О том, чтобы захватить в качестве «языка» обер-лейтенанта можно было и не мечтать. Он все время находился в окружении множества солдат, но даже если бы у нас получилось, его исчезновение практически мгновенно привело бы к превращению берега реки в разворошенный муравейник, и спокойно уйти нам бы не дали.

Мы уже почти два часа неподвижно лежали в мокрой траве под прикрытием не слишком густого кустарника и наблюдали за берегом. Ситуация выглядела тупиковой. Все офицеры, прибывавшие на лодках, уходили к передовой в составе взводных колонн, о нападении на которые нашими силами не могло быть и речи.

Я знал, что немецкие саперы уже построили понтонный мост на один из островов, находившийся ближе к их берегу. Пока это сооружение не могло выдержать танки и другую тяжелую технику, но легкая артиллерия и грузовики шли по нему уверенно. Тем самым немцы сильно упростили себе задачу переправы пехотных дивизий, и, по большому счету, мост этот следовало немедленно уничтожить, но наше командование о нем пока ничего не знало, а добыть доказательства его существования можно было только здесь.

Судя по тому, что колонны немецких танков продолжали неумолимое движение к Кременчугу, вскоре немцы должны были начать стоить мост через Днепр. Понтоны и необходимые для строительства материалы уже завозились и накапливались ими на противоположном берегу. При такой концентрации сил и средств немецкие саперы могли справиться с задачей очень быстро, и тогда нашей трехсотой дивизии, тридцать восьмой армии и всему Юго-Западному фронту грозил очень неприятный сюрприз в виде удара с юга первой танковой группы фон Клейста.

— Ты звал меня на берег, младший лейтенант, — не выдержал Щеглов, — Вот мы здесь, и что дальше?

— Минуту, товарищ капитан, — попросил я, прикрыл глаза и сосредоточился.

Ночь и низкая облачность сильно мешали рассмотреть детали, но обнаружить идущую к нашему берегу лодку, состав пассажиров которой несколько отличался от остальных, мне все же удалось. Немецкий офицер, переправлявшийся на восточный берег Днепра, не обладал высоким чином. Поиграв с настройками фильтров, я смог рассмотреть его знаки различия — гауптман. Возможно, командир роты, а может штабной офицер уровня батальона. По нему у вычислителя дополнительной информации не было — не Гудериан все-таки.

— Боюсь, мне придется немного поплавать, — наконец, произнес я, чем, похоже, погрузил Щеглова в легкий ступор. Стоило поторопиться и пояснить свою мысль. — Товарищ капитан, лодки подходят к берегу с интервалом в десять-пятнадцать минут. Каждая четвертая — грузовая. В ней только четверо солдат на веслах, один-два унтера и офицер, как правило, в лейтенантском или обер-лейтенантском чине — наверное, командир взвода. Нападения они не ждут, особенно из воды. Как я умею обращаться с ножами, вы, я думаю, помните. Только начинать надо прямо сейчас, иначе лодка с офицером успеет слишком близко подойти к нашему берегу, и мои действия обнаружат.

— Ты понимаешь, что если что-то пойдет не так, мы ничем не сможем тебе помочь? — глядя куда-то в сторону ответил Щеглов после секундной паузы.

— Понимаю, товарищ капитан. В километре ниже по течению немцев нет. Они контролируют не весь берег у себя за спиной — считают, видимо, что отсюда никто, кроме своих, появиться не может. Я постараюсь там быть не позже, чем через час. Если за час не справлюсь, на точку встречи выходить не буду — спрячусь на каком-нибудь небольшом островке и буду ждать следующей ночи.

Щеглов бросил взгляд на часы. Отпускать меня одного он не хотел, это было видно, но за оставшееся до рассвета время выполнить задачу другим способом группа все равно не успевала, так что выбора у капитана, по сути, не было.

— Ждем тебя два часа, — не терпящим возражений тоном отрезал Щеглов. Потом группа уходит. Справишься раньше — у нас будет больше шансов выйти к своим без стрельбы. Если не найдешь нужную лодку — немедленно возвращайся, это приказ. Ты все понял, Нагулин?

Глава 3

Вода оказалась довольно холодной, но вполне терпимой. «Наган» и ППШ я оставил капитану вместе с боезапасом и вообще всем железом, кроме ножей. Зато их у меня на поясе висело шесть штук и еще два в специальных ножнах, закрепленных за плечами с таким расчетом, чтобы можно было их доставать и метать одним движением.

Самый бесшумный и незаметный способ плавания — под водой. Его я и выбрал. Задержка дыхания на пять минут не вызывала у меня чрезмерного напряжения, а за это время можно было проплыть достаточно большое расстояние. Выныривать, чтобы сориентироваться мне не требовалось, так что я прямиком направился к точке, в которой планировал встретить лодку гауптмана. До места я добрался минут за десять, и теперь от цели меня отделяло около пятидесяти метров. Лодка оказалась довольно большой, и ее вполне можно было оснастить мотором, но немцы, у которых такие моторы имелись, решили не шуметь, и предпочли пользоваться веслами.

Мой план не содержал каких-то изощренных хитростей и строился исключительно на внезапности, скорости и точности. Расчет на внезапность основывался на предположении, что немцы не будут ждать нападения на маршруте, уже десятки раз за эту ночь пройденном другими лодками, а скорость и точность движений моего тела не шла ни в какое сравнение с реакцией и координацией движений местных жителей. Как выяснилось чуть позже, я сильно заблуждался.

Я затаился под водой, и когда вражеское плавсредство оказалось в метре от моей головы, сделал резкое движение ногами, толкнувшее меня вверх. Одновременно я ухватился за носовую оконечность лодки, и перебросил тело через слегка накренившийся борт.

Сидевшие на веслах солдаты даже не успели понять, что произошло. Они находились всего в паре метров от меня, а с такого расстояния промахнуться я не мог. Гауптман, удобно устроившийся на корме, отреагировать тоже не успел, вернее, к кобуре-то он потянулся, но прилетевшая ему в лоб рукоять ножа на несколько минут выбила из офицера сознание. А вот унтер, оказавшийся при ближайшем рассмотрении целым штабс-фельдфебелем, продемонстрировал лучшую подготовку во всей этой компании, да и времени у него оказалось больше, чем у погибших почти мгновенно солдат.

Я опасался, что он начнет кричать, пытаясь поднять тревогу, или попробует выстрелить из своего MP-40, но, видимо, немец понимал, что может и не успеть. Как он достал нож, я даже не заметил — был занят сначала солдатами, а потом их командиром, и когда мое внимание все-таки переключилось на последнего врага, немец уже метнул свое оружие. Надо сказать, сделал он это мастерски, и нож у него был не хуже моих.

Неожиданность атаки сыграла со мной злую шутку — к такому развитию событий я оказался не готов. Мгновенно оценив угрозу, вычислитель перехватил управление моими мышцами и дернул меня влево с разворотом, не считаясь с физиологическими возможностями организма. При условии непосредственной угрозы жизни боевой режим имплантов такие фокусы позволяет. Именно для подобных случаев и нужно поддерживать свое тело в максимально тренированном состоянии. Неподготовленного человека такой финт если и не убьет, то уложит на больничную койку очень надолго.

Нож штабс-фельдфебеля, нацеленный мне в сердце, распорол гимнастерку, и, надорвав кожу на плече, улетел в воду. Этой раны я даже не заметил. Хрустнул позвоночник, взорвались болью мышцы спины, и я с трудом удержался от крика, но останавливаться было нельзя. Немец, ничуть не смущенный тем, что я сумел увернуться от его броска, уже схватился за автомат. Я прыгнул вперед, наплевав на боль в протестующих мышцах. Лодка качнулась, и немец, начавший поднимать свое оружие, потерял равновесие. В принципе, это уже ничего не решало — передернуть затвор он все равно не успевал. В последний момент штабс-фельдфебель попытался заслониться автоматом, но мой кулак прошел по обводящей траектории и ударил немца в скулу. Раздался неприятный хруст, и тело врага обмякло. Я подхватил выпавший из его ослабевших рук MP-40 и аккуратно положил на дно лодки.

Организм возмущался таким обращением, и меня откровенно шатало. Боевой режим имплантов снижал болевой порог, но мне все равно было плохо, а время неумолимо уходило. Неуправляемую лодку сносило течением, и хотя сейчас это играло мне на руку, требовалось срочно браться за весла. Я отчетливо видел отметки бойцов группы, уже вышедших в условленную точку на берегу, но сначала требовалось срочно что-то сделать с полученной раной. Нож основательно повредил кожу и множество мелких сосудов, и кровь не желала останавливаться, несмотря на все усилия имплантов и мою повышенную способность к регенерации. У штабс-фельдфебеля нашелся перевязочный пакет, и я потратил еще несколько минут на то, чтобы остановить кровь.

Минут через десять организм начал постепенно восстанавливаться. Сама по себе довольно легкая рана не могла настолько выбить меня из колеи, но рывок при уклоне от ножа очень сильно напряг организм, и, сложившись вместе, эти два фактора чуть меня не убили. Биоимпланты не имеют собственных источников энергии, и питаются ресурсами организма. Видимо, на уклон в форсированном режиме и последующий прыжок с ударом я потратил слишком много сил, и на борьбу с раной их уже почти не осталось, но теперь мне постепенно становилось легче.