— Я все равно не понимаю. Что ты имела в виду, когда сказала, что она его выследила?

Улыбка не покидала ее лица, и я понял, как долго я не видел, чтобы от Эми исходило такое внутреннее сияние. Интересно, сколько в этом было моей вины, а какая часть вообще от нас не зависела?

— Много лет назад, — сказала она, — жила молодая женщина, которая очень любила джазового музыканта. Он был невероятно талантлив и мог творить музыку как никто другой, и… ну, в общем, ты понял. Однако этот человек также не мог примириться со своей природой, с тем, что происходило в его голове. И он сражался с самим собой. Он слишком много пил. И умер молодым. Но теперь я снова его нашла, и в этот раз все будет иначе.

— Значит, он здесь, в Сиэтле?

— Нет. Ему необходимо время, чтобы привыкнуть. Тем не менее наша первая встреча прошла удачно. Я думаю, он скоро будет здесь. Во всяком случае, очень на это надеюсь.

— Ты его любишь?

— Я всегда его любила.

Несколько мгновений я ее ненавидел, но все равно не хотел, чтобы она уходила. Я провел последние семь лет с человеком, который был очень похож на эту женщину. И я понимал: как только я встану, мой первый же шаг будет сделан в мир, где я никогда не бывал прежде.

Теперь она чаще поглядывала на площадь. Там уже собралось пять или шесть человек, внешне никак не связанных друг с другом, но занимавших общее пространство.

Я посмотрел в ее лицо, вспоминая все ракурсы, в которых мне доводилось его видеть.

— Ты что-нибудь сделала по поводу дня рождения Аннабель?

Она усмехнулась и на мгновение изменилась, а в ее глазах я увидел что-то от женщины, которую так хорошо знал. И даже не что-то, а очень многое.

— Можешь проверить, — сказала она. — Девочка с ума сходит от «Банановой республики».[«Bananа Republic» — марка элитной одежды из США.]

А потом Эми исчезла.

— Не беспокойся, — деловито сказала Роза. — Эми будет продолжать исполнять прежние обязанности, играть свою роль в жизни других людей. И никто ничего не будет знать — кроме тебя.

— А что со мной?

— Да ничего, — сказала она, и я понял, что разговор подошел к концу. Ее чашка была пуста. Мое время подошло к концу.

— И чем замечательно это место? — тем не менее спросил я. — Эта площадь. Почему здесь возникают такие странные ощущения?

— Есть места, где стена становится тоньше, — ответила она. — Это одно из них. Вот и все.

Я пересчитал людей, стоявших под деревьями так, словно это были восемь незнакомцев, глядящих в разные стороны. Один из них оказался Беном Циммерманом.

— Я вижу только восемь.

— Джо был девятым, — сказала она — На его место выбрали другого.

Я кивнул. До меня дошло. Переезд в Берч-Кроссинг произошел вскоре после смерти Крэнфилда, хотя процесс подготовки начался значительно раньше — когда Эми выбрали для участия в передаче здания в Беллтауне.

Быть может, когда ей исполнилось восемнадцать, она встретила кого-то по имени Шеперд и ее жизнь изменила направление.

— И что же будет теперь?

— Я скажу «прощай».

Она встала и пошла в сторону площади.

— Эми, — громко позвал я; она приостановилась. — Мы еще встретимся.

Она снова зашагала к площади. Вскоре она уже стояла под деревьями вместе с остальными. Все молчали, но потом одновременно склонили головы. Они все еще могли показаться случайными прохожими, остановившимися в том месте, где когда-то не было никакого города, — быть может, они и были причиной, по которой этот город появился.

Город, где прежде была дикая природа, место, где некоторые люди могли призывать себе подобных: оно считалось священным еще до того, как они нашли сюда дорогу. Во время полета в Лос-Анджелес я успел прочитать книгу по местной истории, которую купил в нескольких кварталах отсюда. Я выяснил, что когда-то здесь была деревня под названием Джиджилалетк. Перевод звучал примерно как «маленькая переправа».

То есть место, где ты можешь перейти. Отсюда куда-то еще. А потом, возможно, вернуться обратно.

Мой взгляд скользнул к деревьям, где еще оставались отдельные листья, тихий ветер слегка раскачивал ветви. Там, где я сидел, ветер не чувствовался, меня защищала громада здания. Однако день выдался довольно холодным.

Некоторое время я наблюдал за листьями, вслушиваясь в их сухой шепот. Мне показалось, что идет дождь и в то же время дождя нет, словно такие вещи бывают одновременно, словно многие вещи и условия могут существовать в одном и том же месте, спрятанные лишь в сиянии света.

Когда я снова посмотрел на площадь, она была пуста.

Глава 44

Я вошел в дом и сразу понял, что все стало другим. Дома прагматичны — они никогда не прощают. Если что-то меняется в твоем отношении к ним, они поворачиваются к тебе спиной. Я увидел, что исчез компьютер Эми, часть ее книг и одежды. В некотором смысле меня даже рассердило то, как мало она унесла с собой вещей, какую ничтожную часть своей жизни прожила здесь, если посчитала нужным забрать всего несколько предметов.

Я перешел в гостиную и некоторое время постоял в центре. Достал сигареты и закурил. И решил: это конец всему. Однако я не смог докурить сигарету в гостиной и, распахнув дверь, вышел на веранду.

Люди никогда не уходят по-настоящему. Это самое ужасное преступление, которое совершают те, кто уходит или умирает. Они оставляют за собой эхо для тех, кто их любил, чтобы они пытались с этим смириться до конца своей жизни.


Я почти не спал в ту ночь, да и в следующую тоже. Даже если бы мой разум мог найти успокоение, заснуть не позволило бы раненое плечо. Я испытывал боль, если лежал на спине. И если поворачивался на живот или на бок. Тело начинало ныть, когда я садился. Существование в любой позе несло в себе боль.

Я проводил дни в гостиной или на веранде. Кончилось тем, что я вытащил на веранду стул и перестал возвращаться в дом, за исключением тех моментов, когда пытался заснуть. На открытом воздухе было слишком холодно.

Через два дня выпал снег.

И за одну ночь все стало белым. Я пропустил этот момент — мне удалось заснуть. Когда на следующее утро я вышел на веранду, то не сумел сдержать удивленного восклицания.

Все стало белым. Все, что я мог видеть. Конечно, я знал, что все осталось на своих местах, только находится под снегом, но в первое мгновение мне показалось, что мир родился заново.

Я люблю снег. И всегда любил. И в этот момент мне ужасно захотелось, чтобы Эми была дома, чтобы я мог ее разбудить, закутать в халат и привести сюда. Чтобы мы стояли рядом, дрожа от холода, но, не замечая этого, глядели на бесконечную белизну и ощущали себя так, словно мы рождены заново, рождены в новом мире, который можем сделать своим.

Наконец пришли слезы, и я разрыдался.


Днем я убедил себя, что нужно выйти в город. У меня закончились те немногие вещи, которые вызывали у меня аппетит, — кофе и сигареты. Заглянув в бумажник в поисках наличных, я обнаружил среди банкнот какой-то предмет. Маленький голубой пластиковый прямоугольник, немного толще кредитной карты и в шесть раз меньше размером.

Флэшка с фотографиями, которую дал мне Гэри. С теми фотографиями, на которых он снял Эми в Беллтауне. Я совсем о них забыл.

Я перешел в кабинет и вставил флэшку в свой ноутбук. На ней оказалось всего четыре файла. На первых двух были фотографии, которые я уже видел. Даже при увеличении я не узнал Бена. Нет, я не мог винить себя за то, что не догадался раньше. Следующий файл оказался текстовым документом. Я дважды щелкнул по нему мышкой, сначала ничего не произошло, и я подумал, что в нем был вирус, и теперь мой компьютер завис. Когда документ наконец появился на экране, я понял причину задержки. Документ был огромным — десятки тысяч слов и множество диаграмм.

Я принялся просматривать текст, пытаясь понять принципы его организации, но вскоре решил, что таких принципов просто нет. Все начиналось со списка людей, которых Гэри считал чужаками (Фрэнк Ллойд Райт,[Фрэнк Ллойд Райт(1867–1959) — американский архитектор-новатор.] Иоганн Себастьян Бах, Вечный Жид, Никола Тесла, Озирис, вампиры, строители Стонхенджа, Томас Джефферсон, все далай-ламы, за редкими исключениями). Ветхозаветные пророки с их огромным сроком жизни — четыреста, пятьсот, восемьсот лет. Естественно, они не жили столько, как одна личность, писал Гэри; одна и та же душа переселялась в разные тела. Затем он обратился к другой квазиисторической фигуре, к тому, кто в утро своего рождения получил три дара, символизирующих опыт ребенка в предыдущих жизнях. Гэри утверждал, что матери ребенка сказали, будто Святой Дух снизошел не к ней, как говорится в Библии, а к ее сыну.

Обещание вечной жизни. Господь, наш пастырь. Отец, Сын и Святой Дух.

— О Гэри, — произнес я.

Однако я продолжал читать и вскоре начал понимать, что он скрывал правду даже в день своей смерти. Тогда он сказал, что чужаки — это изолированное явление, несколько индивидуумов, которые стремились переходить из одного поколения в другое, заговорщики, отличавшиеся от всех остальных людей. Однако сам он в это не верил.

Он писал, что слово nightmare («кошмар») ведет свое происхождение от скандинавской легенды о nachtmara — демонах, сидящих на груди у спящего; плохие сны, как верили в древности, вызывали злых духов, пытающихся найти способ войти внутрь. Он утверждал, что исходная роль повитух состояла в том, чтобы отыскать здоровую беременную женщину, чьи дети переживут младенчество и смогут стать хорошим местом обитания для стареющих чужаков, когда придет их время покинуть прежнее тело.

Он также отмечал, что никому не известно, как работают антидепрессанты. По мнению Гэри, их цель — замаскировать плохо прижившегося чужака. Именно по этой причине временное облегчение часто сменяется новой депрессией, а иногда ведет к самоубийству — бессознательной попытке убить чужака, существо, пустившее корни у тебя внутри и ломающее твою жизнь. Он верил, что именно так объясняется любовь нашего вида к наркотикам и алкоголю, ведь они глушат исходную личность, позволяя чужаку временно занимать его место под солнцем и хотя бы иногда управлять телом. Чужак менее заторможен, у него больше опыта, он вообще другая личность, что и приводит к тому, что мы начинаем вести себя не так, как обычно. Возможно, именно поэтому Гэри перестал пить. Отсюда же и появление поговорки о том, что Бог присматривает за пьяницами и маленькими детьми. На самом деле Бог тут ни при чем. Речь идет о скрытой личности, сидящей внутри.

Личности, как верил Гэри, прячущейся в каждом из нас.

Немногим дано одержать верх над чужаком. Чтобы сохранить свой разум, чтобы не потерять свое «я», мы отчаянно отбиваемся от другой души, атакующей наше сознание. И когда что-то проникает сквозь воздвигнутую нами стену — дежавю, сон о тех местах, где мы никогда не бывали, странные представления о собственном теле, знание иностранных языков или владение музыкальными инструментами, диковинное желание оказаться совсем в другом месте и жить иной жизнью, — мы отбрасываем все это, заявляя, что человек никогда не был истинным хозяином своего разума.

Гэри даже предпринял попытку научного подхода. Это адаптация, писал он, и истинная причина того, что именно люди правят миром. В какой-то момент на плоских равнинах Африки или в холодных горах Европы наш вид извлек эволюционные преимущества, научившись хранить две души в одном теле. Душа современного человека не понимает этого, но способна принимать интуитивные решения — спасающие жизнь и помогающие пройти естественный отбор — на базе опыта, полученного в процессе прежних жизней вторгшейся души. Однако за это приходится платить немалую цену. Когда души находят способ мирно сосуществовать, тело функционирует успешно. Когда между ними разгорается конфликт, личность получает серьезные повреждения. Результат — сломленные люди, склонные к насилию и алкоголизму. Вот почему некоторые из нас страдают психическими заболеваниями, страдают раздвоением личности или просто не в состоянии взять себя в руки и жить в нашем мире.

И тогда на некоторое время душа где-то прячется, но потом возвращается, насильственно проникая в ребенка, в наших детей. А потом она ждет, копит силы, ее могущество растет, пока не наступает подходящий момент. «Почему мы ничего не знаем об Иисусе до тех пор, пока ему не перевалило за тридцать?» — спрашивает Гэри. Все дело в том, что именно к этому времени чужак обрел всю полноту своего могущества и был готов взять тело под контроль. Любая внутренняя угроза безопасности системы быстро уничтожалась — так, по мнению Гэри, Сальери поступил с Моцартом, когда последний разочаровался и начал оставлять некие намеки в своих записях, маскируя их под видом упоминаний о масонстве. Так почему же Иисус так и не вернулся, несмотря на свое обещание? Он заблудился на другой стороне, стал еще одной тенью среди тех, кого машина Билла Андерсона позволила бы нам увидеть, не будь она уничтожена.

И так далее.

Но и это еще не все. Слишком много слов, в которые трудно поверить, слишком много доказательств, чтобы они могли быть истинными. Я не знал, что думать о женщине, которая была моей женой, о причинах, вызвавших такие изменения в ней. Но я постоянно задавал себе вопрос, не помог ли я Гэри лелеять его навязчивые идеи, поделившись с ним своими мыслями, когда мы разговаривали на стадионе много лет назад. А если одно их моих дурацких замечаний терзало Гэри все эти годы, как смерть Донны, постепенно сводя его с ума? Я закрыл текстовый файл.

Последний файл на диске был еще одной фотографией. Когда она появилась на экране, у меня перехватило дыхание. На снимке был Гэри с Бетани. Ее платье украшал значок, сообщавший, что ей исполнилось два года, из чего следовало, что фотография сделана за несколько недель до ее гибели. В одной руке она держала большой кусок торта, а ее лицо и волосы были измазаны кремом — и она улыбалась своему отцу, а ее глаза сияли, ведь девочка смотрела на одного из двух людей, составлявших для нее весь мир.

Фотография была сделана в доме, со вспышкой, и получилась очень четкой. Я увеличил ее и вывел на экран правый глаз Бетани, а потом сидел и долго на него смотрел.

У нее действительно был шрам над правым глазом. Маленький шрам в форме полумесяца.

Я закрыл глаза и вспомнил, как вспомнил об этом Гэри, где я видел такой же шрам раньше.


Я отправился в город пешком. Мне пришлось идти по толстому слою снега. И каждый шаг отзывался острой болью в плече и шее. Впрочем, к этому моменту я уже привык к боли. Спасения от нее все равно не было.

Машин на улицах Берч-Кроссинга почти не осталось, но магазинчик Сэма работал. Я в одиночестве прошелся по рядам, бессмысленно глядя на вещи, которые мог бы купить. Моя рука потянулась к банке с квашеной капустой, но потом я сообразил, что и сам не понимаю, почему я ее всегда так любил. Я оставил банку на прежнем месте.

Когда я подошел к кассе, там меня ждал Сэм. Он молча сложил мои покупки в пластиковый пакет, но когда я направился к выходу, он заговорил:

— Если хочешь, я могу послать мальчика, чтобы он отнес покупки к тебе домой.

Я остановился и повернулся к нему. Я вспомнил, при каких обстоятельствах видел его в последний раз — на вечеринке в доме Бобби Циммерман. Едва ли я еще раз буду делать покупки в Берч-Кроссинге, подумал я, однако кивнул.

— Спасибо.

— Тебе нужно беречь плечо, — сказал он.

Я размышлял о том, что означают его слова, пока брел по снегу домой. И тут я заметил, что ворота широко распахнуты, а на подъездной дорожке видны следы шин.

Рядом с внедорожником стоял автомобиль, которого я прежде никогда не видел. Я вошел в дом и поднялся по лестнице на второй этаж.

На диване сидел мужчина.

Я вернулся на кухню. Налил себе чашку кофе — на обратном пути я успел сильно замерзнуть. С чашкой в руках я вернулся в гостиную. Мужчина успел налить себе кофе до моего прихода, чашка стояла перед ним на столе.

— Чувствуй себя как дома, — сказал я.

— Ключи, — сказал Шеперд, кивая в сторону стола. — Розе они больше не понадобятся.

— Зачем пришел?

Он засунул руку под пальто и вытащил мой пистолет и мобильный телефон и положил их на стол. Рядом легла обойма.

— Как плечо?

— А как ты думаешь?

— Ничего личного. Ты выглядел как человек, который может встать на моем пути.

— Ты убил моего друга.

— Я уже сказал, ничего личного.

— Ты второй человек, который выразил беспокойство относительно моего плеча.

— Полагаю, ты уже понял: этот город — одно из таких мест. Резиденция.

— Я начинаю это понимать. Я случайно попал к соседям на вечеринку, предшествующую встрече. Интересно, много таких городов?

— В этой стране только два. Таких людей существует довольно мало.

— Но кто же они?

— Похоже, Роза изложила тебе сомнительную версию. Она любит пошутить. Они образуют некий клуб, мистер Уолен. Как масоны. Или ротарианцы.[Ротарианцы — члены «Rotary International», международной организации, объединяющей представителей свободных профессий, делового мира и власти.] Богемская роща.[Богемская роща — территория в Монте-Рио (штат Калифорния), принадлежащая частному мужскому клубу искусств («Богемский клуб»). Начиная с 1899 года здесь в июле ежегодно проводят отпуск влиятельные личности США.] Удачливые люди, связанные круговой порукой. Некоторые из них любят придавать происходящему мистический оттенок. Однако это ничего не значит. Как Санта-Клаус в качестве предлога для получения подарков на рождество. Ничего более.

Я посмотрел на лежащие на столе вещи.

— А почему я получаю все это обратно?

— Они принадлежат тебе, а большая встреча закончена. Очевидно, среди прочего там шла речь и о тебе.

Он еще раз засунул руку под пальто и вытащил маленькую коробочку, которую поставил на стол рядом с остальными предметами.

— Если ты решишь принять предложение, то поднимись на холм и поговори с мистером Циммерманом. Он объяснит тебе условия сделки.

— В чем бы она ни состояла, я не собираюсь ее заключать.

Он встал.

— Ну, решать тебе.

Я смотрел, как он спускается по лестнице. У входной двери Шеперд остановился и повернулся ко мне.

— Я должен внести некоторую ясность, — сказал он. — Эти люди признают только два ответа — да или нет. Если ты скажешь «нет», кто-нибудь за тобой придет. И это не будет чем-то личным.

Он ушел.


Сначала я взял телефон. Номера Эми и Розы были стерты, как и список всех последних разговоров. Конечно, я легко мог найти номер Эми, но знал, что звонить ей бессмысленно. Если мне и суждено вновь ее увидеть, то не благодаря телефонным звонкам. Я еще не решил, как мне следует действовать.

Я положил телефон обратно на стол и подвинул к себе маленькую коробочку. Внутри лежали визитки, напечатанные на плотной белой бумаге. На них были только имя и фамилия — или это не фамилия, а профессия?[Шеперд (Shepherd) (англ.) — пастух.]

...

ДЖЕК

ШЕПЕРД

Я оставил визитки на столе и вышел на веранду, закрыв за собой дверь. Вид показался мне двумерным и мертвым.

И очень тихим.

Я подошел к краю веранды и спустился вниз по лестнице. Я не стал углубляться в сад, а свернул обратно к дому, поднялся по склону, отодвигая в стороны засыпанные снегом ветки кустов. Когда я оказался перед входом, то сразу шагнул к стене и огляделся по сторонам.

Автомобиль все еще стоял возле дома.

Я засунул обойму в пистолет и снял с предохранителя. Низко пригибаясь к земле, я подошел к машине сзади. Возле дверцы водителя я выпрямился и заглянул внутрь. В машине было пусто. На заднем сиденье лежал черный чемоданчик.

Я вернулся к входной двери. Встав сбоку, осторожно ее распахнул. Дверь медленно открылась. Держа пистолет перед собой, я вошел в дом. Плечо перестало меня беспокоить. Прикрыв дверь ногой, я осторожно двинулся вперед.

В доме было очень тихо. Я сделал четыре бесшумных шага и оказался возле лестницы. Потом поднялся на несколько ступенек и остановился в двух метрах от верхней площадки. И стал ждать.

Вскоре Шеперд вышел из кабинета Эми на середину гостиной, он двигался бесшумно и быстро, прекрасно чувствуя себя в чужом доме. В руке он держал пистолет.

Я выстрелил трижды.

Когда я вошел в гостиную, он все еще был жив. Шеперд лежал на спине. Казалось, он силится что-то разглядеть за моей спиной — так человек смотрит на толпу. А еще он пытался поднять пистолет. Я сомневался, что у него получится, но хотелось быть в этом уверенным.

Пришлось выстрелить еще раз и покончить с ним.

Я постоял возле него минут пять или даже десять, глядя, как его кровь выливается на деревянный пол. Кровь забрызгала кофейный столик и диван, где я в последний раз видел Эми в нашем доме — она часто работала на этом месте. Я вспомнил, как она поднимала голову и улыбалась, когда я спускался по лестнице, и я сразу чувствовал, что нахожусь дома, И еще я вспомнил, что сказала Роза:

«Не совсем понятно, как Маркус сумел вернуться. Возможно, ему помог один из наших наемников».

Быть может, Роза прислала Шеперда сюда, чтобы он со мной покончил, или рассчитывала, что результат будет противоположным? Как если бы я начал на них работать.

— Ты убил моего друга, — повторил я, обращаясь к человеку, лежащему у моих ног.

Но в глубине души я знал, что покончил с ним по другой причине.

Он пришел, чтобы убить меня. У меня не было выбора.

Я не убийца. Не Джек Уолен. Не сын моего отца. Но нечто, живущее у меня внутри, было убийцей и с каждым годом все сильнее пыталось выбраться наружу.


Я еду по шоссе за рулем машины Шеперда. Из дома я взял лишь фотографию, на которой я и женщина, которую когда-то любил. Возможно, если мы встретимся еще раз, я снова буду ее любить. Я посмотрел в чемоданчик, лежащий на заднем сиденье. Там смена одежды, которая почти наверняка мне подойдет, и большая сумма денег. Теперь чемоданчик и деньги принадлежат мне.

Становится темно, небо налилось свинцом. Скоро снова пойдет снег. Я буду наблюдать за ним в одиночестве. Надеюсь, что к этому времени я буду уже далеко отсюда. Не знаю, куда я направляюсь.

Я никогда не знал.

Если книга вам понравилась, вы можете купить полную книгу и скачать ее.