— Тебя оскорбили, — согласился Рощин. — И теперь доктор Рэтлиф дает тебе отличный шанс поквитаться.

— Значит, ты не будешь против?

— Значит, ты уже все решила?

— Нет, — покачала головой Лиза, — в том-то и дело, что ничего я не решила! Но знаешь, Вадим, у них адмиралы носят эполеты. Представь, я в эполетах и вся в золотом шитье!

— Звучит захватывающе!

— А выглядит, наверно, еще лучше!

Часть I

Дороги, которые мы выбираем

Глава 1

О, фортуна!

Март 1933 года

1. Шлиссельбург, Себерия, двадцать третье марта 1933 года

«Вернулась я на родину…»

Вот черт знает что! Ведь, если правду сказать, никакая ей это не родина. Ни разу и нигде. Лиза родилась в Ленинграде, в СССР, а это — совсем даже наоборот: Шлиссельбург, Себерия и далее везде. Но стоило сойти по трапу на потрескавшийся бетон Самсоновского поля, оказалось — все-таки родина. И от этого уже никуда не денешься. Родина — она родина и есть, ни с чем не спутаешь!

— И дым отечества нам сладок и приятен! — сказала вслух, вдыхая сырой воздух Приладожья, пахнущий печным дымом и весной.

— Красивые стихи, — отметил Рощин. — Кто написал?

— А бог его знает! — пожала плечами Лиза. — Где-то слышала…

Ну да! Как же! Слышала она! В школе учила. «Горе от ума» называются. Но вот беда, Грибоедов в Себерии попросту не родился. Хотя, может быть, и родился, но стихов не писал? Или родился и писал, но не в Себерии, а в Киеве? Тоже реалистично. Другой мир, другие поэты. Удивлять должно не это, а то, что совпадений, на самом деле, гораздо больше, чем различий.

— Не помнишь и не надо, не принципиально! — бросил Рощин и показал рукой куда-то в сторону. — Смотри-ка лучше, какие люди нас встречают!

Лиза посмотрела, и на сердце стало еще лучше, хотя, казалось бы, куда больше-то?! И так через край! Но с другой стороны, от Надежды и Клавдии она, допустим, ничего другого и не ожидала. Могла предположить присутствие Полины, если та не на дежурстве. Но Петр и Григорий? Бывший муж и единоутробный изверг? Согласитесь, это уже перебор!

— А ты, оказывается, популярна! — заметила Мария, ей все было внове, и все — незнакомцы. — Или это полковника так встречают?

С Машей Лиза сошлась на удивление хорошо. Словно всю жизнь ее знала. Со школы или еще как.

— Да нет! — улыбнулась, взглянув на новую подругу. — Рощина вон те встречают, моторизованные!

И она кивком показала, кто и где. Там около выстроившихся в ряд трехосных легкобронированных вездеходов «Кокорев-Кирасир» плотной группой стояли офицеры в коротких кожаных куртках на меху, как у авиаторов, и в пилотках вместо фуражек.

— Господа пластуны, — прокомментировала Лиза и обернулась к Рощину.

— Ступай, Рощин! — сказала она, предвкушая его реакцию на ее сюрприз. — Пообщайся! Или знаешь что, устрой мальчишник! Можно даже с девками!

— Мальчишник? — переспросил озадаченный полковник. — С девками?

— Рощин, ты что, передумал на мне жениться? — подняла она тщательно выщипанную бровь-ниточку.

— А когда свадьба? — переходя на деловой тон, спросил ее «суженый, ряженый».

«А удар-то ты, Вадик, пропустил! Не ожидал такого поворота, разве нет?»

— Через неделю, — строго сообщила Лиза, — считая с сегодняшнего дня.

— Принято, — кивнул Рощин. — Надеюсь, брак церковный?

— Давай пока обойдемся гражданским, — охладила его пыл Лиза. — Я могу попросить дядю Андрея… То есть адмирала Борецкого, разумеется. Он хоть и сукин сын, но брак зарегистрировать все еще способен. Адмирал Кондратьев вот тоже, или Марков…

Как иногда бывает, Лиза сначала ляпнула, подумала потом. И сама себе удивилась. Что именно она имела в виду, упомянув адмиралов Кондратьева и Маркова? То, что они, как и ее двоюродный дедушка, барбосы паршивые и кобели драные, или то, что, являясь адмиралами Флота, имеют право объявить двух разнополых старших офицеров мужем и женой? Но вот про гражданский брак она сказала обдуманно. Имелись у Лизы резоны на этот счет, и достаточно серьезные притом.

Хорошо, не стал спорить с ней Рощин, но с одним условием. Через год, считая с сегодняшнего дня, пойдешь со мною под венец с исполнением всех обрядов.

«Все обряды? Круто замешиваешь, полковник! Но, сказав „А“, приходится соглашаться и на „Б“».

Впрочем, оставить последнее слово за Рощиным она не могла ни при каких обстоятельствах.

— А если залечу? — прищурилась Лиза, полагавшая, однако, что вряд ли забеременеет, раз до сих пор ни разу не получилось.

— Если залетишь, то раньше! — пожал плечами полковник. — Ублюдков плодить не станем. Согласна?

— По рукам! Иди уж! — улыбнулась все еще «топтавшемуся» подле нее Рощину. — Мы тоже гульнем! Не против?

— Ни в чем себе не отказывай, дорогая! — улыбнулся в ответ полковник.

— Вообще-то это моя реплика!

— Но я сказал первым!

— Бог с тобой, Рощин! — махнула она рукой. — Бери, не жалко. А мне надо привыкать уступать…

— Тренируйся! — усмехнулся полковник и, отвесив дамам поклон, пошел к сослуживцам.

— Увидимся утром! — крикнул он, оглянувшись. — Не скучай!

— Не дождешься! — крикнула в ответ Лиза, доподлинно зная, что в отношениях с Паганелем ей в свое время именно этого и не хватало.

Легкость, порождаемая равенством, вот как называется это чувство!

— Ну, что, Маша, пойдем-ка и мы, что ли! А то, поди, заждались нас уже! Намерзлись бедные!

Полторы сотни метров до «красной линии» она прошла, как манекенщица на подиуме. Легко, стильно, под ритмичное постукивание высоких каблуков. Победительно, как выражались поэты прошлого: ни разу не сомневаясь в себе, своей внешности и замечательной способности сводить с ума всех подряд, не делая различий по полу, возрасту и вероисповеданию. Даже странно было, как мог кто-нибудь ее не любить, тем более ненавидеть! Но о тех, кто ее терпеть не мог или не хотел, она себе сейчас думать запретила.

«Наслаждайся моментом, милая!» — приказала она себе, и, что характерно, сегодня это получалось у нее без заминки, точно так же, как и с походкой: легко, непринужденно.

Ты еще выросла, или это я от морозов усохла? — Надежда не умела по-другому, но, если честно, то и не надо, потому что именно такой ее Лиза и любила.

Обнялись. Расцеловались. И понеслось! Слова, объятия, поцелуи. Вздохи, ахи и прочая приятная при умеренном употреблении ерунда. Лиза даже расчувствовалась и едва не пустила слезу, когда злыдень Гриня, троекратно облобызав, погладил ее вдруг по коротко стриженным волосам.

— С возвращением, Веточка!

«Веточка? Серьезно?!»

Веточкой Лизу никто не называл с раннего детства. Да и в ту пору так звали ее немногие, разве что покойная мать.

«Но не моя, а Елизаветы Браге!»

— Ты бы меня еще Люшечкой назвал! — фыркнула Лиза, но в душе была, мало сказать, тронута. Растрогана. Так, пожалуй.

— Вот, — сказала она, оборачиваясь к Марии, — прошу любить и жаловать, братец мой единоутробный Гриня! И тоже, представь, полковник-пластун!

— Два полковника в одной семье? — усмехнулась Мария и протянула Григорию руку. — Мария Бесс, приятно познакомиться!

— Извини, Маша! — вздохнула Лиза, сообразив, что так и не представила свою новую подругу. — Дамы, господа, знакомьтесь! Эта Мария Бесс. На самом деле, Маша Бессонова, разумеется, но у нее мать француженка, и выросла Маша на Мадагаскаре в Старой колонии в Тулеаре. По-русски понимает с пятого на десятое, да и французский у нее своеобычный, но понять можно!

Начались представления, и пока со всеми не перезнакомилась, Мария переходила «из рук в руки», как мяч при игре в датский håndbold, который в СССР называли гандболом. Споткнулись только раз, когда очередь дошла до Петра.

— А это Петр, — представила его Лиза, — мой бывший муж.

— Это тот, которого ты поймала на своей кузине? — уточнила Мария, и настало неловкое молчание.

Замечание нетактичное. Можно сказать, грубое. И не ко времени. Но у Маши, как успела уже заметить Лиза, с тактом и вообще не все обстояло гладко. Иной раз такое несла, просто Содом и Гоморра, а не девушка из интеллигентной семьи. Петр от ее вопроса смутился, Варвара пошла красными пятнами, а Григорий выдал одну из тех улыбок, от которых скисает молоко. Остальные просто молчали, не зная что сказать. Зато у Лизы, как известно, ни стыда, ни совести и слово для друга всегда найдется.

— Да нет, — нарушила она повисшую над компанией тишину, — не на, а за. Впрочем, это всего лишь техническая деталь, да и дело прошлое. Теперь мы дружим домами. Правда, Варвара?

— Да, — вымученно подтвердила Варвара, на щеках которой впору было жарить блины. — Дружим… домами…

Ну, уж как они дружили, трудно сказать. После Лизиного возвращения из Африки виделись несколько раз. Но факт остается фактом: Лизу начали приглашать в гости. Возможно, слово за слово «вы к нам, а мы к вам» — могли, в конце концов, и сойтись. Тем более что, на самом деле, Варвара увела мужа не у этой Лизы, а у той, прежней. Так что нынешняя зла на Варвару по большому счету не держала, а если и держала, то накал страстей был совсем не тот, чтобы рвать и метать. К Петру Лиза тоже не ревновала. Переспала разок, попробовала, так сказать, «на зуб», — да и отпустила мужика на все четыре стороны. Не нужен он ей оказался. Ни как друг, ни как любовник. А вот как бывший муж — в самый раз. Однако потом случилась война, и Лизу затянуло в жернова истории. Высоко взлетела, долго падать пришлось. Едва в живых осталась. Ну, а еще потом Лиза покинула Себерию и вскоре ушла в поход, став первым капитаном, которому удалось провести корабль в глубь Лемурии. И хотя по корабельному времени «Звезда Севера» провела на «той стороне» всего двадцать три дня, здесь, на этой стороне, оказывается, прошло пять с половиной месяцев.