В следующий понедельник мы узнали, что Фишер бросил команду. Все команды. Он стоял и молча слушал, как на него кричат тренеры, а потом просто взял и ушел. Возможно, в наше время такой поступок мог бы принести определенную славу, но не в восьмидесятых и не в городке, где я вырос. Его решение вызвало недоумение и вывело всех из равновесия — Золотой Мальчик, Который Все Бросил. Теперь его видели около школы лишь шагавшим из библиотеки на занятия, как будто он занял место Донны. Фишер старательно учился. Очень много. За несколько следующих месяцев его средний балл вырос, сначала чуть-чуть, потом значительно. Из ученика, получавшего посредственные оценки — причем некоторые из них благодаря спортивным достижениям, — он стал хорошистом, а затем отличником. Возможно, ему дома помогали родители, но я в этом сомневаюсь. Мне кажется, он, образно говоря, решил поменять беговую дорожку — стать другим человеком. В конце концов он начал появляться только на уроках. Остальные относились к нему с опаской. Никто не хотел подходить слишком близко: а вдруг безумие заразно?

Впрочем, однажды ближе к вечеру я встретился с ним на стадионе, где после того, как вся команда разошлась, он тренировался, готовясь к самому последнему нашему соревнованию. Я оставался вроде как для того, чтобы отрабатывать метание копья, но на самом деле мне просто нравился пустой стадион. Я провел здесь много времени, и до меня вдруг начало доходить, что некоторые вещи иногда заканчиваются. Когда я приготовился бросить копье, в дальнем конце стадиона появился какой-то человек, и через некоторое время я узнал в нем Гэри Фишера.

Он бродил по стадиону без цели. Перед тем как прекратить тренировки, Фишер был нашим лучшим спринтером и, возможно, пришел сюда по той же причине, что и я. Вскоре он остановился в нескольких метрах от меня и некоторое время наблюдал. Наконец он заговорил:

— Как дела?

— Нормально, — ответил я. — Но победа мне не светит.

— Почему?

Я объяснил ему, что в другой школе объявился парень, который не только хорошо бросает копье, но ему еще и не все равно. Что после того, как я перестал одерживать легкие победы, мой интерес к этому виду спорта подувял. Не именно этими словами, но суть была такова.

— Ничего нельзя знать наверняка, — сказал он, пожав плечами. — Может быть, пятница станет твоим звездным днем. Соберись и победи.

И вдруг я понял, что мне не все равно. Возможно, я все-таки смогу победить — в последний раз. Фишер еще немного постоял, глядя на беговые дорожки, словно хотел услышать топот когда-то бежавших по ним ног.

— Она была чужой здесь, — неожиданно сказал я.

Казалось, он не услышал, но затем он медленно повернул голову.

— Ты о чем?

— О Донне, — ответил я. — На самом деле она никогда… не вписывалась, понимаешь? Как будто просто сняла здесь место на время.

Он нахмурился, и я продолжил:

— Это было, как… как будто она знала, что у нее, скорее всего, ничего не получится. Словно она пришла в мир и знала, что счастливый конец не для нее. Поэтому она поставила все фишки на один цвет. Но вместо черного выпал красный, и она отошла от стола.

Я ничего не придумывал заранее, но был горд своей речью. В моих словах содержался глубокий смысл или мне так казалось — когда тебе восемнадцать, это почти одно и то же.

Фишер мгновение смотрел в землю, а потом едва заметно кивнул.

— Спасибо.

Я кивнул в ответ, потому что все слова у меня закончились, и запрыгал на месте, готовясь к броску. Возможно, я решил покрасоваться, надеясь произвести впечатление на Гэри Фишера, того, каким он был полтора года назад. В итоге я слишком сильно отвел назад руку, на среднем пальце у меня открылась старая царапина, и копье упало у моих ног.

Школа подошла к концу. Как и все, я был слишком занят выпускным и прочими гулянками, чтобы обращать внимание на тех, кого не слишком хорошо знал. Экзамены, дискотеки — все промчалось, и детство осталось в прошлом. И вот — бабах: ты в реальном мире, и у тебя такое ощущение, будто ты должен сдать супертрудный экзамен, к которому не готовился. Иногда оно появляется у меня и сейчас. Мне кажется, я ни разу не слышал тем летом имя Фишера, а затем я уехал из города в колледж. Пару лет я время от времени вспоминал о Гэри, но в конце концов он исчез из моей памяти, как и множество других вещей и событий, не имевших отношения к моей нынешней жизни.

И потому я оказался совершенно не готов к встрече двадцать лет спустя, когда он объявился на пороге моего дома и заговорил так, словно мы виделись только вчера.

Я сидел за своим письменным столом, пытался работать, но терпеливый наблюдатель выяснил бы, что я по большей части смотрел в окно, изредка бросая взгляды на монитор компьютера. В доме царила тишина, и, когда зазвонил телефон, от неожиданности я подскочил в кресле.

Я потянулся к трубке, немного удивившись, что Эми позвонила по городскому, а не на мобильный, но не более того. Разговор с женой был поводом прервать работу. А потом я смогу сварить кофе и выкурить на веранде сигарету. Так пройдет время. И наступит завтра.

— Привет, детка, — сказал я. — Какие новости с корпоративного фронта?

— Это Джек? Джек Уолен?

Мужской голос.

— Да, — ответил я, выпрямившись в кресле, весь внимание. — Кто это?

— Ты сидишь, дружище? Это Гэри Фишер.

Имя показалось мне знакомым, но у меня ушла целая секунда на то, чтобы преодолеть наслоения прошедших лет. Имена из прошлого — все равно что улицы, по которым ты давно не ездил. Не сразу вспоминаешь, куда они ведут.

— Ты меня слышишь?

— Да, — ответил я. — Просто я удивился. Гэри Фишер? Это и правда ты?

— Так меня зовут, — сказал он и рассмеялся. — Неужели я бы стал врать.

— Нет, наверное, — сказал я и на миг задумался: нашего домашнего телефона не было в справочниках. — А как ты раздобыл мой номер?

— Знакомый из Лос-Анджелеса дал. Я пытался дозвониться до тебя вчера вечером.

— Точно, — сказал я, вспомнив сообщение на автоответчике о паре звонков с неизвестного мне номера. — Ты не оставил сообщение.

— Я подумал, что это немного необычно — позвонить через двадцать лет.

— Немного, — не стал спорить я.

Мне было трудно себе представить, о чем мы можем говорить с Гэри Фишером, если только он не решил устроить встречу класса, что представлялось мне исключительно маловероятным.

— Итак, чем я могу тебе помочь, Гэри?

— На самом деле, скорее это я могу тебе помочь, — ответил он. — Или мы оба — друг другу. Послушай, а где точно ты живешь? Я приехал в Сиэтл на пару дней и подумал, что было бы здорово встретиться, вспомнить старые добрые времена.

— Берч-Кроссинг. Полтора часа от моря. Если что, у моей жены есть машина, — добавил я.

Эми любит повторять, что, если кому-нибудь удастся заманить в комнату достаточное количество социопатов и заставить их проголосовать, они бы выбрали меня своим королем. Наверное, она права. С тех пор как вышла моя книга, со мной связалось несколько человек из моего прошлого, хотя и не из такого далекого, где обитал Фишер. Я не стал тратить силы и отвечать на их электронные письма, которые переслал мне мой издатель. Ну, положим, мы были знакомы. И что дальше?

— Мне нужно убить день, — настаивал Фишер, — Отменилось сразу несколько встреч.

— Не хочешь говорить об этом по телефону?

— Долго рассказывать. Но, честно говоря, ты окажешь мне огромную услугу, Джек. Схожу с ума в этом своем отеле, а если я еще раз отправлюсь на рынок Пайк-плейс, я куплю громадную дохлую рыбину, которая мне не нужна.

Я задумался. Нежелание что-то делать держало любопытство в узде, но его поддержала та часть моего существа, для которой, как ни странно, имя Гэри Фишера все еще сохранило притягательность.

— Ладно, почему бы нам не встретиться, — сказал я наконец.

Он приехал в начале третьего. А я за это время не сделал ничего путного. Даже когда я позвонил Эми, чтобы спросить, как она поживает, мне пришлось общаться с автоответчиком. Я пытался найти утешение на кухне, когда услышал шум подъезжающей машины.

Я поднялся по полированным деревянным ступенькам, чтобы открыть входную дверь, и увидел черный «лексус» на том месте, где обычно стоит наш внедорожник — который сейчас находился в Сиэтле вместе с моей женой. Дверца машины открылась, из нее вылез тридцатилетний мужик, который зашагал к дому, и гравий громко захрустел у него под ногами.

— Джек Уолен, — сказал он, и дыхание облачком пара окутало его лицо. — А ты повзрослел. Надо же.

— Сам удивляюсь. Я делал все, чтобы этого не произошло.

Я сварил кофе, и мы пошли с чашками в гостиную. Гэри несколько минут рассматривал интерьер, потом внимательно изучал открывавшийся из больших окон с зеркальными стеклами вид на обсаженную деревьями аллею и наконец обратил свой взор на меня.

— Что ж… Все еще метаешь копье дальше всех? — спросил он.

— Понятия не имею, — ответил я. — Что-то в последнее время не представляется случая это проверить.

— Зря. Очень расслабляет. Я стараюсь швырять что-нибудь по крайней мере раз в неделю.

Он ухмыльнулся и на мгновение стал таким, каким я его помнил, только одет был получше. Он протянул руку над столиком, и я ее пожал.

— Хорошо выглядишь, Джек.

— Ты тоже.

И это было правдой. То, что мужчина в хорошей форме, всегда можно понять по тому, как он сидит. В позе сквозит уверенность, и ясно, что он сел не потому, что стоять ему труднее, — просто это одно из положений, в которых его тело себя прекрасно чувствует. Гэри выглядел ухоженным и, похоже, находился в отличной форме. Прекрасная стрижка, ни одного седого волоса, кожа того цвета, какого можно добиться здоровым питанием и отказом от курения, если вытерпишь такой стиль жизни. У него было лицо молодого сенатора с периферии, вроде тех, кто когда-нибудь может стать вице-президентом, и ясные голубые глаза. Единственная черта, которая невыгодно отличала его от меня, так это более заметные морщины вокруг глаз и рта, что невероятно меня удивило.

Он несколько мгновений молчал — вне всякого сомнения, тоже меня разглядывал. Встретив ровесника, видишь, как неотвратимо течет время.

— Я читал твою книгу, — сказал он, подтвердив мои подозрения.

— Значит, ты оказался среди меньшинства.

— Разве? То есть она не имела большого успеха? Странно.

— Да нет, продавалась книга вполне прилично, — признался я. — Даже лучше, чем прилично. Проблема в том, что я не уверен, смогу ли написать следующую.

— Все почему-то думают, что человек должен делать одно и то же, — пожав плечами, проговорил он. — Чтобы ты, если можно так выразиться, поднял свой флаг на мачту, показал, кто ты такой. А может, тебе суждено создать только одну книгу…

— Может.

— Ты не хочешь вернуться в полицию? — Он прочел удивление на моем лице. — Ты благодаришь полицейское управление Лос-Анджелеса в начале книги, Джек.

Я невольно улыбнулся. Фишер по-прежнему умел произвести впечатление.

— Нет. С этим я покончил. А ты как зарабатываешь на жизнь?

— Корпоративное право. Я партнер в одной фирме на востоке страны.

То, что он стал адвокатом, меня не удивило и ничего мне не дало. Мы еще какое-то время обменивались стандартными репликами, вспоминали знакомые со школы места, былых приятелей, но костер прошлого не разгорался. Если вы поддерживаете связь в течение многих лет, яркий свет маяка помогает путешествовать по морю времени. В противном же случае испытываешь странное ощущение, встречая самозванца, присвоившего себе имя мальчишки из твоего детства. Хотя Фишер говорил о старых добрых временах, у нас с ним ничего такого не было, если не считать тренировок на одном стадионе или того факта, что мы оба смогли вспомнить меню в «Клевом Бобе». С тех пор в моей жизни произошло много всего, в его — очевидно, тоже. Было ясно, что мы оба не считали своих одноклассников друзьями и не сохранили связей с родным городом. Дети, какими мы когда-то были, казались мифом, придуманным для того, чтобы объяснить, куда делись первые двадцать лет нашей жизни.

— Так о чем ты хотел со мной поговорить? — сказал я, допив остатки кофе.

— Надоело вести светскую беседу? — улыбнувшись, спросил он.

— Это никогда не было моей сильной стороной.

— Я помню. А с чего ты взял, что я хочу о чем-то поговорить?

— Ты сам сказал. Кроме того, пока ты не добыл мой новый номер телефона, ты, скорее всего, думал, что я живу в Лос-Анджелесе. А дорога оттуда до Сиэтла занимает вовсе не пару часов. Значит, я тебе зачем-то нужен.

Он кивнул, улыбаясь моей сообразительности, и спросил:

— А как ты вообще нашел это место? Берч-Кроссинг. Интересно, оно есть на картах?

— Его нашла Эми. Мы много говорили о том, чтобы переехать из Лос-Анджелеса. Точнее, я говорил. Она получила такую работу, что мы можем жить где угодно, если оттуда можно добраться до аэропорта. Эми нашла это место в Интернете или еще где-то и съездила посмотреть. Я поверил ей на слово.

— Тебе здесь нравится?

— Ясное дело, — ответил я.

— Совсем не похоже на Лос-Анджелес.

— Как раз в этом и смысл.

— Дети есть?

— Нет.

— У меня двое. Старшему пять, младшему два. Тебе стоит попробовать, дружище. Дети меняют жизнь.

— Да, так говорят. А где теперь живешь ты?

— В Эванстоне. Хотя работаю в центре Чикаго. Думаю, пора все рассказать.

Он несколько мгновений смотрел на свои руки, а затем перешел к делу.

Глава 02

— Мне известно следующее, — начал он. — Три недели назад в Сиэтле были убиты двое людей. Женщина и ее сын, в их собственном доме. Полицию вызвали после того, как сосед почувствовал запах дыма и, выглянув наружу, увидел в доме огонь. Когда полицейские вошли внутрь, они нашли в гостиной Джину Андерсон, тридцати семи лет. Кто-то выбил ей челюсть и сломал шею. В другом конце комнаты лежал Джошуа Андерсон. Ему выстрелили в голову, а затем тело подожгли. Однако пожарные утверждают, что дом загорелся не из-за этого: когда они прибыли, огонь только добирался до дверей комнаты. Пожар начался в подвале, где Билл Андерсон, муж убитой, устроил себе мастерскую. Судя по тому, как там все выглядело, кто-то ее разгромил, вытащил из шкафов все бумаги и поджег их. Не знаю, насколько хорошо ты знаком с Сиэтлом, но дом Андерсонов находится в районе Бродвея, севернее центра города. Дома стоят очень близко друг к другу — двухэтажные бунгало в основном деревянные. Если бы начался настоящий пожар, он бы тут же переметнулся на соседние дома и стер с лица земли целый квартал.

— А где муж? — спросил я.

— Никто не знает. В начале вечера он встретился с двумя друзьями. Они относительно регулярно, примерно раз в шесть недель, собираются вместе, чтобы провести вечер. Он преподает в местном колледже, который находится примерно в километре от его дома. Его приятели сказали, что Андерсон был с ними до четверти одиннадцатого. Выйдя из бара, они разошлись каждый в свою сторону. С тех пор Андерсона не видели.

— Что удалось выяснить полиции?

— Никто не видел, чтобы вечером кто-то заходил или выходил из дома. Главный подозреваемый — Андерсон, и они не рассматривают никаких других версий. Они лишь пытаются понять, почему он это сделал. Его коллеги, знакомые говорят, что в последние недели — может, месяц, может, больше — он казался встревоженным. Но никто ничего не может сказать касательно того, какие у него могли быть неприятности, никто не слышал никаких разговоров о другой женщине или о чем-то в таком духе. Преподаватели зарабатывают не слишком много, а Джина Андерсон не работала, но никаких свидетельств серьезных финансовых проблемах тоже нет. На жену оформлена страховка, но она не стоит даже того, чтобы встать с дивана, не говоря уже об убийстве.

— Это сделал муж, — произнес я полицейское заклинание. — Всегда убийцей оказывается муж. Кроме тех случаев, когда это жена.

Фишер покачал головой.

— Я так не думаю. По словам соседей, у Андерсонов были прекрасные отношения. Их сын любил громкую музыку, но в остальном все было хорошо. Никаких ссор, никакого накала.

— Плохие семьи похожи на мозг алкоголика. Нужно оказаться внутри, чтобы понять, что там происходит.

— И что, по-твоему, произошло?

— Сценариев может быть несколько. Возможно, тем вечером Билл собрался поколотить жену по неизвестному, а может, даже недоступному для нашего понимания поводу. Сын слышит шум, спускается вниз и кричит отцу, чтобы он остановился. Но тот не обращает на него внимания. Сын видит подобные сцены всю свою жизнь и решает, что с него наконец хватит. Он идет к шкафу и берет отцовский пистолет. Возвращается и говорит, что он не шутит, что папаша должен прекратить бить его мать. Они начинают драться, папаша хватает пистолет или он выстреливает случайно, могло быть все, что угодно. Пуля попадает в сына. Жена начинает дико кричать, сын лежит на полу, и Андерсон понимает, что вот это ему уже с рук не сойдет. Он нарочно поджигает ту часть дома, где находится его маленькое царство, чтобы все выглядело так, будто в дом забрался кто-то чужой. В общем, уничтожает все улики против себя. Сейчас он наверняка в другом конце страны, хлещет стопку за стопкой, страдая от мук раскаяния, или убеждает себя, что они сами во всем виноваты. Либо через неделю он убьет себя, либо через полтора года его поймают в Северной Каролине, где он будет жить-поживать с какой-нибудь официанткой.

Фишер некоторое время молчал.

— Возможно, это разумная версия, — сказал он наконец. — Но я в нее не верю. По трем причинам. Во-первых, Андерсон типичный экземпляр книжного червя да еще весит чуть более пятидесяти килограммов. Он не похож на человека, который может доминировать над двумя другими людьми.

— Вес тут ни при чем, — сказал я. — Доминируют с помощью мозгов, а не мускулов. Всегда.

— Чего тоже нельзя сказать про Андерсона, но пока оставим это. Вторая причина состоит в том, что свидетельница видела, как кто-то похожий на Андерсона появился на улице примерно в двадцать минут одиннадцатого. Но никто не обращает на нее внимания, потому что она старая, не совсем в своем уме и под завязку накачана солями лития.[Соли лития входят в лекарства для лечения психических отклонений.] Однако она твердит, что видела, как он прошел по дороге ровно настолько, чтобы увидеть свой дом, затем развернулся и побежал.

— Такого свидетеля в суд не вызовешь, — сказал я. — И даже если она действительно его видела, Андерсон мог пытаться это изобразить для нее, чтобы обеспечить себе алиби. Что еще у тебя имеется?

— Вот что. Джошуа Андерсон умер от ожогов, но он уже покидал наш мир из-за огнестрельного ранения в лицо. Однако на месте преступления пулю не нашли. В отчете патологоанатома высказано предположение, что она попала в череп, но так и не вышла наружу. Выходного отверстия нет. Зато имеются указания на более позднюю рану, нанесенную острым предметом. Получается, что тот, кто его убил, затем при помощи ножа достал пулю, когда одежда мальчика уже занялась пламенем. Мне не кажется, что преподаватель физики на такое способен. — Он откинулся на спинку стула. — И для начала — у него не было пистолета.