— Ты плохой! Козел! — крикнул он и выбежал из кухни. Зашел в комнату к сестре. Аня готовилась к поступлению в медицинский вуз, сидела за письменным столом и читала конспект.

— Кость, ты чего? — Увидев плачущего брата, она отложила тетрадь в сторону.

— Захар — козел! — крикнул Костя.

— Спасибо, я в курсе, — ответила она.

— Плохой козел. — Он сел на кровать, все еще держась за голову.

— Он тебя ударил?

— Еще как! Захар — говно!

— Так, — сказала Аня. — Ну это уже слишком.

Она встала и направилась на кухню. Костя вышел следом. Захар наливал воду в чайник.

— Тебе кто дал право руки распускать? — спросила Аня.

— Ты о чем? — спросил опекун и поставил чайник на зажженную конфорку.

— Он сказал, что ты его ударил.

— Врет.

— Сам врешь! — крикнул Костя из прихожей.

— Не бил я его, просто отругал за то, что газ включил, а сам сел и сидит, рот разинув. Так ночью включит газ и уйдет, а мы утром и не проснемся. Даун в доме — это опасно. Надо следить.

— Я чайку хотел попить, — сказал Костя, — а спички неисправные оказались.

— Голова у тебя неисправная! — рявкнул опекун. — Что голова, что задница, все едино… Так еще и пустой чайник кипятить вздумал.

— Если ты еще раз его ударишь, — начала Аня, ткнув пальцем в Захара, — я обращусь в милицию или… или в службу опекунства!

— В какую службу? — ехидно переспросил Захар.

— В какую надо! — буркнула Аня, поняв, что ошиблась с названием.

— Опекунства, — хмыкнул Захар. — И что ты им скажешь?

— Скажу, что ты занимаешься рукоприкладством.

— А доказательства?

— Найду!

— И что вы будете делать, если меня отзовут от вас?

— Что?

— Да, что?

— Что будем делать?

— Да, да, что делать будете? Подумай.

Аня хотела что-то ответить, но Захар перебил ее:

— Если меня отзовут, то ты отправишься в детдом до своего совершеннолетия, а братцу твоему выделят нового опекуна, и не факт, что он будет лучше меня. Так что скажи спасибо, что я оформил опеку и на тебя тоже, могу отказаться, если захочу, и будешь ты куковать в детдоме два года, а Костян твой вообще черт-те где окажется. Может, иногда будете видеться… Поняла?

— Только попробуй еще раз его ударить, ясно? — злобно произнесла Аня.

— Я никого и пальцем не тронул, — ответил Захар.

— Тронул. — Костя никак не мог успокоиться.

— Да хорош ныть там, как баба, — крикнул Захар, выглядывая из-за Ани. — Двадцать лет уже!

Их конфликт прервал звонок в дверь. Захар протиснулся в кухонный дверной проем, намеренно прижав Аню к стене и как бы случайно проведя ладонью по ее не по годам пышной груди. Девушка с отвращением взглянула ему в глаза. Опекун подмигнул ей и подошел к входной двери.

— Кто? — спросил он.

— Служба судебных приставов, — раздался женский голос.

— А что вам надо? — Захар посмотрел в глазок и увидел три силуэта на лестничной площадке.

— Нам придется изъять ваше имущество.

— За что это?

— За долги. Откройте, пожалуйста, дверь.

— Какое имущество, вы о чем вообще?

— Вам извещения приходили на протяжении нескольких месяцев.

— Я ничего не получал.

— Захар Сергеевич, вы не платили алименты уже более года. Вам были направлены извещения о задолженности. Вы их игнорировали.

— Черт, — выругался он шепотом. Костя с Аней молча наблюдали за своим опекуном.

— Захар Сергеевич, откройте дверь, — настойчиво произнесла девушка.

— А никого нет дома, — сказал Захар.

— Вам все равно придется рассчитаться по долгам.

— Никого нет дома.

— Давайте не будем тут шутить.

Захар повернулся к своим сожителям и поднес палец ко рту.

— Тс-с-с… — процедил он.

— Захар Сергеевич, если вы будете оказывать какое-либо сопротивление, мы вызовем милицию.

— Чего стоишь, открывай, — сказала Аня.

Захар помотал головой.

— Нет, нет, стой. Телевизор же заберут, упыри, — прошептал он.

— Я могу открыть, — вмешался Костя, — я умею, это же не спички.

— Его и так заберут, — произнесла Аня.

— Говори тише. Будем просто игнорировать этих поборщиков поганых, — сказал Захар.

Аня повертела пальцем у виска.

— Нам дверь выломают, — сказала она.

— Погоди, пусть уйдут, я его Мишке отдам, чтоб не изъяли. В следующий раз открою, запущу их, и пусть уже делают что хотят.

— Захар Сергеевич, мы слышим все, что вы говорите, завтра мы вернемся с милицией. Всего доброго! — сообщила девушка-пристав.

Через несколько секунд Захар снова посмотрел в глазок, но там уже никого не было.

— Алименты, значит, — сказала Аня. — Интересно.

Захар тяжело вздохнул и прошел на кухню, глядя себе под ноги.

— Чай будете? — спросил он.

Аня с Костей зашли следом. Девушка села на табуретку за небольшой столик возле окна, а Костя остался стоять в дверях.

— Мне бы историю про долги узнать. Очень любопытно, — сказала девушка.

— Жена подала на развод, забрала детей. Вот и вся история, — сказал Захар, наливая заварку в чашки. — Подробности рассказывать не хочу.

— Сколько у тебя детей? — спросила Аня.

— Двое, — ответил мужчина.

Девушка заметила, что у него заблестели глаза.

— Ты с ними видишься?

— Нет. Я бы не хотел об этом вспоминать.

Захар налил кипяток в кружки и насыпал по две ложки сахара в каждую.

— Н-да… я думала, у нас просто нет денег, а мы, оказывается, еще и в минусе. Замечательно, — проговорила Аня.

— Мне за вас служба что-то платит, на жизнь нам хватит.

— Через два года мне восемнадцать, и мы съедем от тебя, я оформлю опекунство над Костей.

— Я понимаю.

— Кстати, может, ты работу поищешь?

— Пока меня все устраивает, — сказал Захар и поставил три чашки на стол. — Костяныч, иди садись.

— Не хочу, — ответил парень.

— Почему от тебя ушла жена? — спросила Аня.

— Выпивал немного, — виновато произнес опекун и отхлебнул горячего чая.

— И все?

— Иногда плохо себя вел.

— Бил ее, что ли?

— Подруга, я же сказал, что не хочу рассказывать подробности. Не вороши больное.

— Ладно, извини, — сказала Аня.

— Вот вы говорите, что от меня съедете через два года. А на что вы жить будете? На Костино пособие по инвалидности?

— У нас еще есть время подумать, — ответила Аня.

— Да, — подтвердил Костя, — я, может, стану горнолазом. А что? Подумаешь… Или у меня будет выставка картин, и я их все продам.

— Да кому твоя мазня нужна, — ответил ему Захар.

— Вовсе и не мазня.

— Съехать у вас пока не получится, так что мысли эти гоните. Если быть реалистами, нам выгоднее жить тут. Косте платят пенсию и пособие, мне платят за опекунство, плюс квартира есть, хоть и однушка. Где вы квартиру найдете себе? Не-е-е, съехать так просто не получится.

— К счастью, твое мнение на этот счет мне неважно, — сказала Аня.

— И мне, — добавил ее брат.

— Да и сорняк этот, говорят, максимум через год до нас дойдет. Так или иначе, придется переезжать. Ты же за нас держишься, только чтоб пособие получать? — укоризненно произнесла Аня.

— Да, и что? Это моя работа — смотреть за вами. У всех своя профессия. Кто-то токарь, кто-то повар, а я вот…

— Бла-бла-бла, — пробурчала Аня. — Тунеядец ты, самый настоящий.

— Ты бы, девочка, язык прикусила. А если Чаща до нас дойдет, нам должны будут квартиру выделить. Но надеяться на большую площадь я не советую. В другую однушку переселят.

— Ты знаешь, а я вот смотрю на тебя, и мне понятно, почему от тебя жена ушла.

— И чего же тебе понятно?

— Погляди на себя в зеркало. Небритый, в майке, заляпанной соусом, носки рваные, работы толком нет, никаких интересов, лишь бы сидеть и ничего не делать.

— Овца ты бестолковая, доживешь до сорока лет, тогда и поговорим. Жизнь — штука сложная, и в твои шестнадцать понять это невозможно.

— Все неудачники жалуются на жизнь.

Захар не стал ничего отвечать девушке. Он поднял трубку с телефона на подоконнике и принялся пальцем крутить барабан, набирая номер друга.

— Але, Гриш, тут такое дело, в общем. Да, здорова. Приставы тут заходили. Выручи, мне надо телевизор тебе отдать на…

Аня встала из-за стола, поставила кружку в раковину, и они вместе с братом пошли к ней в комнату.

— Заработаем денег, — сказал Костя, садясь в кресло. — Я смогу.

Парень вытащил холст с городским пейзажем из-за Аниного стола.

— Вот эту картину продадим сначала.

Сестра стояла к нему спиной и смотрела в окно.

— Днем буду учиться, а вечером работать, — размышляла она вслух. — Ничего страшного, многие так живут. Снимем квартиру подальше отсюда, и все будет хорошо.

Костя отложил картину с пейзажем и достал следующий холст. На нем была изображена сестра в красном летнем платье и белой шляпе. Полненькая девушка с вьющимися русыми волосами до плеч держала в руках хоккейную клюшку. Тогда Костя отчего-то представил ее хоккеисткой. Рядом с сестрой на картине стоял сам Костя, как обычно — с доброй улыбкой и прямой челкой почти до бровей. Он нарисовал себя ростом чуть ниже Ани, хотя в реальности они были одного роста. Костя привык, что все вокруг, кроме детей, выше него, поэтому и рисовал себя всегда маленьким.

«Почему красивые девочки в платьях не могут играть в хоккей? — подумал Костя. — Вполне могут. Коньки ей дорисовать, и всего-то делов…»