Майкл Крайтон

Опасный пациент

Предисловие автора

Читателям, которых шокирует или испугает содержание книги, не стоит обманывать себя мыслью, будто все это нечто новое. Физическое изучение мозга насчитывает уже более столетия, технология воздействия на поведение развивается более пятидесяти лет. Так что на протяжении нескольких десятилетий эта тема была открыта для дискуссий, поддержки или опровержения.

Не было также недостатка и в публикациях. Исследования в области нейробиологии являются достаточно сенсационными, чтобы о них регулярно появлялись статьи в воскресных выпусках крупных газет. Но общество, по существу, до сих пор не относилось к проблеме с должной серьезностью. За много лет сделано столько мрачных прогнозов и распространено столько вольных спекуляций на эту тему, что публика сейчас расценивает «контроль над сознанием» как проблему, отодвинутую далеко в будущее: это, мол, рано или поздно произойдет, но еще не скоро, да и вряд ли сможет оказать какое-то воздействие на нынешнее поколение.

Ученые, проводящие подобные исследования, напротив, всячески искали возможности публичного обсуждения. Джеймс В. Макконнелл из Мичиганского университета несколько лет назад говорил своим студентам: «Смотрите, мы уже способны на такое. Мы можем контролировать человеческое поведение. Но вот кто будет решать, что надо делать? Если вы над этим не задумаетесь и не скажете мне, что я должен делать, я, пожалуй, сам все решу за вас. Но тогда будет уже поздно».

Сегодня многие полагают, будто живут в мире, в котором все предопределено и все происходит в соответствии с жестким, заранее спланированным курсом. Но принятые в прошлом решения заставили нас с вами жить в условиях страшного загрязнения окружающей среды, распада личности и кризиса городов: кто-то принимал решения за нас, и теперь мы пожинаем их горькие плоды.

Подобный подход представляет собой инфантильный и опасный отказ от ответственности, и все мы обязаны осознать истинный смысл происходящего. В свете сказанного предлагаю нижеследующую хронологию:

История терапии психомоторной эпилепсии:

1864 год — Морель, Фебре и другие французские нейрологи описали ряд симптомов психомоторной эпилепсии.

1888 год — Хафлингс Джексон (Великобритания) предложил классическое описание психомоторной эпилепсии и сопровождающей ее ауры.

1898 год — Джексон и Колман (Великобритания) локализовали источник расстройства в височной доле мозга.

1908 год — Хорсли и Кларк (Великобритания) дали описание методики стереотактических хирургических операций на животных.

1941 год — Джаспер и Кершман (США и Канада) показали, что электроэнцефалограмма пациентов с психомоторной эпилепсией характеризуется возмущениями из височной доли.

1947 год — Шпигель с сотрудниками (США) обнародовал результаты первой стереотактической операции на человеке.

1950 год — Пенфилд и Флэнеген (Канада) провели серию операций на больных с психомоторной эпилепсией, давших хорошие результаты.

1958 год — Талейрак с сотрудниками (Франция) начали регулярно осуществлять стереотактическую имплантацию электродов в мозговые ткани.

1963 год — Хит с сотрудниками (США) позволили пациентам самостоятельно стимулировать себя с помощью имплантированных электродов.

1965 год — Нарабаяси (Япония) обнародовал результаты стереотактических операций, проведенных на 98 пациентах, страдающих психомоторным агрессивным поведением.

1965 год — к этому времени в различных странах проведено более 24 тысяч стереотактических операций на людях.

1968 год — Дельгадо с сотрудниками (США) снабжает «стимуприемниками» (радиостимулятор в комплексе с радиоприемником) ходячих стационарных пациентов, страдающих психомоторной эпилепсией.

1969 год — В Аламогордо, штат Нью-Мексико, шимпанзе напрямую связана по радио с компьютером, программирующим и осуществляющим стимуляции головного мозга.

1971 год — Пациент Гарольд Бенсон прооперирован в Лос-Анджелесе.


М.К. Лос-Анджелес, 23 октября 1971 года

Я пришел к выводу, что мои субъективные объяснения собственного поведения почти неизменно носят мифический характер. Я не знаю, почему поступаю так или иначе.

Дж. Б. С. Галдейн

Дикая природа осваивает колониста.

Фредерик Джексон Тернер

9 МАРТА 1971 ГОДА, ВТОРНИК: ПОСТУПЛЕНИЕ

1

В полдень они спустились в отделение «Скорой помощи» и сели на банкетке рядом с вращающимися дверями входа. Двери выходили на автостоянку. Эллис нервничал и не обращал внимания на окружающих, погруженный в свои мысли. Моррис был спокоен. Он сунул леденец в рот и, скомкав обертку, положил ее в карман своей белой куртки.

Сидя на банкетке, они видели, как солнечные лучи падают на стеклянную стену и освещают надпись: «ОТДЕЛЕНИЕ СКОРОЙ ПОМОЩИ» — и ниже, чуть более мелкими буквами: «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА. ТОЛЬКО ДЛЯ САНИТАРНЫХ ФУРГОНОВ». Они услышали вдали вой сирены.

— Это они? — спросил Моррис.

Эллис взглянул на часы.

— Вряд ли. Слишком рано.

Они сидели на банкетке и слушали приближающийся вой сирены. Эллис снял очки и кончиком галстука протер стекла. Одна из медсестер отделения «Скорой помощи», незнакомая Моррису девушка, подошла к ним и сказала, лучезарно улыбаясь:

— Вы встречаете нового больного?

Эллис покосился на нее. Моррис ответил:

— Мы заберем его прямо в палату. История болезни у вас?

— Да, видимо, у нас, доктор, — ответила сестра и отошла, несколько обиженная.

Эллис вздохнул. Он водрузил очки на нос и, нахмурившись, посмотрел сестре вслед.

— Она же без всякой задней мысли… — сказал Моррис.

— Полагаю, что это уже всей больнице известно, — буркнул Эллис.

— Ну, это слишком большой секрет, чтобы его можно было хранить в тайне.

Сирена выла уже совсем близко: сквозь стекло они увидели, как на автостоянку подкатил санитарный фургон. Двое санитаров открыли задние дверцы и достали носилки. На носилках лежала дряхлая старуха. Она задыхалась и издавала булькающие звуки. Острая пульмонарная эдема, подумал Моррис, наблюдая за тем, как ее препровождают в палату.

— Надеюсь, он в хорошей форме, — сказал Эллис.

— Кто?

— Бенсон.

— А почему он должен быть в плохой?

— Его могли разозлить. — Эллис выглянул на улицу.

Эллис и впрямь не в духе, подумал Моррис. Он знал, что это значит: Эллис возбужден. Он провел немало совместных с Эллисом операций и давно уяснил особенности его поведения. Раздражительность, нервозность и томительные часы ожидания, а потом полное, почти отрешенное спокойствие во время операции.

— Ну где же он, черт побери! — пробормотал Эллис и снова взглянул на часы.

Чтобы сменить тему, Моррис сказал:

— У вас все готово для трех тридцати?

Сегодня в три тридцать пополудни Бенсона должны были представить персоналу на общей нейрохирургической конференции.

— Насколько я знаю, — ответил Эллис, — доклад делает Росс. Я очень надеюсь, что Бенсон в хорошей форме.

Из динамика на стене раздался приятный мужской голос:

— Доктор Эллис, доктор Джон Эллис, два-два-три-четыре. Доктор Эллис, два-два-три-четыре.

Эллис встал.

— Черт! — бросил он.

Моррис знал, что это означает. «Два-два-три-четыре» — добавочный номер зоолаборатории. По-видимому, что-то стряслось с обезьянами. Весь прошлый месяц Эллис ежедневно оперировал по три обезьяны — просто чтобы не дать себе и ассистентам расслабиться.

Он смотрел, как Эллис пошел к противоположной стене, где висел служебный телефон. При ходьбе Эллис слегка хромал — результат полученного в детстве увечья, из-за чего был поврежден малоберцовый нерв правой ноги. Моррис часто задумывался, не повлияла ли эта травма на решение Эллиса стать нейрохирургом. Безусловно, Эллис производил впечатление человека, стремящегося исправить все изъяны, отремонтировать любую неисправность. Он так и говорил своим пациентам: «Ну, мы вас подремонтируем». Да и сам он имел немало таких изъянов: хромота, преждевременная лысина, близорукость — ему приходилось носить очки с толстыми стеклами. Из-за этого он производил впечатление уязвимого человека, что, в свою очередь, заставляло окружающих относиться к его раздражительности чуть более терпимо.

Или, возможно, эта раздражительность была результатом многолетней работы в хирургии. Моррис и сам толком не мог понять: он уже давно не держал в руках скальпель. Он выглянул в окно на залитую солнцем автостоянку. Начались часы вечерних посещений: родственники больных въезжали на территорию клиники, вылезали из автомобилей и озирались вокруг, бросая взгляды на высоченные корпуса больничного комплекса. В их глазах ясно прочитывался страх: больница — место, к которому всегда относятся с опаской.

Моррис заметил, что многие из посетителей хорошо загорели. В Лос-Анджелесе стояло теплое солнечное лето, а он был бледный — под стать своей больничной униформе, которую он не снимал целыми днями. Надо бы почаще бывать на воздухе, подумал он. Надо обедать на террасе. Он, разумеется, играл в теннис, но это случалось, как правило, вечерами…

Вернулся Эллис.

— Представляешь, Этель сорвала швы!

— Как же это могло случиться?

Этель была молодой резус-макакой, которой вчера сделали операцию на мозге. Операция прошла идеально. И Этель сегодня была необычно подавлена, как оно и бывает обычно с прооперированными резус-макаками.

— Сам не знаю, — сказал Эллис. — Скорее всего высвободила руку из повязки… В общем, сейчас она орет как резаная — с одной стороны кость вышла наружу.

— Она порвала провода?

— Не знаю. Но мне надо спуститься вниз и снова наложить швы. Ты справишься один?

— Надо думать.

— С полицейскими умеешь ладить? — спросил Эллис. — Скорее всего, с ними проблем не будет.

— Наверное, нет.

— Отправь Бенсона на седьмой этаж как можно скорее. Потом вызови Росс. Я вернусь, когда закончу, — он взглянул на часы. — На то, чтобы зашить Этель, уйдет минут сорок — если, конечно, она не будет буянить.

— Удачи тебе и ей! — сказал Моррис, улыбаясь.

Эллис скривил недовольную мину и ушел.

К Моррису подошла медсестра «Скорой помощи».

— Что с ним такое сегодня?

— Да ничего — просто нервничает.

— Это уж точно, — сказала сестра. Она замолчала и посмотрела в окно, явно не собираясь уходить.

Моррис с любопытством наблюдал за ней. Он проработал в больнице достаточно долго, чтобы безошибочно распознавать неуловимые признаки служебного положения всех сотрудников. Большинство сестер разбирались в лекарствах куда лучше его, и если они уставали, то не старались это скрыть. («По-моему, на этом сегодня можно закончить, доктор».) Проработав здесь несколько лет, он получил должность врача в отделении хирургии, и сестры стали с ним держаться скованнее. Став же старшим врачом, он окончательно обрел уверенность в себе — по той причине, что некоторые сестры теперь называли его просто по имени. Но когда он перешел в Центр нейропсихиатрических исследований на должность младшего научного сотрудника, в его отношениях с сестрами вновь появилась формальная строгость, что было признаком его нового статуса.

Но тут что-то совсем другое: сестра околачивается вокруг да около — видно, хочет просто постоять рядом с ним, потому что он излучает некую ауру солидности. Потому что все в больнице знают, что должно произойти.

Глядя в окно, сестра сказала:

— Ну вот и он.

Моррис вскочил и посмотрел в окно. К зданию подкатил синий полицейский фургон, развернулся и встал на стоянке для санитарных машин.

— Ну и отлично, — сказал он. — Сообщите на седьмой этаж и скажите, что мы скоро будем.

— Хорошо, доктор.

Медсестра ушла. Двое санитаров открыли настежь служебную дверь.

Они ничего не знали о Бенсоне. Один из них обратился к Моррису:

— Вы его ждете?

— Да.

— На обследование?

— Нет, прямо в приемный покой.

Санитары кивнули и стали смотреть, как водитель фургона — офицер полиции — подошел к задним дверцам и распахнул их. Из фургона показались два полицейских. На ярком солнечном свете они сощурились. Потом показался Бенсон.

Как всегда, Морриса поразила его внешность. Бенсон был плотным мужчиной тридцати четырех лет, вечно с каким-то изумленно-виноватым видом. Он стоял у фургона, держа перед собой закованные в наручники ладони, и озирался по сторонам. Увидев Морриса, он сказал: «Привет!» — и стал смущенно глядеть в другую сторону.

— Вы здесь начальник? — спросил один из полицейских.

— Да. Я доктор Моррис.

Полицейский махнул рукой на двери больничного корпуса.

— Покажите куда идти, доктор.

— Будьте любезны, снимите с него наручники, — попросил Моррис.

Бенсон метнул взгляд на Морриса и снова отвернулся.

— У нас на этот счет нет никаких инструкций, — полицейские переглянулись. — Ну, наверное, можно.

Пока они снимали наручники, водитель принес Моррису заполненный протокол в папке. Протокол назывался: «Перевод подозреваемого под надзор (медицинский)». Моррис поставил свою подпись.

— И здесь, — сказал водитель.

Моррис еще раз расписался и посмотрел на Бенсона. Бенсон стоял спокойно, почесывая запястья и глядя прямо перед собой. Будничность совершенного ритуала, все эти бланки и подписи вызвали у Морриса ощущение, что ему доставили посылку экспресс-почтой. Он даже подумал, не кажется ли Бенсон самому себе этой посылкой.

— Вот и ладно, — сказал водитель. — Спасибо, док.

Моррис повел обоих полицейских и Бенсона в больницу. Санитары закрыли за ними двери. Медсестра подкатила кресло на колесиках, и Бенсон уселся в него. Полицейские явно сконфузились.

— Таков порядок, — пояснил Моррис.

Все двинулись к лифту.

Лифт остановился на втором этаже — в вестибюле. Человек шесть-семь посетителей дожидались лифта, чтобы подняться на верхние этажи, но несколько растерялись, увидев в кабине Морриса, Бенсона в кресле-каталке и двух полицейских.

— Пожалуйста, поезжайте на другом лифте, — попросил Моррис вежливо.

Двери лифта закрылись. Кабина поползла вверх.

— А где доктор Эллис? — заинтересовался Бенсон. — Я-то думал, он тоже будет меня встречать.

— Он в операционной. Скоро освободится.

— А доктор Росс?

— Вы увидите ее на презентации.

— Ах да! — улыбнулся Бенсон. — Презентация! Полицейские обменялись подозрительными взглядами, но промолчали. Лифт добрался до седьмого этажа, и все вышли.

На седьмом этаже располагалось специальное хирургическое отделение, где лежали особо тяжелые больные. В основном здесь проводились обследования наиболее сложных случаев. Здесь наблюдались пациенты с болезнями сердца, почек и системы обмена веществ.

Они отправились в помещение для дежурных медсестер — отгороженное от коридора стеклом пространство в центре "+"-образного этажа.

Дежурная сестра оторвала взгляд от книги. Она была немало удивлена при виде полицейских, но ничего не сказала.

— Это мистер Бенсон, — обратился к ней Моррис. — Палата семьсот десять уже подготовлена?

— Да, все готово, — ответила сестра и приветливо улыбнулась Бенсону.

Бенсон в ответ выдавил слабую улыбку и скользнул взглядом по пульту компьютера, стоящего в углу.

— У вас тут пункт разделения компьютерного времени?

— Да, — сказал Моррис.

— А где главный компьютер?

— В подвале.

— Этого здания?

— Да. Он забирает массу энергии, а линии электропередачи подходят к нашему корпусу.

Бенсон закивал. Морриса его вопросы не удивили. Бенсон просто старался отвлечься от мыслей о предстоящей операции — к тому же он был как-никак специалистом по компьютерам.

Медсестра передала Моррису историю болезни Бенсона — стандартную голубую пластиковую папку с гербом Университетской больницы. Но на обложке была укреплена красная ленточка, что означало «нейрохирургия», желтая ленточка, что означало «интенсивный уход», и белая ленточка, которую Моррис до сих пор еще никогда не видел на картах больных. Белая ленточка означала «повышенные меры безопасности».

— Это моя история болезни? — спросил Бенсон, когда Моррис покатил его каталку по коридору к палате номер 710.

За ними следовали полицейские.

— Угу.

— Мне всегда было любопытно узнать, что там внутри.

— В основном масса неразборчивых каракуль.

На самом деле толстенная медицинская карта Бенсона была вся испещрена аккуратными записями, перемежающимися множеством распечаток компьютерных тестов.

Они подошли к двери палаты 710. Прежде чем они зашли в палату, один из полицейских шагнул внутрь и закрыл за собой дверь. Второй полицейский остался снаружи.

— Так, на всякий случай, — пояснил он.

Бенсон взглянул на Морриса.

— Обо мне так заботятся! Это даже приятно.

Первый полицейский вышел из палаты.

— Все в порядке, — объявил он.

Моррис вкатил каталку с Бенсоном в палату. Это была просторная комната в южном крыле здания, поэтому тут целый день светило солнце.

— У вас одна из лучших палат во всей больнице, — сказал Моррис.

— Мне можно встать?

— Конечно.

Бенсон встал с каталки и присел на край кровати. Он подпрыгнул несколько раз на матрасе. Потом, нажимая на кнопки, стал изменять положение кровати, после чего заглянул под кровать, чтобы собственными глазами увидеть электромеханизм. Моррис подошел к окну и опустил жалюзи — в палате стало чуть темнее.

— Пустяк! — сказал Бенсон.

— Что именно?

— Да эта машинка под кроватью. Поразительно пустяковое приспособление. Тут бы надо было поставить возвратный механизм, чтобы каждое движение тела человека, лежащего в кровати, автоматически компенсировалось… — Его голос угас.

Он распахнул дверцы стенного шкафа, заглянул внутрь, потом пошел осматривать ванную и вернулся. Моррис подумал, что он ведет себя не как обычный пациент. Большинство больных поначалу стесняются и пугаются больничной обстановки, но Бенсон вел себя так, точно собирался снять номер в гостинице.

— Да, я остаюсь, — сказал Бенсон и рассмеялся. Он сел на кровать и взглянул на Морриса, потом перевел взгляд на полицейских. — Они что, все время будут со мной?

— Думаю, они могут подождать снаружи, — ответил Моррис.

Полицейские кивнули и вышли, закрыв за собой дверь.

— Я хотел узнать — они что, будут тут со мной постоянно? — спросил Бенсон.

— Да, — ответил Моррис.

— Все время?

— Да. До тех пор, пока нам не удастся снять с вас все обвинения.

Бенсон нахмурился.

— А что… Я что-то… Все было настолько ужасно?

— Вы поставили ему синяк под глазом и сломали ребро.

— Но он жив?

— Да. Он жив.

— Я ничего не помню, — сказал Бенсон. — Сердечники в моем запоминающем устройстве полностью размагничены.

— Я это знаю.

— Но я рад, что с ним полный порядок. Моррис кивнул.

— Вы с собой что-нибудь захватили? Пижаму и прочее?…

— Нет, но мне это могут устроить.

— Хорошо. А пока на первое время вы получите больничную одежду. У вас нет никаких пожеланий?

— Все нормально, — он ухмыльнулся. — Хотя, может, не помешало бы пропустить по маленькой.

— А вот без этого, — ответил Моррис, тоже ухмыляясь, — вам придется обойтись.

Бенсон вздохнул.

Моррис вышел из палаты.

Полицейские принесли к двери стул. Один из них сел, а другой встал рядом. Моррис раскрыл записную книжку.

— Вам нужно знать дальнейший распорядок, — сказал он. — Через полчаса придет сотрудник приемного отделения с финансовыми счетами — Бенсону нужно будет их подписать. Потом в половине четвертого его спустят в главный конференц-зал для презентации на хирургической конференции. Через двадцать минут он вернется. Сегодня вечером его обреют наголо. Операция назначена на шесть утра завтра. У вас есть вопросы?

— Нам принесут поесть? — спросил один из них.

— Я попрошу сестру заказать две лишние порции. Сколько вас будет дежурить — один или двое?

— Один. Мы работаем посменно по восемь часов.

— Я поставлю в известность сестер, — пообещал Моррис. — Лучше, если вы совместите свою пересменку с их графиком. Они должны знать, кто из посторонних находится на этаже.