— Ох, как жаль! Мы всегда любили “Стакиз”. С детьми сюда приезжали.
Он печально пожимает плечами:
— Всем тут нравилось.
Он уходит, а я с трудом запихиваю себя обратно на сиденье. Пристегиваюсь и собираюсь уже сказать Джону, что мы едем дальше, но тот мужчина вновь появляется возле моей дверцы.
— Нашел последнее, — говорит он и протягивает мне пекановое “полено”.
И скрывается так быстро, что я не успеваю его поблагодарить.
Шоссе 66, как я теперь понимаю, разваливалось помаленьку уже в шестидесятые, когда мы по нему путешествовали. Теперь большие участки старой дороги закрыты, зарыты или выровнены бульдозерами, заменены хайвеями 55, 44 и 40. Местами аутентичный розовый портландцемент до того растрескался, что по нему уже и не проедешь. Зато появились карты и книги, подробно описывающие старый маршрут, каждый поворот, места, где можно припарковать трейлер. Много всего. Я нашла кучу справочников в библиотеке во Всемирной паутине. Похоже, люди не готовы хоронить старую дорогу: множество ребят, родившихся после войны и путешествовавших по шоссе 66 в детстве с родителями, хотят снова проехать по своим следам. По-видимому, все старое в свой час обновляется.
Все, кроме нас.
— Я проголодался, — говорит Джон. — Пойдем в “Макдоналдс”!
— Ты всегда рвешься в “Макдоналдс”, — говорю я и тычу ему в предплечье пекановым “поленом”: — Вот. Угощайся.
Он подозрительно косится на “полено”.
— Я хочу гамбургер.
Я убираю “полено” в пакет с припасами.
— Найдем тебе гамбургер в другом месте для разнообразия.
Джон обожает “Макдоналдс”. У меня “Макдоналдс” столь сильных чувств не вызывает, но Джон готов ходить туда ежедневно. Одно время он так и делал — несколько лет после выхода на пенсию “Макдоналдс” служил ему клубом. Каждый день с понедельника по пятницу поздним утром он отправлялся туда. Потом я заинтересовалась, что может там так привлекать, и сходила в “Макдоналдс” вместе с ним. И что же? Дюжина старых пней за столиком пережевывали жир, запивая многочисленными стаканчиками кофе (пенсионерам скидка), читали газеты и рассуждали, куда катится мир. Являлось пополнение, старичкам бесплатно подливали кофе в полупустые стаканчики, и все пускались по новому кругу. Я сбежала при первой же возможности и больше никогда туда не ходила, чему, подозреваю, Джон был только рад. По правде сказать, я думаю, ему нужно было какое-то место без меня, когда он вышел на пенсию. Да и меня, врать не стану, устраивало, что он не путался у меня под ногами, с варикозом они или без.
Но когда мы оба приспособились к ритму пенсионного существования, жизнь стала хороша. Тогда мы еще были во вполне приличной форме, так что многое делали вместе. После того как Джон возвращался из “Макдоналдса”, мы что-то приводили в порядок в доме, покупали продукты, ездили на распродажи в супермаркеты и ТЦ, успевали на дневной сеанс, ужинали рано. Частенько заправляли полный бак “Искателя приключений” и отправлялись с друзьями на уик-энд или — тоже не ближний путь — в аутлеты Берч-ран. Это было хорошее время, жаль только, продлилось недолго. Вскоре мы уже проводили дни в кабинетах врачей, неделями с тревогой дожидались результатов анализов, месяцами оправлялись от медицинских процедур. А потом само поддержание жизни сделалось работой на полную ставку. Вот почему нам потребовался отпуск.
Нам удалось избежать “Макдоналдса” и остановиться на ланч на окраине городка Нормал (штат Иллинойс). Прихватив свою палку с четырьмя зубцами, я осторожно вылезаю из трейлера. Джон, все еще довольно подвижный, успевает выйти со своей стороны и спешит мне на помощь.
— Держу! — говорит он, и я отвечаю:
— Спасибо, дорогой.
Вдвоем мы вполне справляемся.
Внутри забегаловке постарались придать облик пятидесятых годов, но не слишком-то вышло похоже на то, что мне помнится. В какой-то момент все убедили себя, что это десятилетие сводится к танцам в носках, юбкам с аппликациями, рок-н-роллу, сверкающим красным “Ти Бёрдам” плюс Джеймс Дин, Мэрилин Монро и Элвис. Поразительно — целое десятилетие уместилось в небольшой набор довольно-таки случайных образов. А для меня это было десятилетие подгузников и трехколесных велосипедов, выкидышей и попыток свести концы с концами, прокормить троих человек на 47 долларов в неделю.
Садимся с Джоном за стол, и к нам подходит девушка, одетая, как официантка, обслуживающая навынос автомобилистов. Хотя с какой стати? Мы же внутри помещения. Искусственная блондинка, губки бантиком, глаза кукольные.
— Добро пожаловать в ресторан “Шоссе 66”, — лепечет она. — Я Шанталь, я буду вашей официанткой.
Я не знаю, что ей ответить, и говорю первое, что приходит в голову:
— Хелло, Шанталь, я Элла, а это мой муж Джон. Я так понимаю, мы будем вашими клиентами.
— Я хочу гамбургер, — перебивает меня Джон. Вместе с памятью он утратил и кое-какие навыки общения. Я улыбаюсь, стараясь скрыть неловкость.
— Нам обоим простые гамбургеры и кофе, — говорю я.
Шанталь, похоже, разочарована. Возможно, получает процент от выручки.
— Как насчет “Фабианских фри”? Или “Шоколадный Элвис”?
— Что это?
— Шоколадно-молочный коктейль. — Она ободряюще кивает мне. — Вкусный.
— Хорошо. Меня особо уговаривать не придется.
– “Шоколадного Элвиса”, сию минуту подадим, — произносит она, явно довольная, что сумела мне его впарить.
Дождавшись, чтобы наша новая подруга Шанталь ушла, я отлучаюсь к телефону.
— Мама, где вы, мать вашу? — вопит в трубку моя дочь, голос разносится по холлу забегаловки. Я оглядываюсь по сторонам, мне почти стыдно, что приходится слушать такое. Не знаю, от кого ей достался несдержанный язычок, точно не от меня.
— Синди, милая, давай обойдемся без подобных выражений. Твой отец и я в полном порядке. Мы всего лишь предприняли небольшую поездку
— Как вы могли? Мы же все обсудили, договорились, что никаких поездок, об этом речи быть не может.
Я слышу, как она пыхтит от возмущения. Напрасно она вот так узлом завязывается. У Синди в последнее время проблемы с давлением, и сходить с ума ей вовсе не на пользу.
— Синди, пожалуйста, успокойся. Твой отец и я ни о чем с вами не договаривались. Это вы с Кевином и врачами вздумали решать за нас. А мы с папой решили, что все-таки поедем.
— Мама, ты нездорова!
— Нездоровье — понятие относительное, детка. Для меня это давно уже пройденный этап.
— Ты не можешь так поступать! — негодует она. — Ты не можешь просто взять и перестать ходить к врачам.
Я снова оглядываюсь по сторонам, убеждаюсь, что никто не подслушивает, и понижаю голос:
— Синтия, я больше не позволю им терзать меня.
— Они же пытаются сделать тебе лучше.
— Как? Приближая смерть? Лучше я прокачусь с твоим отцом.
— Черт побери, мама!
— Будьте добры не орать на меня, юная леди!
Повисает долгая пауза. Синди — мастерица пауз. Раньше она многозначительно умолкала, если ее доставали собственные дети, а теперь практикует этот же прием на мне и отце.
— Мама, — произносит она, чуть успокоившись. — Ты ведь понимаешь: папу в его состоянии нельзя пускать за руль.
— Твой отец и сейчас прекрасно водит. Я бы не поехала, если бы не доверяла ему.
— А вдруг вы попадете в аварию? Вдруг кто-нибудь пострадает из-за него?
Признаю, отчасти она права, но ведь я лучше знаю Джона.
— Никто не пострадает. Если на дорогу выпускают шестнадцатилетних, которые гоняют сломя голову, то твой отец, с его безупречным водительским опытом, нисколько не хуже.
— Господи, мама… — вздыхает она, голос дребезжит, она готова капитулировать. — Вы хоть где сейчас?
— Неважно. Мы остановились перекусить.
— Куда вы едете?
К чему, спрашивается, этот допрос? Возможно, и отвечать не стоило, но я все же говорю:
— Мы хотим попасть в Диснейленд.
— В Диснейленд? В Калифорнии? Ты издеваешься?
Похоже, моя дочь не утратила склонность обращать все в трагедию, которая была ей присуща в сопливом отрочестве.
— Нет, это вполне серьезно.
Пора класть трубку, думаю я. Почем знать? Может, полиция уже пытается проследить звонок, как в телесериалах.
— Господи, ушам своим не верю! Ты хотя бы взяла с собой мобильный, который мы вам купили?
— Не очень-то мне по душе эта штуковина, милая. Но на всякий случай я его взяла.
— Включи его, пожалуйста, — настойчиво просит она. — Чтобы я могла связаться с тобой.
— Нет, дорогая, не стоит. И не переживай так. Все будет хорошо — и с папой, и со мной. Это просто наш маленький отпуск.
— Мам…
— Лапонька, я тебя люблю.
Пора заканчивать разговор, и я его заканчиваю. Синди переживет это, и пусть не рассчитывает, что я включу мобильный телефон. У меня и так рак во всех местах, благодарю покорно, с меня достаточно. Возвращаюсь к столу. Мы с Джоном съедаем по бургеру “Шоссе 66”, “Шоколадный Элвис” тоже оказывается неплох.
Мы едем дальше, и вскоре на меня грубо, врасплох, наваливается усталость. Хочу сказать Джону, что пора искать ночевку, но мы всего четыре часа в пути. Я стараюсь собраться с силами. После телефонного разговора с Синди я бы предпочла подальше отъехать от дома. Накануне я страшилась покидать дом — по вполне очевидным причинам, — но теперь, когда мы все-таки удрали, спешу удрать по-настоящему.