Макс Барри

Лексикон

Для Джейн, снова

Каждая история, когда-либо написанная,

Состоит из одинаковых букв, одинаковых символов,

Расставленных в разном порядке.

Иногда эти символы приносят радость,

Иногда — печаль.

А иногда люди бросают их в огонь,

Потому что их расстановка несет страх и ужас.

Часть I

ПОЭТЫ

Когда был создан Ра, величайший из богов, отец дал ему тайное имя, столь ужасное, что ни один человек не решался разузнать его, и столь преисполненное могущества, что все другие боги жаждали узнать его и завладеть им.

Ф. Г. Бруксбэнк «Легенда о Ра и Исиде»

Глава 01

— Он приходит в себя.

— У них с глазами всегда так.

Мир был в тумане. На правый глаз что-то давило. Он сказал: «Мм».

— Черт!

— Дай сюда…

— Поздно, забудь об этом. Вынимай.

— Еще не поздно. Держи его.

В поле его зрения появился силуэт. Он учуял запах алкоголя и застоявшейся мочи.

— Уил? Слышишь меня?

Он потянулся к своему лицу, чтобы смахнуть то, что давило.

— Убери… — На его запястье сомкнулись чьи-то пальцы. — Уил, тебе нельзя прикасаться к своему лицу.

— Почему он в сознании?

— Не знаю.

— Ты что-то напортачил.

— Ничего я не напортачил. Дай мне вот то…

Шуршание. Он сказал: «Мм-м».

— Перестань дергаться. — Он ухом ощутил чье-то дыхание, горячее и нежное. — У тебя в глазном яблоке игла. Не двигайся.

Он не двигался. Что-то завибрировало, что-то электронное.

— Ах, черт, черт…

— Что?

— Они здесь.

— Уже?

— Двое из них, как видно. Надо уходить.

— Я уже вошел.

— Нельзя ничего делать, пока он в сознании. Ты поджаришь ему мозг.

— Надеюсь, не поджарю.

Он сказал: «П-пжаааалста, не убиваайте меня».

Щелканье зажимов.

— Я в процессе.

— Нельзя, пока он в сознании, и у нас мало времени, и мы, кажется, ошиблись с парнем.

— Если не хочешь помогать, так хотя бы не мешайся под ногами.

Уил сказал:

— Мне… нужно… чихнуть.

— Чих только повредит тебе, Уил. — Он ощутил, как на грудь опустилась тяжесть. В глазах потемнело. Его глазное яблоко слегка дернулось. — Может быть чуть-чуть больно.

Звук надрезаемой плоти. Тихий электронный вой. Ему в мозг воткнулся железнодорожный костыль. Он закричал.

— Ты жаришь его.

— Ты в порядке, Уил. С тобой все в порядке.

— Он… ох, у него кровь идет из глаза.

— Уил, мне нужно, чтобы ты ответил на несколько вопросов. Важно, чтобы ты отвечал честно. Ты понял?

«Нет, нет, нет…»

— Первый вопрос. К кому ты себя относишь: к тем, кто любит собак, или к тем, кто любит кошек?

«Какого…»

— Давай, Уил. Собак или кошек?

— Данные невозможно прочитать. Именно мы ничего не делаем, когда объекты в сознании.

— Отвечай на вопрос. Боль прекратится, когда ты ответишь.

«Собак! — завопил он. — Собак, умоляю вас, собак!»

— Это была собака?

— Ага. Он пытался сказать «собак».

— Отлично. Очень хорошо. Один есть. Какой твой любимый цвет?

Что-то зазвенело.

— Проклятье! Черт побери!

— Что?

— Вульф здесь!

— Это какая-то ошибка.

— Эта штука показывает, что она здесь, черт побери!

— Покажи.

«Синий!» — кричал он в тишину.

— Он ответил. Видел?

— Да, видел! Ну, и что из этого? Нам надо уходить. Нам надо уходить.

— Уил, я хочу, чтобы ты задумал число между единицей и сто.

— О, боже.

— Любое число, какое хочешь. Давай.

«Я не знаю…»

— Сконцентрируйся, Уил.

— Сюда идет Вульф, а ты тыкаешь зондом не в того парня. О чем ты только думаешь?

«Четыре, я выбрал четыре…»

— Четыре.

— Я видел.

— Молодец, Уил. Еще два вопроса. Ты любишь свою семью?

«Да, нет, что за…»

— Она уже рядом.

«У меня нет… наверное, да, то есть все любят…»

— Подожди, подожди. Ладно. Я вижу. Господи, ничего не понять…

— Еще один вопрос. Зачем ты это сделал?

«Что… я не…»

— Простой вопрос, Уил. Зачем ты это сделал?

«Что я сделал сделал сделал…»

— Очень спорно, я бы сказал. Все указывает на восемь разных сегментов.

«Я не понимаю о чем вы я ничего не делал клянусь я никогда никому ничего не делал только только однажды я был знаком с девушкой…»

— Вот.

— Да. Да, верно.

На его рот легла ладонь. Давление на глазное яблоко усилилось, как будто его высасывали. Они вытаскивают его глазное яблоко. Нет, это игла, ее вынимают. Он пронзительно вскрикнул, возможно. А потом боль ушла. Чьи-то руки подняли его. Он ничего не видел. Он плакал по своему несчастному, измученному глазу. Но тот был на месте. На месте.

В тумане замелькали неясные тени.

— Что, — сказал Уил.

— Коарг медисити найтен коменс, — сказала тень повыше. — Вставай на ноги.

Уил зажмурился, озадаченный.

— Ш-ш, — сказала тень пониже. — Может, это все же он.

* * *

Они наполнили раковину и ткнули его лицом в воду. Он вынырнул, судорожно хватая ртом воздух.

— Не намочи его одежду, — сказал высокий.

Он был в туалете. В аэропорту. Он прилетел в три ноль пять вечера из Чикаго. В самолете место у прохода занимал крупный мужик в гавайской рубахе, и Уил никак не мог его разбудить. В аэропорту туалет был закрыт на уборку, но уборщик снял табличку, и Уил со всех ног припустил к заветной двери. Он подскочил к писсуару, расстегнул брюки и испытал непередаваемое облегчение.

Дверь открылась. Вошел высокий мужчина в бежевом пальто и с красивыми глазами. В туалете было по меньшей мере с полдюжины свободных писсуаров, но мужчина встал рядом с Уилом. Летели секунды, а незнакомец все не п исал. Уил, на высокой скорости опорожнявший мочевой пузырь, ощутил в душе сострадание к бедняге. У него такое случалось.

Дверь снова открылась. Вошел еще один мужчина и запер дверь.

Уил заправил свое хозяйство в брюки. Он посмотрел на мужчину рядом с собой и подумал — как забавно это выглядит в ретроспективе, — что, что бы тут ни случилось, какую бы опасность ни нес с собой тот тип, что сейчас вошел в общественный туалет и запер дверь, он, Уил, и высокий мужчина в пальто по крайней мере заодно. Что их по крайней мере двое против одного. А потом он заметил, что взгляд у Мочевого Пузыря спокойный и серьезный, вернее, что взгляд у него спокойный, как у человека, которого не удивляет происходящее. В следующее мгновение Мочевой Пузырь схватил его за голову и толкнул так, что Уил шарахнулся об стену.

Потом была боль и вопросы.

— Надо смыть кровь с волос, — сказал коротышка и принялся ожесточенно вытирать Уилу лицо бумажными полотенцами. — Его глаз выглядит ужасно.

— Если они подберутся достаточно близко, чтобы увидеть его глаз, у нас будут большие проблемы. — Высокий вытирал ему руки маленькой белой тряпочкой, уделяя внимание каждому пальцу. Он был худым, со смуглой кожей, и сейчас его глаза уже не казались Уилу красивыми. Они были холодными и излучали полное бездушие. Как у человека, который способен наблюдать за чем-то ужасным и не отводить взгляд. — Итак, Уил, ты с нами? Можешь идти и разговаривать?

— Пошел, — сказал Уил, — к чррррту. — Прозвучало не так, как он хотел. Его голова поникла.

— Отлично, — сказал высокий. — Договорились. Нам нужно как можно быстрее с наименьшим шумом выбраться из аэропорта. Я хочу, чтобы ты сотрудничал с нами. Если я этого не получу, то сделаю все, чтобы твоя жизнь превратилась в ад. Не потому, что у меня на тебя есть зуб. Просто я хочу, чтобы у тебя была правильная мотивировка. Ты понял?

— Я… — Уил поискал слово. «Небогат»? «Непохищаем»? — Никто. Я плотник. Я строю террасы. Балконы. Бельведеры.

— Да, вот поэтому ты и здесь, из-за своих неповторимых бельведеров. Можешь забыть об этом. Мы знаем, кто ты такой. И они знают, кто ты такой, и они здесь, так что давай уберемся отсюда, черт побери, пока нам не помешали.

Уил замер на мгновение, чтобы подобрать слова, потому что у него возникло ощущение, что другой возможности у него не будет.

— Меня зовут Уил Парк. Я плотник. У меня есть девушка, и она ждет меня на стоянке. Я не знаю, за кого вы меня принимаете и зачем вы воткнули ту… ту штуку мне в глаз, но я никто. Честное слово, я никто.

Коротышка упаковывал инструменты в коричневый ранец, забросил его на плечо и уставился на Уила. У него были жидкие волосы и беспокойные брови. Уил принял бы его за бухгалтера в обычной ситуации.

— Вот что я вам скажу, — сказал он. — Я зайду в кабинку и закрою дверь. Двадцать минут. Я выжду двадцать минут. Как будто мы с вами никогда не встречались.

Коротышка бросил взгляд на высокого.

— Я не тот, — сказал Уил. — Я не тот, кто вам нужен.

— Проблема с твоим, Уил, планом в том, — сказал высокий, — что если ты останешься здесь, то через двадцать минут будешь мертв. Если ты пойдешь к своей девчонке, которой, как ни грустно мне об этом говорить, больше нельзя доверять, то тоже будешь мертв. И если ты вообще что-то сделаешь, а не пойдешь с нами, причем быстро и дружно, исход будет тот же. Мы единственные, кто может спасти тебя от смерти, хотя тебе так не кажется. — Он пристально вглядывался в Уила. — Но я вижу, что мои слова не убедили тебя, так что позволь мне переключиться на прямые методы. — Он распахнул пальто. На боку, в длинной кобуре, дулом вниз, висел обрез. Демонстрация оружия не имела смысла, потому что они были в аэропорту. — Пошли, иначе я прострелю твою чертову почку.