— Ах Линн!

Они заметно расслабились. Один опустил из-за спины руку с обрывком фольги. «Ага! — подумал я, — конечно, я же смотрел “На игле”. Вы колете наркоту!» От того, чтобы сказать это вслух, я все-таки воздержался.

— Линн сказала, Барри может помочь, — снова вступил я.

— Это да, но я его что-то давненько не видел. Он держится от нас подальше, когда мы ударяем по белому. Но мы и сами тебе подскажем. Я знаю парня, которого ты ищешь.

Я обратил внимание, что слышу про «белый» уже не в первый раз. Определенно это слово имело отношение к наркотикам.

— Я его видел сегодня утром. Да, дела у него плохи, док.

Он подвел меня к углу улицы и указал на дом.

— Он вон там вон сидел. Думаю, с его ногой далеко не уйдешь.

Я улыбнулся и поблагодарил его, а он в ответ кивнул головой. По крайней мере, они не зарезали меня и не отняли кошелек.

Естественно, через пару минут я прямо на мостовой наткнулся на того, кого искал.

— Здравствуйте! — обратился я к бездомному, — меня зовут Макс, я доктор с Проекта. Мне сказали, у вас плохо с ногой.

— Отвали, — последовал ответ.

Похоже, вечер обещал быть долгим. Я присел с мужчиной рядом. Какая-то дама из офиса на первом этаже вышла на улицу и вынесла ему стакан с супом. Потом посмотрела на меня.

— Я врач, — сказал я, и она еще раз окинула меня подозрительным взглядом с головы до ног.

— Ну, если так, то вы очень кстати. Он тут весь день пролежал.

Она вернулась внутрь.

Вот так я оказался на тротуаре и получил тот самый плевок.

— Мне в выходные здорово досталось, — рассказывал мужчина, пока я пытался смириться с позором от того, что меня приняли за бродягу.

— Они часто так делают. Я же не могу сопротивляться, из-за ноги.

Технически нога до колена была мертвой и уже начала гнить. Вот откуда, решил я, и шел запах.

— Иногда плюют, иногда просто орут на тебя. А то и наброситься могут, — продолжал он, отхлебывая из стакана суп. Закатав рукав, он показал мне ссадины и синяки, оставшиеся после недавнего нападения.

Такие вещи легко списать на разных придурков и хулиганье, на трудных подростков, но мужчина, который в меня плюнул, был одет в дорогой костюм. Лишнее подтверждение тому, что нельзя судить книгу по обложке: он принял меня за бездомного, потому что я сидел на тротуаре, а я, по его костюму, решил, что он приличный человек.

Мужчина, сидевший со мной рядом, Сэмюэл, согласился поехать в больницу, так что мне надо было его как-то поднять. Напротив нас, на другой стороне улицы, стоял какой-то мальчишка; через пару минут моих мучений он направился через проезжую часть к нам. На мальчишке была бейсболка, поверх нее — капюшон просторной куртки. Мне не хотелось никаких дополнительных неприятностей. Но парень, приблизившись, спросил:

— Помочь?

Вместе мы подняли бездомного на ноги и усадили в подъехавшую карету скорой помощи.

Глава 2

— Знаете, как молодежь ее называет? — спросила меня пациентка Молли, усмехаясь.

Я покачал головой.

— Клюка, хотя в лицо ей этого никто сказать не осмелится. Ну если только не хочет до конца жизни питаться через соломинку.

Я и сам уже понял за сегодняшнее утро, что с сестрой Штейн (это ее настоящее имя) ссориться не стоит.

— Она сюда приехала еще подростком, бежала от нацистов. Хотя тут угроза была скорее для них, не для нее, — продолжала Молли. — Знаете, она основала это место 40 лет назад. Давным-давно должна была выйти на пенсию, но ходят слухи, если она уйдет, здание сразу обвалится.

Молли облизала зубы и поудобней устроилась в кресле, словно ярмарочная прорицательница.

— Надо отдать ей должное, характер у нее тяжелый, но в целом — дамочка годная.

Я уже прикидывал, что если и дальше так пойдет, то к концу своего контракта я сам буду годным — к отправке в психбольницу.

Сегодня с утра я приступил к работе в клинике по борьбе с наркотической зависимостью и познакомился с пресловутой сестрой «Клюкой» Штейн. Технически клиника находилась в том же здании, что и «Проект Феникс», но вход располагался за углом. Перед ним красовались тяжелые кованые ворота. Они громко заскрипели, когда я их распахнул, и показалось, что навстречу сейчас выйдет кто-нибудь из семейки Адамс. Однако за воротами оказались лишь невысокая лестница и железная дверь наверху.

Я нажал на кнопку звонка, и на пороге появилась крошечная женщина с решительным выражением лица.

— Вы опоздали! — заявила она, после чего развернулась ко мне спиной, поковыляла к следующей двери и дальше по коридору, волоча за собой по полу костыль, словно упирающегося ребенка.

Я посмотрел на часы: подумаешь, каких-то 5 минут.

— Я сестра Штейн, — говорила она, пока я торопливо шагал за ней следом, — заведующая отделением лечения зависимостей.

Легкий немецкий акцент, непроницаемое лицо и крошечный рост придавали ей сходство с Далеком.

— Я вам тут все покажу, но сейчас вас ждет пациентка.

Относительно сестры Штейн мне в глаза сразу бросились две вещи. Во-первых, она была старая, далеко за семьдесят. Во-вторых, — и, похоже, не без связи с первым пунктом, — она сама себя называла сестрой Штейн, и все обращались к ней так же. При нынешней моде на «близость к пациенту» в медицине и не только, когда все превращаются в «приятелей» и «дорогуш», а к врачам обращаются по имени, это стало для меня некоторым шоком. Никогда еще я не встречался с медсестрой, которая требовала называть ее по фамилии, да еще и с профессиональной приставкой «сестра». Складывалось ощущение, что я попал в одну из серий «Дневника доктора Финли», в старые добрые времена, когда врачи носили белые халаты и выясняли отношения с медсестрами в бельевых (и бельевые, и халаты ныне запрещены в целях борьбы с инфекциями). Должность старшей сестры, то есть официальный пост сестры Штейн, теперь переименована в «матрону», что придает ей больше официальности.

Когда я только начал работать врачом, над Мартином, «матроной» отделения скорой помощи, постоянно смеялись. Завидев его, все воздевали кверху одну бровь, касались мизинцем уголка рта, подергивали ноздрями и громко восклицали «мааааатрона!» Самые язвительные запевали какой-нибудь куплет из песенки, сопровождавшей титры в «Матроне Милли», заменив имя на Мартин. Последнее, что я о нем слышал — он переехал в Ньюпорт и торгует подержанными машинами.

Сестра Штейн карабкалась вверх по ступенькам, при каждом шаге громко стуча костылем.

— Здесь, — сказала она, указав на маленький кабинет, — стоит компьютер, распечатывающий рецепты. Они попадают вот в этот ящик, и по утрам вам надо их подписывать.

Из ее уст даже обыденные вещи звучали угрожающе. Я заглянул внутрь и увидел кучу бумаг с полметра высотой. Никак не может быть, чтобы в клинике лечилось столько наркоманов. Через окно, выходившее на площадку, был виден офис «Проекта Феникс». Джой сидела у себя за столом и подпиливала ногти. Я помахал ей рукой, но она не заметила. Надо же, до чего дошло: Джой уже кажется мне старым другом.

Мы поднялись еще на один пролет и оказались в большом помещении с перегородками.

— Это Эми, а это Тони, — сказала сестра Штейн, — медсестра и медбрат, одновременно социальные работники.

Когда мы вошли, Тони жевал жвачку, но при виде сестры Штейн челюсти его замерли. Она подошла поближе. Даже сидя, он все равно был выше ее, так что она смотрела на него снизу вверх.

— Ты же ничего не жуешь, правда? — спросила она.

Тони зажмурился и судорожно сглотнул.

— Нет, — ответил он.

Она продолжала на него смотреть, словно собиралась, как провинившегося школьника, поставить в угол. Потом, не отрывая от него глаз, подняла свой костыль и его кончиком столкнула распечатанную пачку жвачки с края стола в мусорную корзину.

— Вот и хорошо, — сказала она, выходя на лестницу.

Эми закатила глаза. Я пожал плечами, улыбнувшись, и последовал за сестрой Штейн, а Тони бросился копаться в мусоре.

Мы спустились обратно на первый этаж и через еще одну железную дверь попали в приемную. Там сидели секретарь и офис-менеджер; от посетителей их отделяла стойка с закаленным стеклом. На стекле красовалось предупреждение: «Оскорбления, угрозы и применение силы влекут уголовное наказание». Я тут же подумал, распространяется ли это на саму сестру Штейн.

— Это Мередит, — сказала она, указывая на секретаршу, — а это Брюс, офис-менеджер.

— Привет! Я Макс, новый доктор, — представился я.

Брюс поднял на меня глаза, но не произнес ни слова. Я уже собирался повторить, решив, что парень туговат на ухо, но он внезапно сделал глубокий вдох, приложил руку к груди и прочитал нараспев:

— Врачам не верьте: их лекарства — яд; на их счету смертей гораздо больше, чем краж на вашем.

Я недоуменно моргнул. Что следовало на это ответить?

— «Тимон Афинский», акт четвертый, сцена третья, — объявил Брюс.

— Простите?

Он потряс головой.

— Не извиняйтесь, когда слышите великого Барда! Впитывайте его мудрость как драгоценный нектар, дорогуша.

— Да не обращайте на него внимания, — бросила Мередит с другого конца кабинета, — актер погорелого театра.