Филя вытер лезвие «финки» о джемпер покойника. Поднял нож к свету и придирчиво осмотрел сталь. Шимченко со скрипом потер щетинистый подбородок.

— Ну что? — спросил помощник сенатора. — На вас лица нет.

Шимченко поднял взгляд на Филю. У сенатора были красные, как с похмелья, глаза.

— Слушай, почему все называют «самолеты судного дня» стоимостью в полмиллиарда с гаком баксов — птичками? — спросил он, фотографируя айфоном Филю рядом с трупом — для пополнения коллекции компроматов и просто на всякий случай. Филя, зная о «тараканах» начальника, взял покойника за уши, развернул его лицом к камере, затем широко улыбнулся сам.

— Наверное, чтобы не накаркать, — сказал он, не прекращая улыбаться. — В лесу волка волком не называют.

Помещение озарила вспышка, выбелив лица Фили и мертвого киллера, кроме того — выхватив из темноты сейф в дальней стене.

Сенатор, кряхтя, поднялся. Стараясь не испачкать ботинки, перешагнул собравшиеся на линолеуме кровавые лужицы.

— А что со жмуром? — поинтересовался Филя. — Как куриный окорочок — в упаковку, а потом — в лесок?

Шимченко выстучал на сенсорной консоли код, пуленепробиваемая панель, огораживающая сейф, поползла под гул электромоторов в сторону.

— Да, в упаковку, а потом — в «комариную плешь», хочу посмотреть, как аномалия работает, — сказал сенатор, проходя вглубь помещения. — Только так, чтоб Виталька не просек.

Еще одна консоль с кнопками — и дверца сейфа отворилась. Отчетливо запахло лежалыми бумагами.

— Леонидович… — Филя замялся. — Что-то боязно мне туда соваться. Аномалия все-таки… Хрен его знает, как она расползлась.

— А тебе и не придется, ты — слишком ценный кадр. — Шимченко вынул из телефона SD-карту, положил в пластиковый контейнер, затем пристроил в сейф рядом с такими же. Кроме карт памяти в сейфе имелись флешки разных форм и размеров, компакт-диски, архаичные дискеты, а также несколько картонных папок, завязанных тесемками. — Здесь есть кого нагрузить. Скажи Большому и Хыче, пусть спускаются. Ну а ты… — Шимченко запер сейф. — Приберегу тебя на потом.

Филя хохотнул и потянулся к телефону, чтобы обрадовать Большого.

Со стороны это выглядело комично. По крайней мере Филя посмеивался, отрезая «финкой» от яблока аккуратные дольки и отправляя их в рот. Он стоял в дверях Паркетного зала рядом с сенатором. Шимченко снимал происходящее на камеру айфона.

Большому и Хыче было не до смеха. Картонная коробка, которую приходилось тащить вдвоем, обрывала тяжестью руки. И шли они так, словно паркет, такой дорогой и красивый, жег ноги.

Кстати, выглядел пол будто его только-только вымыли и навощили. Ни грязи, ни пыли. Эта странность сама по себе заставляла покрываться гусиной кожей от страха. А еще было кровавое пятно прямо по курсу и блеск утопленных в паркет гаек.

В ветвях сосны что-то зашуршало. Шедший впереди Хыча остановился и матюгнулся, Большой едва не выронил свой край. Огромный похожий на Юпитер шар соскользнул с лапы и вдребезги разбился об пол.

— Пацаны, хорош! — Филя взмахнул «финкой», точно дирижерской палочкой.

— Поставьте его на попа! — распорядился Шимченко, не отрывая взгляд от экрана телефона.

— Командуют… — пожаловался Хыча так, чтоб это услышал только Большой.

Они установили коробку вертикально и отошли в разные стороны.

— Теперь толкаем! — продолжил режиссировать действо Шимченко.

Коробка лениво наклонилась вперед, стоило Большому ткнуть в нее пальцем. И в следующий миг картонный ящик рухнул на паркет всем весом, плющась и сминаясь под действием невидимой силы. Край коробки оказался вне поля действия аномалии, картон расползся, из-под него ударила струя кровавой жижи, окатив Большого с ног до головы. Большой по-бабьи охнул и громко испортил воздух.

Филя и Хыча заржали, сенатор тоже зафыркал, плюясь в экран телефона.

В ветвях сосны что-то защелкало. Одна из шишек вдруг раскрылась и выстрелила в воздух охряным облаком спор. Братки молча кинулись к выходу, в несколько скачков пересекли зал. Филя захлопнул за ними дверь и, выронив яблоко, прижался спиной к створкам.

Сенатор опустил телефон. На его лице какой-то миг отчетливо читалось сомнение, затем решение было принято:

— А найдите-ка мне этого самого сталкера.

* * *

5 января 2015 г.

Искитим


Когда Садовников пришел в «Радиант», Кот уже был там, он даже успел осушить кружку пива. Садовников показал Парфюмеру, снующему за барной стойкой, два пальца, затем, цокая тростью по полу, направился к сталкеру.

— Знаешь что, Костыль… — протянул Кот, после того как они обменялись рукопожатием. — Я тут подумал: ничего ты мне не должен, проехали. У меня просто пруха была фантастическая, а ты оказался не в то время и не в том месте.

— Спокуха, приятель! — ухмыльнулся Садовников. — Карточный долг — дело святое. Если я съеду с темы, кто же со мной тогда сядет играть? Нет-нет, я тут тебе принес литературку… — Он вынул из пакета книгу и протянул ее Коту.

— Опять о Зоне. — Кот без энтузиазма взял книжонку, полистал. На столешницу вывалилась зеленая купюра и еще несколько выглянули, словно закладки. — Хоть бы один роман реальный сталкер написал, чтоб было жизненно!

— Да кто же позволит написать такое реальному сталкеру? — Садовников внимательно посмотрел на приятеля. — Его же свои и кончат, ибо палево. Кому захочется, чтоб такой романчик к делу приобщили?

— Да, палево… — уныло согласился Кот. — Ладно, Костыль. — Он положил книгу в рюкзак. — Верну, когда осилю. Спасибо. Ты — правильный черт, всем бы быть такими. И да — с меня пиво.

— Согласен! — Садовников потер ладони. — Где этот старый простатник Парфюмер?

— Добрый вечер, Геннадий Алексеевич, — учтиво поздоровался Парфюмер, появляясь из облака табачного дыма с двумя запотевшими кружками. — Вы никак пенсию получили?

Садовников хитро прищурился, догадываясь, о чем они, Кот и барыга, подумали. Дескать, Костыль побывал в Зоне, раздобыл действующий хабар и загнал его на стороне. Само собой, это не возбранялось, но Парфюмер не любил, чтобы «его» сталкеры прокручивали дела с левыми перекупщиками, тем более — сейчас, когда Зона скупа, как старуха-процентщица. Но Садовников был обижен на Парфюмера и отчет перед ним держать не собирался.

— И пенсию получил, — легко согласился он, — и талоны на сахар. Вот, держите на чай… — В карман на переднике бармена опустился конверт.

Парфюмер озадаченно хмыкнул, поблагодарил кивком и отвалил за стойку.

— Нашел рыбное место? — лукаво спросил Кот.

— Ты не поверишь. — Садовников понизил голос: с одной стороны, его распирало желание рассказать о недавнем приключении, но с другой — он знал, что болтуны в их городе долго не живут. — Такое нарочно не придумать! Но… — Сталкер сделал загадочное лицо и прижал палец к губам.

— Ага, — сказал Кот и пригубил пиво.

Садовников и сейчас догадался, о чем думает приятель. Мол, связался с бандюганами, подработал проводником, помог вынести за Периметр партию убийственной дури. Естественно, таким «подвигом» никто хвастаться не станет.

— Никакого криминала! — снова усмехнулся Садовников, сейчас, когда страхи подзабылись, он ощущал прилив самодовольства. Было здорово мнить себя героем, сидя за кружкой пива в компании товарища.

Подошел Парфюмер, протер стол кислой тряпкой, заменил пепельницу.

Кружки столкнулись с льдистым звоном. В этот момент в голове Садовникова проскрипел мерзкий голосок: «Хабардал… хабардал…»

— Одно меня беспокоит, Кот, — признался он, смахнув с губ пену. — Встретилась мне неведома зверушка…

— Шатун? — живо поинтересовался Кот.

— Я же говорю — неведома. — Садовников закурил. — Небольших размеров, головастая. Все про какой-то хабар бормотала.

— На фольклор смахивает. — Кот прополоскал пивом зубы. — Часом не заливаешь, Костыль?

— Может, поспрашиваешь у своих академиков? — подмигнул Садовников. — А то вдруг я открытие сделал.

— Ну здрасте… — Кот поморщился: — Разуваев — не фраер, он все видит. Сразу на карандаш возьмет. Откуда б у меня могли появиться такие сведения?

— И то верно, — вздохнул Садовников.

— Не тужи, Костыль. Бог не выдаст, свинья не съест! Будет масть — помогу тебе, — пообещал Кот и одним махом допил оставшееся в кружке пиво.

После выплаты всех долгов от бандитского гонорара остался шиш на постном масле. Шиша хватило на букет из трех тюльпанов и коробку конфет «Ассорти». Оксанка все еще дулась за ту ночную вылазку. А может, не только за ту, но и за что-то еще. Мало ли — Садовников знал, что идеальным мужем его не назовешь.

Он нес букет, пряча его под бортом бушлата, чтобы цветы не померзли на морозе и чтобы рыбы не засмеяли. А то пойдет молва: Костыль, дескать, подкаблучник. Город Искитим был суров, а частный сектор, в котором жил Садовников, — еще суровее. В этом рассаднике родился, вырос и заработал первую ходку в казенный дом Штырь. Тут же под забором кооператива «Сибирьсемянторг» когда-то нюхал клей двоюродный братец Садовникова — ныне сталкер по прозвищу Нюх, перешедший на службу к «мичуринским». Здесь был дачный участок Шамана, на котором тот, поговаривают, выращивал галлюциногенные грибы.