Виталик медленно продвигался вперед. Он играл сам с собой. Он частенько оставался без компании, но после вчерашней отпадной вечеринки эта игра в одиночестве была по-особенному захватывающей.

На нем был респиратор, камуфляжная куртка, универсальные спортивки с карманами, набитыми гайками. Один осторожный шаг, затем — второй. Бросить гайку, внимательно проследить, как она катится по полу. Сделать еще шаг. Виталику казалось, что под сосной его ждут не кроссовки и игровые приставки, запакованные в цветную фольгу, а самые настоящие «рачьи глаза», «пустышки», «черные брызги», «гремучие салфетки». Еще немного — и он доберется до своего хабара. Как настоящий сталкер.

Новая гайка тяжело упала на паркет, а затем исчезла. На полу остался лишь шестигранный оттиск, похожий на печать.

— «Комариная плешь»… — затаив дыхание, проговорил Виталик. Не веря глазам, он швырнул вторую гайку туда же. А потом — третью, четвертую.

Все они пропали, оставив на паркете лишь следы.

— Спасибо-спасибо-спасибо! — заорал Виталик, а потом пульнул из пневматического ружья в потолок.

Было непонятно, кого он благодарил в тот самый счастливый в его жизни момент, но, словно в ответ на слова, среди коробок в фольговой упаковке забрезжил неяркий, нежный, как первый рассветный луч, свет.

Блик лег на раскрасневшееся лицо мальчишки, отразился в широко распахнутых глазах.

Прижав к груди ружье, Виталик тихо-тихо попятился из зала вон.

Глава вторая

4 января 2015 г.

Новосибирская область. Бердское шоссе

Машину обстреляли, когда Шимченко рассматривал фотографии Дианы на экране айфона, аккуратно увеличивая масштаб холеными пальцами.

Диана работала в секретариате Федерального собрания. Миниатюрная, почти мальчишеская фигурка и короткостриженые, покрашенные в рыжий цвет волосы — Диана ничем не напоминала Ангелину. И этим еще больше привлекала Шимченко.

Вот фото, где Диана в деловом костюме позирует, улыбаясь, в коридоре ФС. Вот она в пальто на ступенях Госдумы, поправляет шарф. Вот в вечернем платье за столиком в японском ресторане, держит палочками ролл. Вот в шелковом неглиже в московской квартире Шимченко, игриво смотрит в камеру телефона, откинувшись на дюжину подушек.

Филя украдкой поглядывал шефу через плечо. Он играл рыжеватыми бровями, развлекаясь тем, что представлял на месте Шимченко себя. Филя бы не слишком церемонился с этой крашеной бестией. Для начала он бы слегка придушил девицу ремнем, а потом нарисовал острием финского ножа на ее плоской груди смайлик, а дальше…

Машину словно окатило градом. Пахнуло жженой резиной, бронированные стекла затянуло серебристой паутиной трещин.

— Шеф, пригнись! — Филя схватил Шимченко за плечо и рванул вниз так, что затрещал рукав пальто. Шимченко выматерился, айфон упал на резиновый коврик.

Взвизгнули шины, дядя Миша, сидевший за рулем, торопился вывести представительский «мерс» из простреливаемой зоны. «Мерс» вилял на мокрой трассе и не слушался управления, точно раненая лошадь. Машина сопровождения — черный хаммер, следовавший за «мерседесом», — съехала на обочину. Раз-два: охрана Шимченко залегла среди сугробов, передергивая затворы «кедров» и «стечкиных».

Дядя Миша заехал за поворот, спрятав машину за стену раскидистых лиственниц.

— Все целы? — выпалил он.

Шимченко поднял телефон и смахнул грязь с экрана, закрыв заодно галерею фотографий Дианы, хотя дальше они были еще интереснее.

— Дядя Миха — красавчег! — похвалил водителя Филя. Его охватило нервозное веселье. Хотелось хохотать и причинять боль ближним.

Отставной спецназовец смотрел безумными глазами на Шимченко и Филю, из перекошенного рта дяди Миши вырывалось сиплое дыхание.

— Стареешь, — холодно заметил Шимченко.

— Виноват. — Дядя Миша поторопился отвести взгляд.

Филя распахнул дверцу — грохот выстрелов ударил по ушам, словно кто-то вывел громкость до предела, — выпрыгнул на снег. Распахнув полы пальто, выхватил одной рукой из подмышечной кобуры ПМ, а второй — мобильник. Подбежал к деревьям и прижался к ближайшему стволу, поглядывая в ту сторону, откуда, как он предполагал, обстреляли их тачку.

— Это было вместо «здравствуйте», — процедил Шимченко, обращаясь к дяде Мише. — Рады мне здесь, ничего не скажешь.

— Да что ты, Леонидыч! — Водитель смотрел на шефа из зеркала заднего вида. — Народ за тебя!

Шимченко хмыкнул и почесал телефоном бровь. Адреналин схлынул, навалился липкий страх и отупляющая усталость.

Давно такого не было. С девяносто седьмого года — не грешно и отвыкнуть. Причем не где-нибудь, а почти дома, почти во дворе: на пути из аэропорта «Толмачево», среди тайги, которую он знает как свои пять пальцев!

Под боком у Резо и «ленинских»: хороши, блин, партнеры! Какие-то фраера на их территории беспредельничают, а они — в ус не дуют.

Еще и в семье какие-то проблемы. Причем дело, судя по истерике Ангелины и оправдывающемуся бурчанию Большого, пахнет навозом. Пришлось взять недельку отпуска и вернуться в родные пенаты.

Филя подбежал к «мерседесу», возбужденно размахивая мобильником; его пистолет снова был в кобуре.

— Все, шеф! Наша взяла! — выпалил он, распахнув дверцу. — Пацаны положили двух долбодятлов мордой в снег. У наших потерь нет.

Шимченко подвинулся:

— Садись давай, машину выхолаживаешь!

Помощник уселся, обдав сенатора духом зимней тайги.

— Миша, а ну трогай помаленьку! — распорядился тогда Шимченко. — Хочу посмотреть на наших злодеев.

Водитель вырулил на шоссе, направил машину к «хаммеру» и собравшейся возле него толпе охранников.

Солнышко ярко светило сквозь разрывы в пепельных тучах, и в его лучах отчетливо было видно, как красна снежная каша на дороге. А вот и долбодятлы — Шимченко невольно подался вперед — лежат на асфальте. Над одним склонился начальник охраны Зурабов со жгутом в руках. Чуть в стороне лежали два «калаша».

Сенатор открыл дверь со своей стороны.

— Что там, Руслан? — спросил он с нарочитым спокойствием.

— Уголовники, Всеволод Леонидович, недавно откинулись, — с готовностью доложил Зурабов. — Все в наколках. Да и нарики, похоже. — Он с брезгливостью уставился на лежащего у его ног человека. Тот поднял голову и тихонько, но с глубокой скорбью завыл.

— Чего это он? — поинтересовался Шимченко презрительным тоном.

— Ранен, — просто ответил Зурабов.

— Сильно?

— Так точно, шеф. Артерию зацепило. В больничку нужно.

Шимченко вздохнул, обвел взглядом охрану: крепких ребят в одинаковых пальто поверх костюмов. Те раскраснелись после сражения, кое-кто еще не успел стряхнуть с одежды снег. Видно было, что им хочется пострелять еще, да только не в кого.

— Ты еще предложи полицию вызвать! — прошипел, не имея больше сил притворяться невозмутимым, Шимченко. — Живо избавьтесь от раненого! И чтоб ни одного следа! А этого, — он кивнул в сторону второго пленника: тот отчаянно пытался зарыться в снежную кашу с головой, — в багажник! Я сам буду с ним разговаривать!

Охрана поспешила выполнить приказ. Зураб наступил вяло сопротивлявшемуся раненому на горло, в это время два бойца достали из «хаммера» и развернули полиэтиленовый мешок для трупов: они всегда возили с собой такие на всякий случай.

Другая пара охранников подхватила второго стрелка, технично и слаженно надела на него наручники, замотала рот скотчем, а потом бросила в багажник «мерса». Филя хихикнул и постучал по заднему крылу ладонью.

Шимченко поднял взгляд. Шоссе было пустынным в обоих направлениях. Спелое солнце висело над тайгой объемным шаром. Свет был густым и каким-то неторопливым, как янтарная смола, сползающая по чешуйчатому стволу сосны. В вышине расползались, закрашивая небо в серо-стальной цвет, тучи. Ветер пах хвоей и снегом.

Сенатор вдохнул полной грудью. Смахнул навернувшуюся слезу.

Все-таки дом — есть дом. Нигде так легко не дышится, как в родном краю.

— Всеволод Леонидович, — обратился к нему Зурабов. — Я тут прикинул. Это были непрофессионалы. Они отсидели пятнашку и думали, что у нас тут все еще девяностые. Тот, кто их нанял, не рассчитывал, что эти ушлепки вас убьют. Вас хотели попугать, ну или о чем-то предупредить.

Шимченко хмуро кивнул, затем помочился на заднее колесо авто.

В багажнике ворочался пленник. Филя перебрасывал рукоять финки из ладони в ладонь, предвкушая забаву.

* * *

4 января 2015 г. (16:27)

Особняк сенатора Шимченко

Можжевельники расступились, открывая вид на сенаторские владения. Просторный, чуть всхолмленный участок покоился под потемневшим настом. Особняк — три этажа, тяжелая мансардная крыша под зеленой, слегка выгоревшей на солнце битумной черепицей — был окружен двухметровым забором. В высоких арочных окнах бликовало солнце, и с трассы казалось, будто внутри дома бушует огонь. Словно часовые, внутри закрытой территории и по другую сторону периметра возвышались корабельные сосны.

Ботанический сад РАО находился меньше чем в полукилометре от особняка. Роскошная зелень заслоняла горизонт стеной. Недалеко было и до Академгородка, где трудились мужественные исследователи Зоны Посещения. Да, Зона… в свое время они удачно вписали ее в предвыборную пиар-кампанию. Оказалось, что на многих это явление действует магнетически. Говоришь им: «Я родился там, откуда виден центр безлюдного Бердска, в детстве я играл „черными брызгами“, а в юности ходил за Периметр, чтоб произвести на девчонок впечатление, теперь я — сталкер среди бюрократов!» И за тебя отдают голос. В конце концов, может, Виталик не такой уж и дебил, если тысячи молодых людей оказалось возможно подкупить такими словами.