— Ну так что? — снова нетерпеливо спросил Глеб. — Согласен?

Теперь они с Богданом смотрели на меня со странной смесью раздражения и надежды. Как будто других вариантов у них не имелось. А может, так оно и было — если до меня они собрали отказы от других писателей, попадающих под критерий идеальности Заплетина-младшего, пока его батюшка не вспомнил о моем векселе.

Первым импульсом было все же послать шарлатана и богатенького оболтуса куда подальше, желательно — в ближайшую библиотеку, после чего объяснить Ивану Иванычу, что в данном проекте отпрыску поможет разве что хороший доктор. Но я отбросил эту мысль, поскольку ей на смену пришла другая, намного более интересная.

«А не написать ли мне про это книгу?»

Я представил нечто вроде аннотации:

Писатель-байкер Максим Привезенцев и маг-экстрасенс БогДан POPoff отправляются в путешествие по памятным европейским местам великих русских писателей, чтобы в ходе общения с духами покойных классиков восстановить утерянный 100 лет назад литературный код, способный превратить в известного автора последнего графомана.

Кроме того, продолжил размышлять я, если мы с Глебом сейчас ударим по рукам, это позволит мне закрыть долг перед Иван Иванычем, что уже само по себе неплохо.

Ну и, конечно, есть шанс развлечься.

Попросив у официантки ручку, я начал писать на салфетке цифру. С каждым очередным нулем пафос Глеба все больше смещался в сторону растерянности. Когда же в конце появился значок евро, будущий властелин литературного кода и опытный маг в недоумении уставились друг на друга, словно рак прямо сейчас обнаружили у них обоих. Выдержав паузу, чтобы литературные теоретики осмыслили «число идеального писателя», я с серьезным выражением лица сказал:

— Предлагаю пари.

Глеб выгнул бровь.

— Я в деле, но готов спорить, что этот литературный код не поможет написать шедевр и прославиться. Поэтому, если в течение года после нашего путешествия по европейским местам русских классиков ты не станешь знаменитым писателем, написавшим мировой бестселлер, ты платишь эту цифру. Если все будет как ты задумал — ты мне ничего не должен. Ну, кроме расходов на дорогу.

Глебу потребовалось около минуты, чтобы прийти в себя и уложить в голове, что цифра хоть и большая, но оказалась не счетом к моментальной оплате. Затем отпрыск Ивана Иваныча расплылся в самодовольной улыбке:

— Считай, что ты уже проиграл, Макс.

— Тогда, думаю, твои юристы без труда составят договор.

— Без проблем. Через два дня все будет готово.

Богдан наблюдал за нами, задумчиво почесывая растрепанную бороду.

Наверное, тоже размышлял о том, что это лето и правда будет жарче, чем в Эмиратах.

Глава 1

Москва. Булгаков. Первый сеанс Богдана

2023 г.

Наша беседа с Глебом Заплетиным и его магическим референтом Богданом Popoff’ым в сигарном клубе о судьбах русской литературы оказалась не только нелепой, но и по-своему полезной, пробудив мое любопытство. Сколь бы странной и бредовой ни казалась мне идея существования универсального литературного кода, я понимал, что, раз уж вписался в историю, хлебать ее нужно полной ложкой.

Любая ложь основана на правде. И чем этой правды больше, тем легче продать любую ложь.

Поэтому я решил посмотреть на историю русской литературы под другим углом — попробовать найти тот момент, когда миф о коде вообще мог возникнуть. Это, конечно, были не «Протоколы собраний Сионских мудрецов», где известна первая дата публикации «фейка». С кодом всё обстояло загадочней, но, как говорится, не спросишь — не получишь ответа. Благо спрашивать сегодня есть у кого.

Если раньше человек шел за знаниями в библиотеку и часами корпел там над книгами, то в наше время есть решение проще — нейросеть. Пусть создавать художественный текст она пока не научилась, — кто, как не она, властительница терабайтов знаний, сможет быстро и объемно ответить на любой, самый сложный вопрос?

Однако то ли я намудрил с запросом, то ли тема была погранична с творчеством, уронившим искусственный интеллект в искусственную кому, но нейросеть BING, получив запрос: «Когда мог зародиться литературный код в России», сначала внезапно отправила меня к «Лукоморью» Пушкина. И только когда я отдельно уточнил, что меня интересует не «кот», а «код», нейросеть обратилась прямиком к истокам русского языка.

«Русская литература являла собой ответвление греческого ствола письменности. В X веке первая завязь вместе с православием попала из Константинополя в Россию — в виде переводов Святого Писания и литургий для популяризации византийского православия.

Письменный язык древней Руси, известный как церковнославянский, был основан на болгарском диалекте и был в обиходе не только у русских, но и у румын, и у южных славян. До ранга литературного славянский язык был доведен усилиями Кирилла и Мефодия (через глаголицу к кириллице) и впитал в себя многое от греческого языка. По сути, церковнославянский изначально был искусственно создан для одной цели — перевода церковных книг с более развитого, греческого.

К XIV веку усилиями сербских и болгарских переписчиков сформировался письменный язык Московской Руси — это была форма церковнославянского языка, каковым наиболее адекватно греческому были изложены Святое Писание и литургии.

При этом русские князья развивали иные формы письменного языка, приближенные к разговорным языкам в данной местности. К концу XV века официальным языком империи (русским) стал язык Московского Приказа, и он уже отличался от литературного (письменного) настолько, насколько это только было возможно. Но для литературных целей русский язык не использовался: первый опыт применения был зафиксирован лишь во второй половине XVII века — протопопом Аввакумом.

Причина тому, на взгляд известного литературоведа Святополка-Мирского, была достаточно прозаична: писательство в Древней Руси не признавалось видом деятельности. Фактически писателей и не существовало, были лишь так называемые «книжники». Чтение при этом считалось почетным занятием, но читали в основном священные книги и поучительные богословские сборники, писать новые, тем более — художественные, книги не было нужды.

В Средневековье, как и на Западе, так и в России, в фаворе было переписывание существующих книг монахами (как наиболее образованными, владеющими письменностью людьми).

Отчасти поэтому книгопечатание добралось до России поздно — первая книга была напечатана в Москве только в 1564 году. Следующие десятилетия по причине нехватки печатников и дороговизны книгопечатания издавали только самые важные книги — Библию, литургии, уставы. Лишь при Екатерине доля рукописных книг стала снижаться…»

Судя по ответу нейросети, литературный код следовало искать в Библии — ведь именно ее тиражировали с древних времен и продолжают делать это по сей день. И дело не только в отсутствии конкурентов. Библия сильна именно как литературное произведение: в ней мастерски рассказаны истории на любой вкус и цвет, и все последующие сюжеты, которые мы рассказываем до сих пор, так или иначе опираются на изложенное в Библии, но приобретают оттенок времени и места, в которых обитают их авторы.

Но такой ответ вряд ли устроил бы Глеба, который грезил обрести некий универсальный трафарет и для этого готов был отправить в тур по Европе меня и своего магического консультанта. Извлекать уроки из книг, вероятно, казалось для Заплетина-младшего чем-то долгим, утомительным и скучным.

Спустя неделю после того, как договор с Глебом был подписан, Богдан пригласил меня на «пробный сеанс литературной магии», как он с усмешкой назвал его по телефону. С парочкой кодо-искателей мы встретились на той же парковке, возле дома Булгакова на Патриарших, но теперь для визита не в сигарный клуб, а в квартиру-музей прославленного писателя.

— С метафизической точки зрения сегодня крайне подходящий день, чтобы провести наш первый спиритический сеанс, — важно сообщил Богдан, когда я, припарковав байк рядом с их джипом, подошел к магу с Глебом.

— Здесь? — удивился я.

Богдан радостно кивнул. За его спиной чернел огромный рюкзак, который бугрился от лежащего внутри содержимого — вероятно, оккультного.

Я успел очень живо представить, как мы нагло врываемся в музей, запираемся изнутри в кабинете Михаила Афанасьевича и, пока Глеб держит дверь, не пуская внутрь охрану, вдвоем с Богданом проводим сеанс связи с загробным миром.

К счастью или к сожалению, экстрасенс тут же пояснил:

— Здесь у меня клиент мой бывший проживает, Жорик. Я ему помог в свое время очень сильно — за процент поставлял потусторонний инсайд от общения с американскими духами из ФРС и Комиссии по ценным бумагам и биржам, для составления прогнозов торговли ценными бумажками. Так что Жорик, как только я ему набрал, сразу вызвался сам всё устроить.

— Ну что, тогда веди? — нетерпеливо спросил Глеб и выжидающе посмотрел на экстрасенса.

Чувствуя себя королем положения, маг Popoff важной походкой подошел к массивной двери подъезда и, набрав номер квартиры на домофоне, нажал на кнопку вызова.