Недавно познакомились. Вот какое дело: мне надо отыскать Лейлу — у меня для нее весточка. Ивонн сообщила, что она сегодня не выступает. Где ее найти?
Босх почувствовал, как напряглась Ронда, и понял: что-то получилось не так.
— Во-первых, Лейла здесь больше не работает. Вчера, когда мы беседовали, я этого не знала. Она ушла и больше не вернется. А во-вторых, если ты друг Тони, почему спрашиваешь, где найти Лейлу?
Вопреки первому впечатлению Босха девушка оказалась сообразительной, и Босх решил говорить напрямик:
— Спрашиваю, потому что не могу спросить его — он убит. Мне необходимо найти Лейлу и предостеречь ее.
— Что? — взвизгнула Ронда.
Все, включая голую Рэнди, повернули головы в их сторону, решив, что клиент сделал танцовщице непристойное предложение и назвал оскорбительно малую сумму.
— Тише, Рэнди, — попросил Босх.
— Я не Рэнди, я Ронда.
— Хорошо, Ронда.
— Что с ним случилось? Он недавно был здесь.
— Кто-то застрелил его, когда Тони возвращался в Лос-Анджелес.
— А ты кто такой? Ты правда его друг или нет?
— В определенном смысле. Теперь я его единственный друг. Я — полицейский. Меня зовут Гарри Босх, и я пытаюсь выяснить, кто совершил преступление.
Лицо Ронды исказил страх. Так случается, когда люди узнают, что с ними беседует полицейский.
— Побереги свои деньги, — посоветовала Ронда. — Я не могу с тобой разговаривать.
Она поднялась и поспешно направилась к двери рядом со сценой. Босх окликнул ее, но его голос заглушила музыка. Он оглянулся и заметил, что из темноты за ним внимательно следит человек в смокинге. Босх решил, что нечего ему больше здесь болтаться и ждать второго выступления танцовщицы. Глотнул пива — ко второму бокалу так и не прикоснулся — и поднялся из-за столика. Но когда приблизился к двери, охранник сделал шаг от стены и постучал в зеркало. И только тут Босх догадался, что в зеркале прорезана дверь.
— Сэр, — произнес «смокинг», — не могли бы вы зайти в кабинет?
— С какой целью?
— Просто зайдите. Менеджер хочет переброситься с вами парой слов. — Охранник преградил ему дорогу на улицу.
Босх колебался, но, увидев в проеме двери освещенный кабинет и человека за столом, шагнул внутрь; охранник в смокинге последовал за ним и затворил за собой дверь. Босх взглянул на хозяина кабинета. Блондин, плотного телосложения. Если бы вышибала в смокинге и этот так называемый менеджер схватились в драке, он не знал, на кого бы поставить. Оба держиморды.
— Я сейчас общался по телефону с Рэнди. Она в раздевалке, сказала, что вы задавали вопросы о Тони Алисо.
— Не Рэнди, а Ронда.
— Рэнди, Ронда — один черт. Вы ей заявили, что Тони умер.
— И до сих пор не воскрес.
Менеджер говорил со среднезападным акцентом, и Босх решил, что он из южного Чикаго.
Блондин кивнул «смокингу», тот взмахнул рукой и ударил тыльной стороной ладони Босха по лицу. Босх отлетел к стене и ударился затылком. Прежде чем его сознание прояснилось, вышибала развернул его лицом к стене и навалился всем телом. Босх почувствовал, как он хлопал ладонями по его одежде.
— Хватит умничать, — процедил блондин. — Какого дьявола тебе понадобилось выпытывать у девчонки про Тони?
Прежде чем Босх успел ответить, «смокинг» нащупал его пистолет.
— У него ствол, — доложил он блондину.
Пистолет выдернули из наплечной кобуры, а Босх, слизнув с губ солоноватую кровь, ощутил, как в нем закипает ярость. «Смокинг» обнаружил наручники и бумажник и, прижимая Босха одной рукой к стене, швырнул их на стол менеджеру. Босх с трудом повернул голову и увидел, как блондин открывает его бумажник.
— Это коп. Отпусти.
Рука освободила шею, и Босх резко отстранился от вышибалы.
— Коп из Лос-Анджелеса, — добавил блондин. — Иероним Босх. Прямо как художник. Занимается какими-то странными вещами.
Босх промолчал. Менеджер вернул ему пистолет, наручники и бумажник.
— Зачем вы приказали ему меня ударить?
— Это была ошибка. Видите ли, большинство копов, которые являются сюда, объявляют о том, кто они такие, и сообщают, какое у них дело. А мы помогаем им, чем можем. Вы проскользнули втихую, инкогнито Босх. Мы здесь для того, чтобы защищать наш бизнес.
Менеджер открыл ящик стола, достал пачку бумажных платков и протянул Босху.
— Возьмите. У вас кровоточат губы.
Босх взял всю пачку.
— Это правда — то, что вы ей сказали? Тони умер?
— Да. Вы хорошо его знали?
— Вы выдвигаете предположение и на нем строите вопрос!
— Отвечайте.
— Он был здесь завсегдатаем. Снимал девочек, плел им, будто устроит их сниматься в кино. Старая песня, но они клевали. За последние два года он увел трех моих лучших девчонок. Теперь они в Лос-Анджелесе. Увозил их туда, использовал, как ему нужно, а затем бросал. Дурехи!
— Почему же вы пускали его, если он лишал вас лучших танцовщиц?
— Он тратил у нас большие бабки. А телок в Лас-Вегасе навалом. Сколько душе угодно.
Босх поменял тему:
— В пятницу он был тут?
— Нет… хотя постойте, забежал ненадолго. Я его засек. — Менеджер показал на экраны мониторов, которые показывали со всех ракурсов зал и вход в клуб. Оборудование вызывало такое же уважение, как то, что Хэнк Мейер продемонстрировал Босху в «Мираже».
— Гусси, ты припоминаешь? — спросил блондин вышибалу в смокинге.
— Точно был.
— Ну вот и выяснили.
— И никаких проблем? Пришел — ушел?
— А какие проблемы?
— Тогда с какой стати вы выгнали Лейлу?
Блондин прикусил губу.
— Ага, теперь понимаю: вы из тех, кто вьет паутину из слов — вдруг кто-нибудь попадется в вашу сеть.
— Не исключено.
— Так вот, никто не попался. Не отрицаю, Лейла — последняя подружка Тони. Но ее здесь больше нет. Она сюда не вернется.
— Что с ней произошло?
— Вы же слышали. В субботу вечером я выгнал ее.
— За что?
— За нарушение наших правил. Каких — поскольку вас это не касается — не имеет значения.
— Как, вы сказали, ваша фамилия?
— Я ничего подобного не говорил.
— Вам понравится, если я стану называть вас просто задницей?
— Здешние люди зовут меня Лакки. Это вас устроит?
— Устроит. Только расскажите, что случилось с Лейлой?
— Мне казалось, вы интересовались Тони. Так по крайней мере сообщила Рэнди.
— Ронда.
— Ну да, Ронда.
Босх начал терять терпение, но пересилил себя и ждал, что скажет менеджер.
— Так, значит, насчет Лейлы… В субботу она сцепилась с другой девчонкой. Нехорошая вышла история. Мне пришлось делать выбор. Модести — одна из моих лучших исполнительниц. Она выдвинула ультиматум: либо уйдет Лейла, либо она. Пришлось прогнать Лейлу. Модести за вечер раскалывает сидящих в зале козлов на десять — двенадцать порций шампанского, поэтому я предпочел ее Лейле. Лейла тоже хорошая девчушка. Смазливая и все прочее. Но Модести — наша топ-танцовщица.
Босх слушал и кивал. Пока все, что рассказывал Лакки, совпадало с тем, что говорила в телефонном сообщении Алисо Лейла. Вытаскивая из блондина подробности, Босх мог судить, насколько ему верить или нет.
— Что не поделили Лейла и другая девушка? — спросил он.
— Понятия не имею. И, если честно, мне все равно. Обычная грызня. Они никогда не любили друг друга. Видите ли, Босх, в каждом клубе есть своя топ-танцовщица. У нас — Модести. Лейла хотела занять ее место, а та не желала уступать. У Лейлы появились проблемы сразу, как только она сюда попала. Девушкам не нравилось, как она вела себя. Воровала у других песни и не бросила пользоваться лобковой пудрой, даже после того как я ей сказал. Эта девка доставляла нам много хлопот, и я рад, что она ушла. Я занимаюсь делом, и мне некогда нянчиться с испорченными шлюшонками.
— Лобковой пудрой?
— Ну да. Посыпала промежность порошком, он светился в темноте и сверкал в лучах прожекторов. Беда в том, что порошок осыпался и попадал на наших посетителей. Она садилась к клиенту на колени, и у него начинала сиять ширинка. Клиент возвращался домой, жена сразу понимала, откуда он явился, и устраивала ему головомойку. Я стал терять клиентов. Если бы не Модести, нашелся бы иной предлог. Я избавился от Лейлы, как только представилась возможность.
— Хорошо, — произнес Босх, — дайте мне ее адрес, и я не буду вам больше докучать.
— Дал бы, но не могу.
— Мне казалось, мы поняли друг друга. Покажите мне вашу платежную ведомость. Там должен быть ее адрес.