Дофин громко вздохнул и кивнул сестре. Они медленно двинулись к алтарю и заняли места за гробом, не глядя на мать, мрачно уставившись перед собой. Дофин взял у монахини узкий черный ящик, сдвинул защелку и приподнял крышку. Все МакКрэи вытянули шеи, но не смогли разглядеть, что внутри. На лицах брата и сестры было что-то одновременно настолько испуганное и торжественное, что даже Большая Барбара воздержалась от замечаний.

Из ящика Мэри-Скот достала сверкающий кинжал с узким лезвием длиной около двадцати сантиметров. Дофин и сестра Мэри-Скот вместе держали оружие за отполированную рукоять. Дважды они провели им над открытым гробом, а затем направили острие прямо на небьющееся сердце матери.

Удивление Большой Барбары было настолько велико, что ей пришлось встать; Ли схватила ее за руку и вскочила. Люкер и Индия последовали примеру, как и Одесса, сидевшая через проход. Встав, скорбящие смогли заглянуть в гроб. Они почти ожидали, что Мэриэн Сэвидж приподнимется в знак протеста против таких необычайных процедур.

Сестра Мэри-Скот отпустила рукоять ножа. Ее руки дрожали над гробом, а губы двигались в молитве. Ее глаза широко раскрылись, когда она наклонилась к гробу и разорвала льняные погребальные одежды. Неприукрашенная плоть Мэриэн Сэвидж была отчетливо желтой; сестра Мэри-Скот сдвинула протез и обнажила шрамы от мастэктомии. Резко вздохнув, Дофин высоко поднял нож.

— Господи, Дофин! — воскликнула Мэри-Скот. — Покончи с этим!

Дофин вдавил клинок на пару сантиметров во впалую грудь Мэриэн. Он держал его там, пока не перестал дрожать.

Дофин вынимал нож медленно, словно боясь причинить Мэриэн Сэвидж боль. Лезвие покрылось смесью свернувшихся жидкостей небальзамированного тела. Снова вздрогнув от прикосновения к трупу, он вложил нож в холодные жесткие руки матери.

Сестра Мэри-Скот отшвырнула пустой черный ящик, и он загрохотал по полированному деревянному полу. Она быстро подобрала погребальные одежды и без церемоний бросила крышку гроба на изуродованное тело матери. Затем трижды громко стукнула по крышке. Звук раздавался удручающе пустой.

Священник и органист появились через маленькую боковую дверь. Дофин и Мэри-Скот бросились к задней части церкви и раскрыли огромные деревянные створки, чтобы впустить носильщиков. Шестеро мужчин пробежали по проходу, водрузили гроб на плечи и под аккомпанемент оглушительной постлюдии понесли его на огненное солнце в неистовую майскую жару полудня среды.

Часть I

Мамаши Сэвиджей

Глава 1

Дом, в котором жили Дофин и Ли Сэвидж, был построен в 1906 году; большой, удобный, с просторными комнатами и аккуратными симпатичными деталями на каминах, лепнине, рамах и остеклении. Из окон второго этажа можно было увидеть заднюю часть большого особняка Сэвиджей на бульваре Говернмент. Дом Дофина был второй резиденцией Сэвиджей, предназначенной для младших сыновей и их жен. Патриархи, старшие сыновья и вдовцы получали Большой дом, как его называли. Мэриэн Сэвидж хотела, чтобы новобрачные Дофин и Ли оставались с ней в Большом доме, пока не заведут детей — к младенцам и маленьким детям сердце у нее не лежало, — но Ли вежливо отказалась от этого предложения. Невестка сказала Мэриэн Сэвидж, что ей не терпится поселиться в своем собственном гнездышке, отметив, насколько лучше работает кондиционер в Малом доме.

И, несмотря на полуденную жару в эту среду, когда температура на кладбище поднялась до сорока градусов, застекленное крыльцо на заднем фасаде дома Дофина и Ли было почти до неприятия прохладным. Резкий солнечный свет, заливавший передний фасад дома, здесь затеняли два огромных дуба, которые отделяли задний двор Маленького дома от обширной территории особняка. В этом просторном помещении, заполненном плотно обитой узорным ситцем мебелью, Большая Барбара сняла туфли и чулки. Под ногами ее была холодная плитка, а в скотче — много льда.

Прямо сейчас в доме были только Люкер, Большая Барбара и Индия. Две горничные получили выходной в знак почтения к умершей. Большая Барбара сидела в углу обширного мягкого дивана и пролистывала каталог бытовой техники, загибая страницы так, чтобы Ли не пропустила. Люкер, снявший туфли, растянулся на диване, положив ступни на колени матери. Индия сидела позади дивана за длинным столом на козлах, перерисовывая на миллиметровой бумаге узоры, которые запомнила в церкви.

— Дом кажется таким пустым, — заметил Люкер.

— Потому что кто-то больше не с нами, — ответила мать. — Дома всегда кажутся опустевшими после похорон.

— А где Дофин?

— Дофин отвозит Мэри-Скот обратно в Пенсаколу. Надеемся, что он вернется к ужину. Ли и Одесса хлопочут в церкви. Люкер, послушай…

— Что?

— Я не хочу, чтобы кто-то из вас умер, пока я жива, потому что просто не могу выразить словами, насколько хлопотно устраивать похороны.

Люкер не ответил.

— Большая Барбара? — окликнула Индия бабушку, когда та стучала в стакане последним кубиком льда.

— Что, деточка?

— Здесь всегда на похоронах делают так?

— Как? — не оборачиваясь, беспокойно спросила Большая Барбара.

— Втыкают ножи в мертвецов.

— Я надеялась, что ты не обратила на это внимания, — ответила Большая Барбара. — Но, уверяю тебя, это не входит в обычные процедуры. Я вообще никогда до этого не видела, чтобы так делали. И мне несказанно жаль, что тебе пришлось за этим наблюдать.

— Меня не очень-то побеспокоило, — пожала плечами Индия. — Она же мертвая была, так ведь?

— Да, — ответила Большая Барбара, глядя на сына в надежде, что он прервет их неуместный диалог. Глаза Люкера были закрыты, и Большая Барбара поняла, что он хотел притвориться спящим. — Но ты еще слишком мала, чтобы знать о таких вещах. Я побывала на первой свадьбе, когда мне было девять, а на похороны меня не пускали до пятнадцати — и это было после урагана «Делия», когда половину людей, которых я знала, подняло в воздух километров на сорок, а телефонные столбы были все утыканы зубочистками. Много похорон было в том месяце, ой много!

— Я видела мертвых раньше, — сказала Индия. — Однажды я шла в школу и увидела в дверном проеме мертвеца. Мы с другом потыкали в него палкой. Пошевелили его ногу, а потом убежали. А еще как-то раз мы с Люкером заказали дим самы в Чайнатауне…

— Что заказали? Это потроха какие-то?

— Мы обедали в Чайнатауне, — упростила Индия, — а потом вышли из ресторана и увидели двух маленьких китаянок, которых переехала водовозка. Так мерзко — их мозги были повсюду. После этого я сказала Люкеру, что больше никогда не буду есть мозги — до сих пор не ем.

— Это ужасно! — воскликнула Большая Барбара. — Эти бедные маленькие девочки — Индия, они что, были близняшками?

Индия не знала.

— Какая жуткая история! — воскликнула Большая Барбара, скидывая ноги Люкера с колен. — Вот такие вещи и происходят в Нью-Йорке. Ты же уже развелся, не понимаю, почему до сих пор там живешь.

— Я люблю Нью-Йорк, — ответил Люкер, не открывая глаза.

— И я, — подхватила Индия.

— Когда ты развелся с… той женщиной, тебе следовало бы вернуться жить домой.

— Ненавижу Алабаму, — ответил Люкер.

Индия промолчала.

— Люкер, — Большая Барбара перешла к своей любимой теме, — самым счастливым в моей жизни был день, когда ты позвонил и сказал, что разводишься. Я рассказала Лоутону. «Лоутон, — говорю, — я…»

— Не начинай, — предупредил Люкер. — Мы все знаем, что ты думаешь о… той женщине.

— Тогда поднимись и налей мне еще скотча. От горя всегда — с самого раннего детства, — от горя у меня всегда пересыхает в горле.

Люкер медленно поднялся.

— Барбара, еще даже не четыре. Ты высосала первый стакан…

— Я просто пыталась добраться до льда, так хотелось пить. На кладбище должен быть фонтанчик. Ума не приложу, почему его нет. Люди хотят пить на похоронах точно так же, как и везде.

Уже из кухни Люкер закричал: «Ты пьяница, Барбара, и с этим пора что-то делать!»

— Как ты с отцом разговариваешь! — Большая Барбара повернулась к Индии. — Ты с ним обращаешься так же плохо, как он со мной?

Индия оторвала красный карандаш от миллиметровки.

— Да.

— Испорченный ты ребенок! — возопила Большая Барбара. — Не знаю, зачем я растрачиваю любовь на вас обоих!

Люкер принес матери напиток.

— Сделал слабенький. Лед да вода. Тебе незачем напиваться, пока не зашло солнце.

— Моя лучшая в мире подруга умерла, — ответила Барбара. — Я ее поминаю.

— Ее и без тебя помянут, — тихо сказал Люкер. Он плюхнулся обратно на диван и снова уронил ноги на колени матери.

— Ровно положи! — скомандовала Большая Барбара. — Чтобы я могла опустить каталог.

Несколько минут стояла тишина. Индия продолжала свою кропотливую работу горсткой цветных карандашей, Люкер, видимо, спал, Большая Барбара потягивала напиток и переворачивала страницы каталога, прислонив его к ногам Люкера.

— Боже святый! — обратилась Большая Барбара к Люкеру и ударила его кулаком по коленям. — Ты видел, Люкер?

— Видел что? — пробормотал он без интереса.

— Тут есть мороженица за семьсот долларов. Ей даже не нужна соль. Может быть, даже молоко и сливки не надо. За такие деньги она должна включаться в розетку и через четыре минуты выдавать полкило вишнево-персиково-ванильного пломбира.