— Ничего не понимаю, — сказал полицейский, выйдя в коридор. — Ну куда он мог пойти?

— Он смышленый человек, — заметила Росс. Этот факт они все почему-то упускали из виду. В глазах полицейских Бенсон был преступником, которому предъявлено обвинение в хулиганском нападении, — для них он один из сотен «преступных элементов», которых они видят каждый день в участке. Для больничного персонала Бенсон — пациент, несчастный, потенциально опасный, маргинальный психотик. И все почему-то забывают, что Бенсон ко всему прочему необычайно умен. Он добился выдающихся результатов в области компьютерной техники, где работают люди с незаурядными интеллектуальными способностями. На первом же тестировании в Центре он показал уровень интеллекта, равный 144. Он вполне был способен тщательно спланировать свое бегство из клиники, мог подслушать под дверью разговоры персонала с полицейским, мог услышать, как полицейский обсуждает с сестрами свою отлучку за сигаретами, — а потом в считанные минуты сбежать. Но как?

Бенсон мог догадаться, что ему не удастся ускользнуть из больницы в халате. Но он оставил свою одежду в палате — возможно, осознав, что не сможет улизнуть и в собственной одежде. Во всяком случае, в полночь. Его бы остановили внизу на выходе. Последние посетители ушли из здания часа три назад. Так что же он удумал?

Полицейский пошел на пост к медсестрам — звонить в участок и сообщить о случившемся. Росс пошла за ним, приоткрывая все соседние двери. В палате 709 находился больной с сильными ожогами. Она заглянула внутрь и удостоверилась, что там только один человек, 708-я была пуста: прооперированного пациента с пересаженной почкой сегодня днем выписали. Но она осмотрела и эту палату.

На следующей двери висела табличка «ИНВЕНТАРЬ». Это была обычная кладовая. Бинты, вата, шины, хирургические нитки, запас простыней. Открыв дверь, она пошла вдоль полок. Бутылочки с физраствором, подносы с наборами различных инструментов, стерильные маски, перчатки, фартуки, стерильные халаты для сестер и санитаров…

Она остановилась, увидев синий халат, который чья-то торопливая рука затолкала в угол полки. На полке возвышались горки отглаженных белых брюк, рубах и курток — в таких ходят больничные санитары. Она позвала сестру…

***

— Это невозможно! — говорил Эллис, расхаживая по кабинету дежурных сестер. — Просто невозможно! После операции прошло два дня — точнее полтора. Он просто не мог встать и уйти.

— Но ушел, — сказала Джанет Росс. — И сделал это единственным доступным ему способом — переодевшись в форму санитара. Потом он, скорее всего, спустился по лестнице на шестой этаж и на лифте спустился в вестибюль. Никто его и не заметил: санитары входят и выходят в любое время суток.

На Эллисе был строгий костюм-тройка, галстук распущен. Он курил. Росс раньше никогда не видела его с сигаретой в зубах.

— И все же я не понимаю, — говорил он. — Его же накачали торазином и…

— Он не получил ни капли! — сказала Росс.

— То есть?

— Что за торазин? — вмешался полицейский, делавший пометки в своей записной книжке.

— Сестры засомневались, назначен ли ему торазин, и не стали ему колоть. С прошлой полуночи ему не давали ни транквилизаторов, ни седативов.

— Боже! — Эллис метнул на сестер такой взгляд, словно собирался их убить. — Да, но как же голова? Она же перебинтована. Этого же нельзя не заметить!

Моррис, до сих пор сидевший молча, очнулся.

— У него был парик, — сказал он.

— Ты шутишь!

— Я видел его собственными глазами.

— А какого цвета парик? — спросил полицейский.

— Черный, — ответил Моррис.

— Господи! Боже! — повторил Эллис.

— Откуда у него этот парик? — спросил Эллис.

— Ему приносили передачу. В день поступления в клинику.

— Слушайте, — сказал Эллис, — пусть даже парик, но куда он мог деться! Он же оставил в палате бумажник, деньги. Такси он поймать не мог в такой поздний час.

Росс воззрилась на Эллиса, поражаясь его способности игнорировать реальность. Ему просто не хотелось поверить, что Бенсон сбежал, и он оспаривал неопровержимые доказательства. И оспаривал упрямо.

— Он позвонил кому-то около одиннадцати, — сказала Росс, взглянув на Морриса. — Ты не помнишь, кто принес ему парик?

— Симпатичная девушка.

— Имя не помнишь? — саркастически спросила Росс.

— Анджела Блэк, — поспешно ответил Моррис.

— Поищи ее телефон в справочнике, — попросила Росс.

Моррис начал листать толстенный том, но тут зазвонил телефон, и Эллис снял трубку. Он послушал, потом без комментариев передал трубку Росс.

— Алло?

— Я закончил компьютерную развертку, — сказал Герхард. — Только что. Ты была права. Бенсон вошел в цикл обучения со своим имплантированным компьютером. Стимуляции в точности ложатся на параболу проекции.

— Потрясающе! — сказала Росс. Она взглянула на Эллиса, потом перевела взгляд на Морриса и полицейского. Они терпеливо ждали.

— Все именно так, как ты и сказала, — продолжал Герхард. — Бенсону явно понравился электрошок. Он стимулировал припадки все чаще и чаще. Изгиб параболы постепенно становится все круче и круче.

— Когда он сорвется?

— Скоро. Если предположить, что он не нарушит цикл — а это маловероятно, — то с шести часов четырех минут утра он будет получать практически непрерывные стимуляции.

— Эта проекция подтверждена? — спросила она, нахмурившись, и взглянула на часы. Уже половина первого ночи.

— Да. Непрерывные стимуляции должны начаться в шесть часов четыре минуты утра.

— О'кей! — Росс повесила трубку и обвела взглядом присутствующих. — Бенсон попал в прогрессирующий цикл обучения со своим компьютером. Он запрограммирован на срыв сегодня в шесть утра.

— Боже! — Эллис взглянул на стенные часы. — Менее чем через шесть часов.

Моррис, отложив телефонную книгу, говорил со справочной.

— …Тогда попробуйте поискать в Западном Лос-Анджелесе. — И после паузы добавил:

— А в списке новых абонентов?

Полицейский перестал делать пометки в книжке и сидел с озадаченным видом.

— Что-то должно произойти после шести утра?

— Похоже на то, — ответила Росс.

Эллис нервно затянулся сигаретой.

— Ну вот, после двух лет воздержания — снова закурил! — мрачно заявил он и аккуратно загасил сигарету в пепельнице. — Макферсону сообщили?

— Ему должны были позвонить.

— Проверьте номера, не фигурирующие в книге, — продолжал Моррис свой диалог со справочной службой. — Я доктор Моррис из Университетской больницы. Дело очень серьезное. Нам необходимо найти Анджелу Блэк. И если… — он свирепо бросил трубку. — Сука!

— Без успеха?

Он кивнул.

— Но нам даже неизвестно, точно ли Бенсон звонил этой девушке, — сказал Эллис. — Он же мог позвонить еще кому-то.

— Кому бы он ни звонил, этот человек через несколько часов может оказаться в большой беде, — сказала Росс. Она раскрыла историю болезни Бенсона. — Время у нас пока есть. Так что давайте займемся делом.

2

На фривее образовалась пробка. Этот фривей всегда заполнен автомобилями — даже в час ночи в пятницу. Она вглядывалась в вереницу красных огней впереди, которая извивалась на много миль, точно рассвирепевшая змея. Сколько же людей! И куда они устремляются в столь поздний — или ранний — час?

Джанет Росс вообще-то нравилось ездить по фривеям. Она довольно часто возвращалась домой из клиники поздно вечером, а то и под утро, и проносилась мимо зеленых щитов — указателей, миновала паутину дорожных развязок, эстакад и туннелей, наслаждаясь скоростью и чувствуя себя великолепно — свободной, вольной. Она выросла в Калифорнии и с детства помнила первое впечатление от фривеев. Система скоростных шоссе развивалась по мере ее взросления, и ее не пугали эти бетонные лабиринты. Они были частью окружающего пейзажа. Быстро! Здорово!

Автомобиль — неотъемлемый элемент образа жизни в Лос-Анджелесе — городе, в большей мере, чем прочие города мира, зависящем от технологического прогресса. Лос-Анджелес просто не выжил бы без автомобиля, как не смог бы выжить без воды, поступающей по трубопроводам, которые растянулись на сотни миль отсюда, и как не смог бы выжить без внедрения новейших градостроительных технологий. Все это было фактом существования гигантского города-муравейника, и так оно было с самого начала века.

Но в последние годы Джанет начала осознавать неуловимое психологическое воздействие жизни в автомобиле. В Лос-Анджелесе не было открытых кафе, потому что тут мало кто передвигался пешком: здесь уличное кафе, где можно сидеть и глазеть на спешащих мимо людей, было мобильным. «Кафе» менялось на каждом новом светофоре, когда поток машин и людей останавливался на несколько мгновений, люди переглядывались и снова мчались вперед. И было нечто нечеловеческое в этой жизни внутри кокона из стекла и нержавеющей стали с кондиционером, стереофоническим магнитофоном, бортовой электросистемой — в полной изоляции от внешнего мира. Такое существование подавляло глубинную человеческую потребность к объединению, к сплочению, потребность видеть и быть увиденным.

Психиатры даже говорили о развитии у местных жителей деперсонализационного синдрома. Лос-Анджелес был пристанищем недавних эмигрантов, а потому чужаков: и автомобили сохраняли их статус чужаков друг для друга. В городе было очень немного социальных институтов, способствующих сближению его жителей. Практически тут никто не ходил в церковь, а кружки по интересам мало кого удовлетворяли. Люди становились одинокими, они жаловались на свою оторванность друг от друга, разобщенность, на отсутствие друзей, на разлуку с родителями. Часто у них развивались суицидальные настроения — и обычным инструментом самоубийства был все тот же автомобиль. Полиция, сообщая о таких случаях, пользовалась эвфемизмом «автокатастрофа с фатальным исходом». Будущая жертва выбирала для себя надежную эстакаду и взлетала на нее на скорости восемьдесят-девяносто миль в час — нога вжимает акселератор до отказа… Иногда на то, чтобы вытащить тело из-под обломков, уходило много часов…

На скорости шестьдесят пять миль в час она резко взяла вправо через все пять полос, съехала с фривея на Сансет и помчалась по направлению к Голливуд-хиллс. Она ехала по райончику, который старожилы называли Голубыми Альпами: здесь селились гомосексуалисты. Людей со всякого рода проблемами физиологического и психологического характера буквально тянуло в Лос-Анджелес. Город манил свободой. Но ценой этой свободы было отсутствие средств к существованию, отсутствие жизненной опоры…

Она въехала в Лорел-каньон и на полной скорости помчалась по виражам. Шины скрипели на поворотах, свет фар бил по окаймляющим шоссе деревьям. Здесь движение было небольшим. Через несколько минут она подъедет к дому Бенсона.

Теоретически рассуждая, ей и остальному персоналу ЦНПИ надо решить одну простую проблему: вернуть Бенсона в палату к шести утра. Если им это удастся, можно будет отключить имплантированный компьютер и остановить прогрессирующий цикл. После чего его напичкают седативами и выждут несколько дней, прежде чем подключить к новому терминалу. В первый раз они, конечно, выбрали не те электроды — это был риск, заранее ими осознававшийся. Но это был приемлемый риск, потому что они полагались на возможность исправить допущенную ошибку. Но такой возможности больше нет.

Его надо вернуть. Простая проблема, имеющая довольно простое решение — установить излюбленные места посещения Бенсона. Изучив его историю болезни, все разъехались в разные стороны. Росс направлялась к нему домой в Лорел-каньон. Эллис уехал в стриптиз-клуб под названием «Джекрэббит», где частенько бывал Бенсон. Моррис поехал в «Автотроникс инк.» в Санта-Монику, где работал Бенсон. Моррис позвонил президенту фирмы, который согласился встретиться с ним рано утром до начала рабочего дня.

Они договорились встретиться в клинике через час и сверить данные, которые им удастся собрать. План простой и, как ей казалось, невыполнимый. Но другого им ничего не оставалось.

Она поставила машину перед домом Бенсона и пошла по тропинке к двери. Дверь была приоткрыта. Изнутри доносились крики и хихиканье. Она постучала и раскрыла дверь пошире.

— Эй, кто-нибудь!

Ее, похоже, не услышали. Смех раздавался откуда-то из глубины дома. Росс вошла в коридор. Она ни разу не была у Бенсона, и ей было интересно посмотреть, как он живет. Оглядываясь вокруг, она поняла, что этого и следовало ожидать.

Снаружи дом представлял собой самую обычную деревянную постройку — типичный домик на ранчо: столь же неприметный на вид, как и его хозяин. Но внутри все было похоже на гостиную времен Людовика XVI: изящные антикварные кресла, на гнутых ножках, кушетки, гобелены на стенах, голый паркетный пол.

— Есть кто-нибудь дома? — позвала она, и ее голос эхом отозвался от стен и потолков. Ответа не последовало, но смех не умолкал. Она направилась на голоса. Вошла в кухню и увидела старинную газовую плиту — ни тостеров, ни посудомоечной машины, ни миксеров. Ни одной машины, отметила она про себя. Бенсон создал себе мир, в котором современной машине не было места.

Окно кухни выходило на задний двор. За окном она увидела зеленую лужайку, плавательный бассейн — все очень простенькое, современное. Ох уж эта неприметная внешность Бенсона! Дворик купался в зеленоватом сиянии, струившемся от прожекторов под водой. В бассейне, хохоча, плескались две девушки. Она вышла во дворик.

Девушки не заметили ее появления. Они продолжали плескаться и беззаботно хохотать, борясь друг с другом под водой. Она вышла на парапет бассейна и сказала:

— Кто-нибудь дома есть?

Тогда только они ее заметили и отскочили в разные стороны.

— Ищете Гарри? — спросила одна из них.

— Да.

— Вы из полиции?

— Я врач.

Одна из девушек вылезла из бассейна и стала обтираться полотенцем. На ней было красное бикини.

— Вы разминулись на минуту. Только этого нельзя говорить полицейским. Он просил. — Она поставила ногу на стул и принялась ее вытирать. Росс отметила, что это было рассчитанное и демонстративное движение юной соблазнительницы-профессионалки. Ага, эти девушки любят нравиться девушкам, поняла она.

— Когда он ушел?

— Да только что.

— А вы тут долго?

— С недельку, — ответила девушка в бассейне. — Гарри пригласил нас пожить здесь. Мы ему понравились.

Другая завернулась в полотенце и сказала:

— Мы познакомились в «Джекрэббите». Он там постоянно ошивается.

Росс кивнула.

— Он такой клевый! — продолжала девушка. — Любит подухариться. Представляете, в чем он сегодня заявился?

— В чем?

— В форме больничного санитара. Весь в белом. — Она тряхнула головой. — Во духарик!

— Вы говорили с ним?

— Естественно.

— И что он сказал?

Девушка в красном бикини пошла к дому. Росс за ней.

— Он просил ничего не говорить легавым. И еще сказал, чтоб мы не скучали.

— А зачем он приходил?

— Забрать кое-что.

— Что?

— Да что-то из своего кабинета.

— А где его кабинет?

— Пойдемте, я покажу.

И она повела Росс через весь дом. Ее влажные ступни оставляли крохотные лужицы на голом паркете.

— Клевая фатера, а? Гарри прямо-таки чокнутый какой-то. Вы когда-нибудь разговаривали с ним?

— Да.

— Ну, тогда вы и сами знаете. Нет, он правда свихнутый. — Она обвела рукой вокруг. — Посмотрите на все это старье. А он вам зачем?

— Он болен.

— Это точно! Я видела бинты на голове. Что с ним стряслось — попал в аварию?

— У него была операция.

— Да вы что! В больнице?

— Да.

— Нет, правда?

Они миновали гостиную и по коридору прошли к спальням. Девушка повернула направо и открыла дверь — это был кабинет: антикварный письменный стол, антикварные лампы, пухлые старинные кушетки и кресла.

— Он зашел сюда и что-то забрал.

— Вы не видели что?

— Да мы не обратили внимания. Он взял, кажется, большие рулоны бумаги. — Она показала руками размеры рулонов. — Вот такие! Вроде чертежи.

— Чертежи?

— Да, кажется — внутри рулонов они были голубоватые, а снаружи белые. Очень большие.

— Он еще что-нибудь забрал?

— Да. Металлический ящик.

— Что за металлический ящик? — Росс подумала сразу о небольшом чемоданчике.

— Вроде похож на чемоданчик для инструментов. Я только мельком видела, когда он его раскрыл и сразу закрыл. Вроде там лежали инструменты какие-то.

— А больше вы ничего не рассмотрели?

Девушка помолчала, кусая губы.

— Ну, я не заглядывала специально…

— Да?

— У него там вроде лежал пистолет.

— Он не сказал, куда направляется?

— Нет.

— И даже не намекнул?

— Нет.

— И не сказал, когда вернется?

— А вот это странно. Он поцеловал меня, потом Сюзи, потом сказал: «Не скучайте, девки», и попросил ничего не рассказывать легавым. И потом сказал, что вряд ли мы еще увидимся. — Она покачала головой. — Да, это странно. Но вы же сами знаете Гарри.

— Да, — кивнула Росс. — Уж я-то знаю Гарри. — Она взглянула на часы. 1.47. Осталось всего только четыре часа.

3

Первое, на что обратил внимание Эллис, был запах: влажный, тяжелый, горячий — звериный запах. Он поморщился. И как только Бенсон мог облюбовать такое местечко?

Он наблюдал, как прожектор прорезал тьму зала и осветил пару длинных ляжек. Зал возбужденно оживился в предвкушении зрелища. Это напомнило Эллису годы службы на флоте: его часть стояла в Балтиморе. В последний раз он был в подобном заведении там: юный морской пехотинец, переполненный фантазиями и нервным вожделением. Давно это было. Поразительно, как же быстро бежит время.

— Итак, леди и джентльмены, несравненная и восхитительная Синтия Синсиэр! Поприветствуем нашу Синтию аплодисментами!

Луч прожектора осветил всю сцену и вырвал из тьмы уродливую, но пышнотелую девицу. Оркестрик заиграл какую-то мелодию. Когда прожектор осветил глаза Синтии, она прищурилась и начала танцевать. Она не попадала в такт, но это мало беспокоило зрителей. Эллис оглядел посетителей. Здесь было много мужчин и много девиц с грубыми лицами и короткой стрижкой.

— Гарри Бенсон? — переспросил менеджер. — Да, он у нас часто бывает.

— Вы видели его в последнее время?

— Ну, не скажу, что в последнее время, — менеджер кашлянул, и Эллис почувствовал пары алкоголя в его дыхании. — Но вот что я вам скажу. Лучше бы он перестал у нас бывать. Он, похоже, малость тронутый. И вечно задирает моих девчонок. А знаете, как трудно удержать тут девчонок? Костьми приходится ложиться — вот что это такое.

Эллис кивнул и продолжал разглядывать аудиторию. Бенсон, скорее всего, переоделся: конечно же, он больше не станет разгуливать в наряде санитара. Эллис внимательно изучал затылки посетителей. Он искал бинты. И не увидел.

— Но в последнее время вы его не видели?

— Нет, — покачал головой менеджер. — Уже с неделю или что-то около того. — Мимо прошла официантка, одетая в бикини, отороченное белым кроличьим мехом. — Сэл, ты не видела Гарри в последнее время?

— Да он тут постоянно толчется, — уклончиво ответила та и понесла дальше поднос с выпивкой.

— Лучше бы ему тут не толочься и не задирать моих девчонок, — повторил менеджер и смущенно кашлянул.

Эллис двинулся в толпу зрителей. Луч прожектора мелькал у него над головой сквозь завесу табачного дыма, поспевая за девицей на сцене. Синтия пыталась расстегнуть застежку бюстгальтера. Она двигалась, шаркая босыми ногами по сцене, — руки за спиной, пустые глаза устремлены в зрительный зал. Наблюдая за ней, Эллис понял, почему Бенсон считал стриптизерш машинами. Они точно механизмы — это вне всякого сомнения. И ненастоящие: когда бюстгальтер упал к ее ногам, Эллис заметил под каждой грудью тонкие рубцы, оставшиеся после имплантации силиконовых подкожных вставок.