Волшебная созидательница уюта

Самый крутой предмет одежды, который у меня когда-либо был, — это черный шерстяной свитер, его связала моя бабушка. Он сидел на мне идеально и был очень уютным. В нем я чувствовал, что мне все по плечу. Я потерял его в 1986 году. Оставил в ночном клубе под названием Toad’s Place [Toad’s Place — концертный зал в ночном клубе, расположенный в Нью-Хейвене, штат Коннектикут. В 80-х годах в нем выступали такие известные коллективы, как U2, Dream Theater и The Rolling Stones.] на северо-востоке США, холодным зимним вечером, после убойной панк-рок вечеринки. Это было незадолго до того, как я прервал тур, чтобы отправиться на съемки фильма «Назад в будущее» [Фли снимался во втором и третьем фильмах трилогии «Назад в будущее».]. Тогда я очень расстроился, но потом бабушка связала мне еще один свитер. Больше ни одна вещь не делала меня таким счастливым, как тот второй свитер, и никогда я больше не был таким красавчиком (к сожалению, его я тоже потерял). Я мог раствориться в нем и почувствовать, что он защищает меня от всего зла этого мира.

Волшебная вязальщица свитеров — моя бабушка (мама моей мамы) Мюриэл Чизрайт была красивой, веселой и смелой женщиной. Она росла на рубеже веков в Ист-Энде в Лондоне посреди нищеты и в обществе кокни. Мать Мюриэл умерла, когда ей было восемь лет, оставив ее с отцом — священником методистской церкви. Мой прадед-священник женился снова — на злой ведьме, которая считала мою бабушку грешницей из-за ее вьющихся рыжих волос. У бабушки была копна прекрасных огненных волос! Ей приходилось обрабатывать их щелочью, чтобы сделать менее яркими, — это было больно, унизительно и оскорбительно. Да, мачеха могла ненадолго выправить кудрявые локоны, но этим только подпитывала ее несгибаемую решимость! МЮРИЭЛ ЧИЗРАЙТ НАВСЕГДА!

В начале двадцатых годов, когда Мюриэл тоже было чуть больше двадцати, она влюбилась в Джека Чизрайта. По какой-то неизвестной причине, возможно, из-за некой общественной проблемы того времени, они не могли быть вместе. Затем она влюбилась в женатого мужчину, который пообещал уйти от своей жены, но не сдержал слова. Опустошенная, разочарованная и убитая горем, она отправилась в Австралию в поисках новой жизни. Я могу только попытаться представить себе уязвимость ее положения: совершенно одинокая женщина после Первой мировой войны села на корабль, который направлялся на другой конец света. Ее каюта была самого низкого класса, а впереди ждала часть суши, о которой она знала не больше, чем о Луне. Моя милая бабушка, с ее крепким сложением, горящими голубыми глазами, причудливыми платьями и яростной решимостью.

В Мельбурне она стала работать экономкой у врача. Каждый день, крутя педали своего велосипеда, мимо ее работы проезжал посыльный, доставляющий продукты, Джек Дракап. Она вышла за него замуж и родила троих детей: мою маму Патрицию; моего дядю Денниса — милого и безнадежного романтика, который в конце девяностых превысил лимит по кредитным картам, а потом таинственным образом исчез на Филиппинах; и моего дядю Роджера, которого я никогда не встречал, вероятно, из-за того, что он очень религиозен и не одобряет меня и мои сатанинские рокерские привычки.

Судя по всему, Джек Дракап был жестоким мужем и непутевым отцом. Когда Мюриэл однажды подала ему салат, который в то время был в Австралии в новинку, он швырнул тарелку с едой в стену, крича: «Больше не смей приносить мне эту чертову кроличью еду!» Он был полным придурком, поэтому однажды она его бросила. В то время это был очень смелый шаг, так как считалось, что быть вечно пьяным козлом — неотъемлемое право мужчины, и ни одна несчастная женщина не могла его оспорить.

Моя бабушка полностью посвятила себя работе и нашла свое место в жизни. Спустя много лет, когда ей исполнилось пятьдесят, как вы думаете, кто приехал в Австралию с тоскующим сердцем? Родственная душа моей бабушки, ее истинная любовь — молочник Джек Чизрайт! Это было самое счастливое время в ее жизни. Они купили дом на колесах и отправились в путешествие по всей Австралии. Наконец-то она получала удовольствие от первого в своей жизни отпуска, исследуя очарование и тайну великого континента.

Они были посреди пустыни, за сотни миль от цивилизации, когда Джека Чизрайта хватил удар. Моей милой бабушке пришлось справляться со всем в одиночку, пока не удалось вернуться в город. Бабушка не умела водить машину и провела в пустыне с Джеком несколько дней, прежде чем ее зять — мой смелый отец — спас их. Вскоре после этого Джек умер. Тогда она вернулась в Мельбурн, зажила новой насыщенной жизнью и стала моей бабушкой.

Я часто с нежностью вспоминаю о ней. Она готовила самые вкусные лепешки с кукурузным сиропом, мы играли в карточную игру под названием «Бали», а туалет на заднем дворе ее дома был лучше, чем любая скучная уборная со всеми удобствами даже в золоченых дворцах миллиардеров, которые я посетил после. Моя маленькая жизнь была наполнена ее красотой, ее уютом, ее светом. И эти дорогие моему сердцу воспоминания о детстве в Австралии придают мне сил.

В возрасте девяноста восьми лет, незадолго до смерти Мюриэл побывала на концерте RHCP в Мельбурне [Фли тут явно ошибся: в 2006 году RHCP вообще не выступали в Австралии.]. Прямо перед тем, как мы начали играть, она направилась через сцену к своему месту за кулисами и в самом центре сцены остановилась, посмотрела на обезумевшую толпу зрителей, оценила взглядом ее размер, а затем подняла руки к небу и засияла, как Полярная звезда. Толпа разразилась аплодисментами, а на следующий день на первой полосе газеты появилась ее фотография, на которой она блистает в своем бирюзовом брючном костюме. Заголовок гласил: «Рок-бабуля».

Через несколько лет после смерти бабушки я был в Аделаиде (Австралия) и случайно попал в художественный музей. Там проходила выставка студенческих работ, которые были посвящены расширению прав и возможностей женщин. Один из экспонатов представлял собой коллаж фотографий влиятельных персон: среди них выделялись Амелия Эрхарт, Патти Смит и Ивонн Гулагонг. А потом я внезапно увидел… фотографию моей прекрасной бабушки, Мюриэл Флоренс Чизрайт, рок-бабули, наслаждающейся своим законным наследием.

Бабушки и дедушки? Какие бабушки и дедушки?

Я так и не познакомился с моим дедушкой по материнской линии Джеком Дракапом. И встретился с ним лишь однажды, когда мне было двенадцать. Он жил в задней комнате похоронного бюро в пригороде Мельбурна, где у него была странная подработка по изготовлению гробов. Папа взял нас с сестрой Кэрин в гости к дедушке. Я не помню какого-то разговора по душам, помню только неловкость и дискомфорт, который испытывают дети, когда находятся в обществе взрослого, не привыкшего с ними общаться. Он сыграл забавную песню на пианино, а мы с сестрой станцевали безумный синхронный танец и на несколько минут почувствовали себя счастливыми. В тот миг я испытал самое большое чувство близости к своему дедушке, которое только мог. После этого танца дед с отцом велели нам с сестрой немного подождать в похоронном бюро, а сами отправились в паб за углом.

Лишь однажды мой отец заговорил о своих родителях. Я был уже взрослым, и мы бродили вдоль берега австралийского соленого озера в поисках наживки для рыбы, когда я спросил его об отце. Ответ был кратким: «Он был очень умным человеком, приятель, но выпивка убила его». Я ничего не знаю о его матери. Я не помню, чтобы когда-либо встречал кого-то из них, хотя есть фотографии, свидетельствующие об обратном.

Зато папа рассказывал о своей бабушке, которая приплыла из Ирландии в Австралию на «сиротском корабле» [Около 1700 ирландских девочек-сирот были переправлены в Мельбурн на так называемых «сиротских кораблях» в период Великого голода в Ирландии (1845–1849). В Австралии они работали в качестве прислуги и помогали заселять новую колонию.]. Она жила посреди буша [Буш — термин австралийского происхождения. Так первые европейские поселенцы назвали незнакомый им ландшафт, состоящий из кустарников и низкорослых деревьев, причем желто-коричневые оттенки преобладали над знакомыми им зелеными. Ныне термином буш в Австралии называют почти любую малонаселенную местность континента.] — дикой незаселенной глуши — и была большой любительницей выпить. Когда отец был мальчишкой и навещал ее, ему приходилось забирать ее из паба на тележке, потому что она была слишком пьяна, чтобы стоять на ногах. И вот мой двенадцатилетний отец брел по грязной тропинке в темноте ночи и упорно толкал тележку, в которой сидела пьяная бабушка. Она тряслась и бормотала какие-то невнятные слова, пока наконец не отрубалась под звездным небом. А он продолжал толкать и толкать тележку.