Майкл Крайтон

Добыча

Мы смотрели на рой, который висел, колеблясь, — словно дышал. Он постепенно потемнел и стал совсем черным, лишь кое-где поблескивая серебром. Так рой провисел в воздухе секунд десять или пятнадцать. Потом вдруг пришел в движение и устремился к нам — к своей добыче.

День первый: 10.04

В жизни никогда не бывает так, как ты того ожидаешь.

Я ведь никогда не собирался сидеть дома и заниматься детьми и домашним хозяйством. Однако последние полгода как раз это и делал. И вот теперь я находился в магазине «Корзина и бочка», расположенном в центре Сан-Хосе, и выбирал подставки под тарелки — те овальные, плетеные, что Джулия купила год назад, совсем износились, покрылись пятнами засохшего детского питания. Мне приглянулись желтые, яркие и приятные на вид. На полке шести подставок не оказалось, а мне было нужно именно шесть, и потому я попросил продавщицу сходить на склад, посмотреть, не найдется ли там еще несколько штук. Когда она ушла, зазвонил мой сотовый. Это была Джулия:

— Привет, милый.

— Привет, Джулия. Как дела?

Я слышал размеренное пыхтение какого-то механизма. Скорее всего, это был вакуумный насос электронного микроскопа в ее лаборатории.

Она спросила:

— Ты чем занимаешься?

— Да вообще-то подставки под тарелки покупаю. В «Корзине и бочке».

— А, хорошо, — сказала она. Мне было ясно, что разговор этот Джулии совершенно не интересен. У нее было на уме что-то другое. — Послушай, Джек, мне правда страшно жаль, но я сегодня опять задержусь.

— Угу…

Продавщица вернулась с желтыми подставками. Я, по-прежнему прижимая телефон к уху, поднял три пальца, и она добавила к тем, что я отобрал, еще три штуки.

Я спросил у Джулии:

— У тебя все в порядке?

— Да, но, как всегда, сплошная суматоха. Мы сегодня транслируем через спутник презентацию для потенциальных инвесторов из Азии и Европы, и у нас, разумеется, сложности с подключением. В общем, вернусь самое раннее в восемь. Ты сможешь покормить детей и уложить их спать?

— Нет проблем, — ответил я.

И их действительно не было. Я уже привык. В последнее время Джулия подолгу засиживалась на работе. Ее компания «Ксимос текнолоджи» пыталась собрать двадцать миллионов долларов, чтобы вложить их в развитие нанотехнологий.

Получив образование детского психолога, Джулия стала в результате специалистом, помогавшим еще не оперившимся компаниям, которые работали в сфере высоких технологий, разворачивать свое дело. В конце концов она ушла из консалтингового бизнеса и поступила в «Ксимос», где была теперь уже вице-президентом.

— Слушай, Джек, хочу тебя предупредить, — виноватым тоном сказала она. — Эрик, наверное, расстроится. Я обещала ему прийти на футбол.

— Зачем было обещать? Ты же ведь с самого начала знала, что не сможешь. Игра начинается в три.

— Надеялась успеть.

Я вздохнул:

— Ладно. Не волнуйся, милая. С этим я разберусь.

— Спасибо. Да, и еще, Джек. Насчет подставок. Покупай какие хочешь, только не желтые, хорошо? — И она повесила трубку.

На ужин я приготовил спагетти, поскольку спагетти никогда у детей возражений не вызывали. К восьми часам двое младших уже спали, а Николь, ей двенадцать, доделывала домашнее задание.

Младшенькой, Аманде, было всего девять месяцев, она начала ползать и делала это очень активно. Восьмилетний Эрик был помешан на футболе — будь его воля, он играл бы с утра до вечера, прерываясь лишь для того, чтобы переодеться рыцарем и, размахивая пластмассовым мечом, погонять по дому старшую сестру.

Когда я потерял работу в «МедиаТроникс», я с интересом наблюдал за соперничеством между детьми. И мне нередко казалось, что оно мало чем отличается от происходившего в нашей компании. В «МедиаТроникс» я заведовал отделом программирования — пас стадо даровитых молодых программистов. В свои сорок я был уже староват для того, чтобы самому работать программистом; написание кодов — это занятие для людей молодых. Вот я и управлял командой, которая, как и большинство команд Силиконовой долины, пребывала, казалось, в постоянном кризисе: разбитые «порши», супружеские измены, ссоры с родителями и неадекватное поведение, связанное, возможно, с употреблением наркотиков, — все это помимо неукоснительного выполнения работы в срок, помимо ночных авралов, во время которых потреблялись целые ящики кока-колы и чипсов.

Впрочем, работа была интересная, на самом переднем крае. Мы писали то, что называлось у нас распределенными агентскими программами параллельной обработки. Эти программы моделируют биологические процессы — создают в компьютере виртуальных агентов и затем позволяют им взаимодействовать, разрешая вполне реальные проблемы. К примеру, одна из наших программ имитировала поведение муравьев-фуражиров — тех, что отыскивают кратчайший путь к пище, — с целью маршрутизации трафика в крупных телефонных сетях. Другие программы моделировали поведение роящихся пчел и загоняющих добычу львов.

Все это было занятно. Я, наверное, и сейчас работал бы там, если бы не взялся исполнять кое-какие дополнительные обязанности. В последние несколько месяцев я отвечал за безопасность, заменив сотрудника, не заметившего кражу исходного кода — на основе этого кода вскоре была написана программа, поступившая в продажу на Тайване.

Мы знали, что это наш код, потому что все закладки в нем остались нетронутыми. Программисты всегда вставляют в свои коды подобные закладки. Тайваньская компания ни одной из них не изменила, так что при одновременном нажатии клавиш Alt-Shift-M-9 открывалось окошко, сообщавшее дату женитьбы одного из программистов. Чистой воды воровство. Мы подали в суд.

Первое, что я сделал, возглавив службу безопасности, — это наладил мониторинг использования всех рабочих станций. Производился он в открытую — восемьдесят процентов компаний следят за тем, что делают их сотрудники, сидя за компьютерами.

Возглавлял компанию Дон Гросс, человек жесткий, бывший морской пехотинец. Когда я рассказал ему о новой системе, он спросил: «Но за моим-то компьютером вы следить не будете?» Конечно, нет, ответил я. На самом-то деле я установил программу мониторинга всех компьютеров компании, включая и его. И две недели спустя обнаружил, что у Дона роман с девицей из финансового отдела и что он разрешает ей пользоваться автомобилем компании. Я пошел к нему и сказал, что, судя по электронной почте, поступающей к Джин из финансового, создается впечатление, что у нее роман с кем-то из сотрудников, причем она, возможно, пользуется не положенными ей привилегиями.

Я рассчитывал, что Дон мой намек поймет, и он его понял. Но теперь он попросту отправлял обличающую его электронную корреспонденцию из дому, не понимая, что вся она проходит через сервер компании. Так я и узнал, что Дон предоставляет иностранным дистрибьюторам «скидки» на наше программное обеспечение и в ответ получает немалое «вознаграждение за консультации». Это было абсолютно незаконно, и просто закрыть глаза на махинации Дона я не мог. Я проконсультировался с моим поверенным, Гэри Мардером, и тот посоветовал мне уволиться.

— Уволиться? — переспросил я. — Ты советуешь мне уволиться из-за того, что он нарушает закон?

— Нет, — ответил Гэри. — В качестве поверенного я рекомендую тебе, узнав о незаконной деятельности, исполнить свой гражданский долг и сообщить обо всем властям. Но в качестве друга советую заткнуться и быстро мотать оттуда.

Я решил, что он не прав. Больше того, теперь я начал гадать, действительно ли код у нас украли. Может, его попросту продали?

Я переговорил с одним из членов совета директоров нашей компании. Оказалось, что и он во всем этом замешан. На следующий день меня уволили за халатное отношение к служебным обязанностям. Чтобы не лишиться выходного пособия, мне пришлось дать уйму подписок о неразглашении. Всей бумажной волокитой занимался мой поверенный, вздыхавший над каждым новым документом.

Когда мы с ним наконец покинули здание компании, я сказал:

— Ну, по крайней мере все закончилось.

— Ты так думаешь? — спросил Гэри.


Разумеется, ничто не закончилось. Каким-то таинственным образом я превратился в меченого. Квалификация у меня была превосходная. Но куда бы я ни приходил поговорить о возможной работе, быстро обнаруживалось, что собеседникам я не интересен. В конце концов я попал на собеседование к человеку, которого немного знал, к Теду Ландау. Когда все закончилось, я сказал:

— Тед, я прошел десять собеседований за десять дней. Скажите, что вы обо мне слышали?

Он вздохнул:

— Джек Форман. Возмутитель спокойствия. Агрессивен. Вспыльчив. Не умеет работать в команде. — Он помялся и добавил: — Предполагается также, что вы участвовали в каких-то махинациях.

— Я участвовал в махинациях? — воскликнул я.

Я чуть не сказал Теду куда больше, но сообразил, что тогда действительно буду выглядеть вспыльчивым и агрессивным. А потому смолчал и лишь поблагодарил его. На прощание он мне сказал:

— Джек, переждите немного. В Силиконовой долине все быстро меняется. Подождите несколько месяцев…

Я понимал, что он прав. И в конце концов перестал слишком уж суетиться. До меня дошли слухи, что «МедиаТроникс» того и гляди рухнет, что ее руководству могут быть предъявлены обвинения. Я чуял, что дело идет к моей реабилитации, но пока мне оставалось только одно — ждать.

И я начал водить детей в школу, забирать их оттуда, ездить с ними к врачу, на футбольные тренировки. Первые несколько обедов, которые я состряпал, были ужасны, однако потом дело пошло на лад.

И вот, не успел я как следует оглядеться, как уже покупал в «Корзине и бочке» подставки под тарелки. Причем это казалось мне совершенно нормальным.


Джулия вернулась домой около половины десятого. Я смотрел по телевизору бейсбол и на время особого внимания не обратил. Джулия подошла, поцеловала меня сзади в шею и спросила:

— Все спят?

— Кроме Николь. Она еще возится с домашним заданием.

— Не поздновато ли?

— Нет, милая, — ответил я. — Мы с ней договорились. В этом году она может ложиться в десять.

Джулия пожала плечами.

— Как Аманда?

— Простуда вроде проходит. И есть она стала лучше.

Я пошел за Джулией в детские спальни. Она зашла к Аманде, склонилась над ее кроваткой, нежно поцеловала спящую дочку. Глядя на нее, я думал, что в материнской заботливости присутствует нечто такое, чему отец никогда научиться не сможет. Джулия вслушалась в спокойное дыхание Аманды и с явным облегчением сказала:

— Да, ей лучше.

Она проверила Эрика, потом отправилась в комнату Николь. Та сидела за ноутбуком, но, когда Джулия вошла, захлопнула его крышку.

— Привет, мам.

— Не кажется ли тебе, что уже слишком поздно?

— Но мам…

— Ты вроде бы должна заниматься уроками.

— Я их сделала.

— Тогда почему ты не в постели? Я не хочу, чтобы ты целыми ночами болтала по компьютеру с подружками.

— Мам… — обиженно сказала Николь.

— И нечего смотреть на отца. Сейчас я разговариваю с тобой.

Я обнял Джулию за плечи и сказал:

— Да, действительно уже поздно. Хочешь чая?

— Джек, я разговариваю с Николь. Пожалуйста, не вмешивайся.

— Милая, мы договорились, что она может не ложиться до десяти. Не знаю…

— Если она сделала свое домашнее задание, ей надо тут же отправляться в постель. Я не желаю, чтобы она день и ночь сидела за компьютером.

— Она этого и не делает.

Тут Николь залилась слезами и, вскочив на ноги, закричала:

— Ты всегда ко мне придираешься! Ненавижу!

Она убежала в ванную и хлопнула дверью. Шум разбудил малышку, и та расплакалась. Джулия повернулась ко мне:

— Будь любезен, Джек, позволь мне самой разобраться с детьми.

И я ответил:

— Ты права. Прости.


По правде сказать, я так вовсе не думал. Я думал, что она не права.

В последнее время мне начало казаться, что Джулия изменилась. Стала более напряженной, жесткой.

Аманда рыдала. Я вытащил ее из кроватки, прижал к себе и проверил, не мокрая ли она. Мокрая. Я положил ее на столик и начал менять ей подгузник. Джулия спустилась вниз.

Я решил, что надо дать малышке бутылочку, и понес ее на кухню. Свет там был потушен, горели лишь лампочки над разделочным столом.

Джулия сидела за столом посреди кухни и прямо из бутылки пила пиво.

— Когда ты наконец-то найдешь работу? — спросила она.

— Я пытаюсь.

— Правда? И когда ты в последний раз ходил на собеседование?

— На прошлой неделе.

Джулия хмыкнула.

— Хорошо бы тебе поторопиться, а то нынешняя ситуация уже начинает меня бесить.

Я подавил вспышку гнева.

— Знаю. Нам всем нелегко, — сказал я, искоса глядя на нее.

В свои тридцать шесть Джулия была по-прежнему хороша — изящная, темноволосая и темноглазая, со вздернутым носиком и чем-то таким во всем облике, что принято сравнивать с игристым вином. В отличие от многих деловых женщин она оставалась привлекательной и простой в общении. Джулия легко обзаводилась друзьями, славилась самообладанием и почти никогда не выходила из себя.

Хотя сейчас она, конечно, была взбешена. Даже смотреть на меня не желала. Сидела в полумраке за круглым кухонным столом, уставясь перед собой в пространство. Глядя на нее, я вдруг понял, что она изменилась и внешне. Разумеется, в последнее время она сильно похудела — работа отнимала у нее много сил. Лицо ее отчасти лишилось прежней мягкости, стало более резким, но в чем-то и более завораживающим.

И тут я сообразил, что в ней изменилось все — повадки, внешность, настроение, буквально все, — и меня словно озарило почему: у моей жены роман.

Я где-то читал, что так часто бывает: муж лишается работы, жена перестает его уважать и начинает погуливать. Неужели это правда? Или я просто устал и выдумываю всякие глупости? Вероятно, дело в том, что я сам ощущаю себя неполноценным, непривлекательным. Отсюда и проистекает моя неуверенность в себе.

Но никакие разумные доводы мне не помогали. Я был уверен, что моя догадка верна.

Аманда с удовольствием присосалась к бутылочке. В этой полутемной кухне она смотрела на меня тем странно пристальным взглядом, которым часто смотрят младенцы. Спустя немного она закрыла глазки и перестала сосать. Я положил ее головкой на плечо, чтобы она срыгнула, и отнес обратно в спальню. Уложил в кроватку, выключил ночник. Повернувшись, чтобы выйти, я увидел в дверном проеме силуэт Джулии. Она шагнула ко мне. Я замер. Джулия обняла меня, положила голову мне на грудь.

— Пожалуйста, прости меня, — сказала она. — Ты все делаешь чудесно. Я просто ревную, вот и все.

Плечо мое намокло от ее слез.

— Понимаю, — сказал я, прижимая ее к себе. — Все в порядке.

Я ждал, что напряжение, сковавшее мое тело, ослабнет, однако этого не произошло. Я был насторожен. Меня обуревали подозрения.


Из душа она прошла в спальню, вытирая полотенцем короткие волосы. Я сидел на кровати, пытаясь досмотреть окончание игры. Мне вдруг пришло в голову, что прежде Джулия душ на ночь не принимала — только по утрам, перед работой. Теперь она, приходя домой, нередко направлялась прямиком в душ, даже не поздоровавшись с детьми.

— Как прошла твоя презентация? — спросил я, выключая телевизор.

— Что?

— Презентация. У тебя же сегодня была презентация.

— Ну да. Мы ее провели. Когда техника наконец заработала, все пошло хорошо. У меня есть запись. Хочешь посмотреть?

Я удивился. Пожал плечами.

— Да, конечно.

— Мне действительно хочется узнать твое мнение, Джек.

Я отметил покровительственные нотки у нее в голосе. Я смотрел, как она вставляет диск в плеер, как возвращается к постели, чтобы устроиться в ней рядом со мной. Все очень уютно, как в прежние времена. Все еще чувствуя себя неспокойно, я обнял ее.

— Ну вот, поехали, — сказала она, указывая на экран.

Замелькали черно-белые полосы, потом появилось изображение. Джулия находилась в просторной лаборатории, обставленной как операционная. На металлическом столе на колесах лежал мужчина, к руке его была подведена трубка для внутривенных вливаний, рядом стоял анестезиолог. Над столом висела круглая металлическая пластина метров двух в диаметре. Вокруг стояло множество мониторов. На переднем плане вглядывалась в один из них Джулия. Рядом с ней застыл видеотехник.

— Ужас что такое, — говорила она, указывая на монитор. — Откуда эти помехи? Я не могу показывать инвесторам изображение такого качества. С Марса и то лучше картинки приходят. Сделайте что-нибудь.

Джулия, лежавшая рядом со мной на кровати, сказала:

— Я и не знала, что они все это записывают. Это еще до начала презентации. Перемотай вперед.

Я нажал кнопку на пульте, подождал несколько секунд и снова включил воспроизведение. На экране вновь появилась Джулия, теперь она стояла перед металлическим столом.

— Привет всем, — улыбаясь в камеру, сказала она. — Я Джулия Форман из «Ксимос текнолоджи». Мы собираемся продемонстрировать вам нашу самую новаторскую разработку. Рядом со мной лежит на столе наш испытатель, Питер Моррис. Через несколько мгновений мы с небывалой доселе легкостью заглянем в его сердце и кровеносные сосуды.

Она пошла вокруг стола, продолжая говорить на ходу:

— В отличие от катетеризации сердца наша процедура стопроцентно безопасна. И опять-таки в отличие от катетеризации мы способны заглянуть в любой уголок тела, в какие угодно сосуды, все равно — большие или малые. Мы можем сделать это, потому что видеокамера, которую мы вводим в сосуд, меньше, чем красные кровяные тельца. Намного меньше.

Компания «Ксимос текнолоджи» способна производить эти камеры в любых количествах — быстро и дешево. На острие карандаша могут поместиться тысячи наших камер. А мы способны производить килограмм видеокамер в час.

Уверена, что вы могли воспринять сказанное мной скептически. Мы сознаем, что нанотехнология уже давала обещания, сдержать которые так и не смогла. Как известно, проблема заключалась в том, что ученые сумели спроектировать устройства молекулярных размеров, но не могли изготавливать их. «Ксимос текнолоджи» эту проблему разрешила.

До меня вдруг дошло, о чем она говорит.

— Как? — спросил я, садясь в постели. — Ты шутишь? Если это правда, вы сделали поразительный шаг, настоящий технологический прорыв, а значит…

— Это правда, — спокойно ответила Джулия. — Мы уже приступили к производству в Неваде.

Она улыбнулась, наслаждаясь моей реакцией. Экранная Джулия тем временем продолжала:

— Одна из камер «Ксимос» находится у нас под электронным микроскопом, вон там, — она указала на экран. — Сейчас вы увидите ее рядом с красной кровяной клеткой.

Изображение стало черно-белым. Я увидел тонкий зонд, подталкивающий нечто, похожее на крохотного головоногого моллюска с заостренным носиком и развевающимися сзади волоконцами. Красная кровяная клетка превосходила его размером раз в десять.

— Наша камера имеет в длину одну миллиардную долю миллиметра, — сказала Джулия. — Изображение регистрируется носовой ее частью. Хвостовые микроканалы обеспечивают стабилизацию, примерно так же, как хвост бумажного змея. Но они могут также и создавать движущую силу. Джерри, поверните камеру так, чтобы мы увидели нос. Хорошо, вот так. Спасибо. Итак, видите, спереди, в самом центре, находится углубление? Это миниатюрный детектор фотонов, а окружающая его область биолюминесцентна, она обеспечивает подсветку того, что находится перед камерой. В носовой части находится также довольно сложная цепочка спиральных молекул. Это запатентованный нами аденозинтрифосфатный усилительный каскад. Его можно назвать примитивным мозгом, управляющим поведением камеры.