Пожив здесь, он частично избавился от наивно-восторженных шор (как и всякое государство, это имело и недостатки, и уродливые стороны), но не перестал любить Прагу любовью пылкого мальчишки. Он и родился двадцать восьмого сентября — в День чешской государственности. Такое вот пророческое совпадение.

Маринка предпочитала морской отдых: валяться на пляжах, а не карабкаться по холмам с навьюченными рюкзаками. Она ныла, натерев мозоль, а Корней злился. Уже тогда холодок пробежал между ними; он заглядывал в глаза Маринки, прикрытые солнцезащитными очками, только для того, чтобы увидеть свое отражение в стеклах.

Поездка должна была укрепить разболтавшиеся отношения. Они продержались еще год, готовились к свадьбе, ругались, мирились. Разбрелись, как пресловутые корабли. Маринка вышла замуж за коллегу. Корней эмигрировал, реализовал мечту.

Жизнь продолжалась.

В офисе пахло свежим кофе.

Коля Соловьев поедал картошку-фри.

— Здоровый завтрак, шеф?

Соловьев заурчал, похлопал себя по выпирающему животу.

Они познакомились в Днепре пару лет назад. Колина жена Алиса обучала Корнея азам чешского языка. Милая интеллигентная семья, поклонники джаза и классической литературы. Очаровательная дочурка-дошкольница. Соловьевы вскоре переехали за границу, на историческую родину Алисы, но поддерживали с Корнеем связь по вайберу. Пройдя через все круги бюрократической волокиты, Коля открыл в Праге издательство. И сразу предложил Корнею вакансию. А тот сразу согласился.

И как теперь не верить в судьбу?

Соловьев смахнул крошки с бороды, которую отрастил, войдя в возраст Христа.

— Угощайся.

— Спасибо.

Корней выудил из коробки картофельную соломку.

Офис купался в солнечных лучах. Молодое издательство состояло из двух работников. Соловьева и Туранцева.

Бóльшую часть комнаты занимал полупромышленный принтер, способный печатать что угодно, от наклеек и визиток до книг. В его тени расположились ламинатор, переплетчик, скобосшиватель. И смахивающий на футуристическую гильотину польский резак. Корней (его профессия официально называлась grafik) в совершенстве владел программами вроде Corel Draw и Adobe Photoshop, но пользоваться типографической техникой учился с нуля.

— Ну и ночка у меня сегодня была, — сказал Соловьев. — Малая кричала во сне, перепугала нас. Потом кошмары до утра мучили. Ты снился, кстати.

— О, это действительно кошмар.

— Кошмар — что я тебя убил во сне.

— Убил? Как? За что?

— За что — неведомо. А «как» — самое интересное. Я твою голову засунул под это лезвие.

— Мило. — Корней взглянул на резак, чей нож без труда кромсал пятьсот листов ксероксной бумаги за раз. — Знаешь, — сказал он, — некоторые племена Амазонки ставят знак равенства между сном и бодрствованием. Если им приснилось, например, что сосед украл у них свинью, они могут потребовать возместить ущерб в реальности.

— Существуй мы по таким правилам, мои сны привели бы нас с Алисой к разводу.

Корней улыбнулся, усаживаясь за компьютер.

— Тебе правда-правда не снятся сны? — спросил Соловьев.

— Крест даю.

С отрочества Корней думал, каково это — видеть в своей голове картинки. Летать, как птаха, разговаривать с мертвыми, даже трахаться. Он представлял, что, заснув, люди попадают в кинотеатр и следят за разворачивающимся на экранах фильмом. Конечно, он иногда завидовал человечеству, награжденному ночными грезами. Его сон был семичасовым беспамятством. Зато он был уверен, что не встретит субъектов из прошлого и во сне.

— Может, ты просто забываешь? — предположил Соловьев. — Сны снятся всем, включая слепых от рождения. Они снятся мышам и голубям!

— Рад за вас. Но мои ночи чисты от непрошеных образов. Я хочу отдыхать, а не галлюцинировать. Вчера на Надражи Вршовице какой-то наркоман терся лицом об асфальт. Само собой, он бы приснился мне, — Корней щелкнул пальцами, — не будь мой мозг защищен от мусора.

— Терся об асфальт?.. — заморгал Соловьев.

— Да, — помрачнел Корней, — разодрал себе губы в мясо. Я вызвал скорую.

— Полнолуние.

— Оно самое.

Соловьев погрузился в раздумья и через минуту сказал:

— Зря ты так. Про сны. Менделеев придумал во сне периодическую таблицу.

— Адвокат Морфея! — хмыкнул Корней.

— Да-да. Нильс Бор — модель атома, Роберт Луис Стивенсон — сюжет «Странной истории доктора Джекила». Кекум увидел структурную формулу бензола, а Бетховен с Вагнером сочиняли мелодии. Я про все это читал. Но я не Менделеев и не Вагнер. Моя задача… Кстати, какая у меня задача?

— Флаеры для клуба.

— Обожаю флаеры!

Корней запустил программу и занялся разработкой макета.

2.3

Парикмахерская находилась в полуподвальном помещении, и сквозь открытые двери девушки обозревали только ноги марширующих по тротуару прохожих.

Вентилятор загребал лопастями воздух. Радио транслировало хиты из постсоветских девяностых.

Желающих постричься в это солнечное августовское утро было мало. А срок оплаты аренды неумолимо приближался.

«Будем бомжевать… — вздохнула Оксана. — Просить милостыню на Вацлавской площади».

Василиса оседлала стол, чиркала наманикюренным ногтем по экрану смартфона. Улыбалась загадочно.

«Мне бы твою беззаботность!» — позавидовала Оксана.

— Ксю, — окликнула Василиса, — а твой Прохор один живет?

— Не Прохор, а Корней, — поправила Оксана, — и с какой стати он мой?

— Ксю… — Василиса накрутила локон на пальчик, — а давай ты сегодня у него переночуешь?

— Что? — Оксана уставилась на подругу. — Ты сдурела?

— А что такого? — Василиса невинно захлопала ресницами. — Это нужно мне, это нужно ему, и, главное, это нужно тебе! Ты же ржавеешь без нормального мужчины!

«Что ты знаешь о нормальных мужчинах?!» — мысленно вспыхнула Оксана, но одернула себя. Сама-то «нормальных» встречала разве что в мелодрамах.

— Даже не начинай.

— Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

— Не выдумывай! Я видела его три раза в жизни!

— Целых три раза! — Василиса театрально завалилась на столешницу. — Боже, да вам пора съезжаться.

Но Оксане было не до шуток.

— Ты не можешь выгонять меня из дому.

— Я и не выгоняю. Я прошу. Одна-единственная ночь.

Василиса крутила роман с женатым чехом, бизнесменом. Они занимались сексом в его джипе на парковке. Чех вызывал у Оксаны омерзение.

— Забудь! — отрезала Оксана, сердито перебирая спиральки бигуди. — Я буду спать в своей постели. Снимите гостиничный номер. У твоего Петра достаточно денег.

— Да хрен там… — фыркнула Василиса обреченно. — Жена его поприжала. Контролирует расходы.

— Ничем не могу помочь. У меня тоже есть принципы.

— Ну курочка моя… — Василиса — кошка с огромными просящими глазками — спрыгнула на пол, направилась к Оксане. — Ты обиделась, что ли?

Оксана резко повернулась и прыснула в подругу струей воды из распылителя.

— Ах ты! — Василиса схватила длинную кисть для окрашивания волос и, орудуя ею как шпагой, перешла в наступление. Оксана, смеясь, загородилась головой манекена.

— Мир? — спросила промокшая Василиса через минуту.

— Мир, — согласилась Оксана. Она не умела долго сердиться.

— Но тебе действительно нужен мужчина, — заявила Василиса.

— Ты опять?!

— Честно-честно. Ты разговариваешь во сне.

— Разговариваю?

— Стонешь. Ох, ох, о, я… — Василиса изобразила неприличный жест.

Оксана зарделась. Может, подруга права? Может, ей пора завести отношения и Корней — подходящий кандидат? Высокий, симпатичный, с густой каштановой шевелюрой, как ей нравится.

Они познакомились недавно. Довольно комично: Оксана, только-только переехавшая в Прагу, решила покрасоваться, напялила высокие каблуки. Выяснилось, что передвигаться по брусчатке на шпильках — то еще удовольствие. Вот эту раскоряченную цаплю-Оксану и приметил прохожий шатен.

— Вам помочь?

Оксана попыталась возмутиться, отшить парня, но каблук угодил в ямку между чертовых булыжников, и она, пошатнувшись, чудом удержала равновесие. Хвала небесам, она не отошла далеко от дома.

— Ладно, — сдалась Оксана и взяла шатена под локоть. — Вон тот подъезд.

— Живете здесь?

— Вам-то что?

— Простите… — Парень замолчал.

«Ну что я за хамка!» — устыдилась Оксана.

— Это вы простите. Да, снимаю квартиру с подругой.

— Хороший район. Я живу у вокзала, в пятнадцати минутах ходьбы.

— Как вы узнали, что я говорю по-русски?

— Пражанки предпочитают плоскую подошву. Каблуки, вы уж извините, выдают соотечественниц.

— Господи, как мне стыдно…

— Что вы. Ерунда.

Он транспортировал ее к подъезду.

— Откуда вы? — спросила Оксана.

— Днепропетровск. А вы?

— Харьков.

Он поднял руку ладонью к Оксане, и она дала ему «пять».

— Ще не вмэрла. Я — Корней.

Необычное имя было к лицу шатену. Оксану очаровала его приветливая улыбка.

— Оксана.

Она нащупала в сумочке визитку, вручила Корнею.

— Понадобится стрижка — я работаю в парикмахерской на соседней улице.

— Понадобится, — сказал Корней.

— Тогда пока.

Он заглянул через неделю. Доверил ее ножницам шелковистые и мягкие волосы. Он работал в издательстве, отлично владел чешским. А Оксана, как ни штудировала книги, знала язык на уровне профессиональных терминов и диалогов с кассиром.