«Мерседес» остановился перед коваными воротами. Камера наблюдения окинула машину пустым рыбьим взором. В багажнике снова загремело и заскрипело. Створки ворот разъехались в стороны, дядя Миша крякнул и вдавил педаль газа.

И хотя возле дома мало что изменилось, Шимченко с первых секунд понял — происходит что-то неладное. Навалилось тягостное предчувствие.

На крыльце стояли Ангелина и Большой, в их позах читалось напряжение. Слуги испуганно выглядывали из застекленной веранды.

Шимченко поправил узел галстука.

— Филя, Миша. — проговорил он тихим голосом. — Злодея в подвал — в «тайную комнату», да так, чтоб ни одна пара лишних глаз не увидела.

— Сделаем. — Филя потер ладони.

— Так точно, — отозвался дядя Миша.

Сенатор открыл дверцу.

— А я пообщаюсь с семейством и подойду.

На лицах Ангелины и Большого появились нарочитые улыбки. Шимченко поднялся на крыльцо.

— Здрасте-здрасте, — поздоровался он, стараясь не раздражаться раньше времени.

— Приве-е-ет! — протянула Ангелина, подставляя мужу щеку. — Как нам тебя не хватало! Нормально добрался?

Шимченко оглянулся: машина как раз отъезжала от крыльца, вид изрешеченного борта и покрытых трещинами стекол был красноречивее любых слов. Пожалуй, лишь такой платиновой овце, как Ангелина, могло что-то показаться непонятным.

Сенатор криво усмехнулся, затем взял жену чуть пониже локтя и с силой стиснул пальцы. Ангелина побледнела.

— Что вы тут натворили? — глухо прорычал Шимченко.

Ангелина не ответила. Мотнула головой и всхлипнула.

— Всеволод Леонидович, — обратился к сенатору Большой, правда, прозвучало это вроде «Все-о Л-леыч» из-за того, что он сильно волновался. — Да ерунда какая-то, шеф! Мы сами ничего не понимаем!

Шимченко перевел взгляд на Большого.

— А где Виталик? — неожиданно спросил он. — Почему сын меня не встречает? С ним все в порядке? Если с ним что-то произошло, я вас…

— Все с ним в порядке! — заверила Ангелина, освободив руку. — Он боится, что ты будешь ругаться, потому и заперся в комнате.

— Хорош трепаться! Быстро объясняйте, в чем дело!

— Это все долбаный сталкер! — Ангелина прижала руки к груди. — Мы не виноваты!

— Та-а-ак, — протянул Шимченко. — Что еще за сталкер?

Ангелина и Большой переглянулись.

— Шеф, — браток натянуто улыбнулся. — Давайте сами вы посмотрите, а? Мы ничего не понимаем…

— Это естественно! — Шимченко повернулся к Большому. — Вы ведь идиоты. Показывайте!

На веранде прислуги не оказалось: все поспешили скрыться с глаз хозяина, оставив после себя только запах дезодоранта, чистящего средства для посуды и жареного лука.

— Ты только не волнуйся, зайка. — Ангелина погладила Шимченко по спине.

— Убери лапы и заткнись, — бросил, не оборачиваясь, сенатор. — Рот будешь открывать, когда я тебе велю.

Ангелина закатила глаза и поспешила пропустить Большого вперед, а сама поплелась в арьергарде процессии. Они миновали просторный холл, где пылал веселый огонь в камине и пахло живым дровяным духом. Вышли на лестницу, перед которой дежурил охранник в камуфляже.

— Здравствуйте, Всеволод Леонидович!

Отвечая на приветствие небрежным кивком, Шимченко подумал: «А ведь им никто не сообщал о покушении, но уже такой кипиш!»

На втором этаже, перед входом в паркетный зал, их ждал Хыча с помповым ружьем наперевес.

— Здравия желаю, шеф! — Хыча сначала вытянулся по струнке, а потом отступил к дверям в зал, перекрыв вход. — Там, это… может быть реально опасно!

— Да, шеф, — поддержал товарища Большой. — Не заходите туда, просто посмотрите.

Хыча отступил на шаг вбок. Шимченко хмыкнул и заглянул за порог, не зная даже, что и предполагать.

На окна были опущены шторы, под потолком сияла люстра. В центре зала возвышалась серебристой свечой украшенная игрушками и мишурой сосна. Под новогодним деревом лежали нераспакованные подарки. Вот это было действительно странно… Шимченко подумал, что ему вешают лапшу на уши, и что с Виталиком все-таки что-то случилось.

Лица сенатора коснулся теплый ветерок. Это был нездоровый воздух. Словно зверь дыхнул в лицо гнилью и сырым мясом.

Шимченко шагнул вперед, Большой бесцеремонно схватил его за плечо.

— Опасно, шеф, — пояснил он, краснея лицом под испепеляющим взглядом сенатора. — Там «комариная плешь».

— Чего? — не понял Шимченко.

— «Комариная плешь», — повторил Большой и осторожно переступил через порог. — Во-он! Видите?

Он указал на неопрятное красное пятно, которое выглядело так, словно кто-то вылил на паркет бутыль томатного сока. Возле пятна поблескивали металлом какие-то нашлепки.

Шимченко не сразу сообразил, что такое «комариная плешь», хотя он действительно прожил бок о бок с Зоной целую жизнь и знал множество реалий того запретного места. «Комариная плешь»? Такое мог выдумать Виталик, но никак не взрослый человек без особого воображения, каким был Большой.

Хыча шмыгнул носом и тоже выглянул за порог. По тому, как белели кости судорожно сжатых на ружье пальцев, по сосредоточенному взгляду, по полусогнутым в коленях ногам Шимченко понял, что Хыча готов драться не на жизнь, а на смерть с неведомой угрозой, которая, почему-то, должна был нагрянуть из глубины зала.

«Может, они меня разыгрывают?» — подумал Шимченко уже скорее из упрямства, а не потому, что верил в это.

— Долбаный сталкер! — прошипела снова Ангелина. — Кинул нас! Туфту впарил! Подсунул елку с аномалией!

Шимченко было трудно чем-либо удивить, но на сей раз жена поразила его безграничной глупостью.

— Вы заказали елку сталкеру? — Сенатор ожег Ангелину взглядом. — Вы в своем уме? Зачем? Тайга в двух шагах от дома!

— Пап… — всхлипнули на лестнице. — Ангелина врет, сталкер ни при чем.

— Виталька! — Шимченко жестом приказал жене и братанам убраться с дороги.

Сын сенатора стоял на ступенях, повесив нос и опустив плечи. Нервные пальцы мяли край майки цвета хаки.

— Пап, это я виноват. — Виталик шмыгнул носом. — Я устраивал тематическую сталкерскую супервечеринку, и для этого мне нужно было ну хоть что-нибудь из Зоны. Что-нибудь настоящее. Я попросил елку, и вот они, — кивок в сторону Ангелины, — ее достали. Они не виноваты, папа.

Сенатор окинул взглядом шайку-лейку.

— Ну конечно, — проворчал он. — Во всем виноват четырнадцатилетний пацан. Взрослые люди, у которых не оказалось своей головы на плечах и которые выполнили каприз малолетки слово в слово, никаким боком не виноваты.

Ангелина оскалилась.

— Да мы тут хороводы вокруг твоего мальчишки водим! — вспылила она. — Потому что некоторые не могут уделить ни часа драгоценного времени для сына!

Большой и Хыча втянули головы в плечи и отступили. Казалось, что они не прочь стать невидимыми или просочиться сквозь стены.

Шимченко прочистил горло и обратился к Ангелине:

— Еще раз повысишь голос в моем присутствии, отправлю тебя туда, откуда взял. Зимой в деревне хорошо: работы в поле нет.

Ангелина бросила пару негодующих взглядов в сторону мужа и Виталика, потом опустила голову.

— Друзья мои, — проговорил тогда Шимченко. — В моем доме — незаконно вынесенный из Зоны Посещения объект. Поскольку он опасен, то это — до восьми лет с конфискацией. — Он наклонился к Ангелине: — Сколько человек знает об этом?

Большой, Хыча и Ангелина переглянулись. Шимченко с присвистом втянул воздух сквозь зубы. Большой сделал шаг вперед.

— Не больше десяти человек, вместе с нами и с Виталиком, — сказал он. — Когда мы узнали, что тут такие пироги, то сразу закрыли зал якобы на ремонт и сняли с него наблюдение.

— А как вы узнали об аномалии?

Большой вздохнул и с явной неохотой вынул мобильник. Потыкал толстым пальцем в экран, затем передал телефон Шимченко.

На экране была черно-белая картинка — запись камеры наблюдения. Сенатор увидел пустой зал и сосну, потом на паркет легла длинная тень. Под камерой прошла женщина в длинном платье.

— Она решила убрать разбросанные Виталиком гайки, — прокомментировал Большой.

Шимченко прищурился. Фигурка задержалась перед сосной. А затем — сенатору показалось, что он видит какой-то голливудский спецэффект, — смялась, словно была не человеком из плоти и крови, а муляжом из папье-маше, полностью исчезнув из вида. Шимченко вспомнил лужу засохшего «томатного сока» на паркете и почувствовал ярость.

— Это была наша горничная? — спросил он сквозь зубы. — Это была Мила Скленарж, которую я выписал из Праги?

— Так точно… — просопел Большой.

Шимченко запустил мобильником в стену. Во все стороны брызнули обломки. Хыча и Большой отпрянули, Ангелина взвизгнула и закрыла лицо ладонями.

— У Милы — муж и двое детей! — зло проговорил Шимченко, хрустя суставами пальцев. — Вы представляете, сколько будет стоить их молчание? Вы что, думаете, мне бабки с неба сыплются? Думаете, что вам все можно, если вы — мои люди? Если это так, то вы ошибаетесь. И за вот эту подставу, — он указал на сосну, — вы ответите!

Он уже представлял заголовки газет и сетевых информационных агентств. Сенатор из Зоны Посещения… Определенно, в этом была ирония судьбы. Предвыборная пиар-компания обернулась неприглядной реальностью, нашла его в стенах собственного дома и вышла боком. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо. Не стоило заигрывать с темной, нечеловеческой силой; Зона, быть может, и помогла ему заполучить портфель сенатора, однако расплата воспоследовала.