— Юра, я уже в форме. Может пора выдвигаться на исходную?

— Пора забор тебе починить, а то слушать больно. Думал уже? Беленькие или желтенькие будут?

— Не думал. А какие меньше выделяться будут?

— Один хрен будут. Лет через сорок сменишь и перестанут.

Егор безразлично пожал плечами.

— А по поводу отъезда — повременим пока. Ты, как оказалось, очень ценный кадр. Я б даже сказал: бесценный. Поляк такую цену тогда заломил — еле рассчитались. Держи, кстати, на память. Она выудила из саквояжа довольно крупный зелёный камешек и протянула ему. Ну, совсем без штанов мы, конечно, не остались. Снаряга, так та вообще в копейки обошлась. Но нам много денег понадобится на начальном этапе. Одной провизией запастись да медикаментами.

Егор повертел в руках камушек.

— Изумруд? Откуда?

— Да когда тебя приняли, я понял, что мне без помощи не обойтись. Инфа из их крытки нужна была, че да как… К Поляку обратился. Тот сперва в отказ пошёл, но я его уломал. Пришлось одного ювелира бесплатно сработать. Я, конечно, отщипнул чутка на память, но это так слезки… Зато точно знал, где ты, а главное, когда и по какой дороге тебя этапировать будут. Правда, думал, дольше тебе париться придётся. Дошла твоя малява. Быстро тебя к летунам поволокли. Небось, даже спецборт какой прислали. Тебя в камере, как родного, встретили?

Егор понял, что без Поляка и тут не обошлось. Вернул камушек.

— Благодарю. Пусть у тебя будет. Куда мне его…

— Ну, лады, — на секунду она задумалась, а потом сказала, — Вацлав с нами хочет. Ты не против?

Егор пожал плечами. Кто б сомневался. Он же ей в рот заглядывает и пылинки сдувает.

— Ты ему рассказал?

— Нет, конечно. Ну, то есть сказал, что война будет, и мы воевать начнем, а что до всего остального, то нет.

— Ты б ему объяснил, чтоб он надежд не питал. Влюбился ж пацан, сразу видно.

— Да говорили мы, но он всё равно надеется… Может, сказать, что я лесбиянка? Так это не в ходу сейчас вроде, да и слов таких, поди, не знают ещё, — она сокрушенно покачала головой, — Ладно, разгребём как-нибудь по ходу.

Москва.

Нарком внутренних дел шел на доклад очень неохотно. Докладывать о промахах никому не хочется, но промолчать тоже нельзя. Хозяину наверняка уже донесли о Львовской неудаче. Если б знать заранее… Но каковы наглецы! Он обязательно их разыщет. Это уже вопрос престижа.

Поскребышев кивнул на дверь.

— Проходите, товарищ Берия.

Берия вошел и замер у стола.

— Садись, Лаврентий. Че встал?

Берия сел и, развернув папку, сказал:

— Задержанный во Львове подросток, на допросе показал, что обладает сведениями, касающимися данного послания. Личность не установлена. Я приказал доставить его в Москву, но по дороге на аэродром, на конвой было совершено нападение, и он бежал. По предварительным данным нападавший был один. Он прострелил колесо автозака и нейтрализовал сопровождавших. Им были применены самодельные резиновые пули. Звуков выстрелов никто не слышал. Проводится следствие. Приняты меры к поиску сбежавшего и его сообщника.

Сталин недовольно поморщился и передразнил:

— Следствие. Меры. За что его задержали?

— Переодевшись в форму постового, совершил нападение на отделение милиции и освободил из-под стражи, задержанную накануне девушку. Тоже подростка. Никто из сотрудников не пострадал.

— Это как? Целое отделение — и никто не пострадал? Они что, её просто так отпустили?

— Он ложными сообщениями по телефону отправил почти всех сотрудников из отделения, а затем оглушил дежурного и завладел его оружием и удостоверением. Постовой и дежурный задержаны и находятся под следствием.

Нарком вынул из папки два листа бумаги и передал их Сталину.

— Составлено по описанию людей, входивших с ними в контакт.

Сталин с минуту молча рассматривал два портрета, выполненных простым карандашом, а затем подытожил:

— Обосрались, значит, твои люди, Лаврентий. С детьми не справились.

Берия собрался было возразить, но Сталин продолжил:

— Знаю, что не просто дети. Молодцы они. Не бросают друг друга, — он сделал паузу, — И не враги. Никого ведь не убили. Так тоже уметь надо… Что по остальному?

— Проведена проверка в Радиевом и Харьковском физико-техническом институте. Утечка маловероятна. Месторождение урана в Калмыкии обнаружено. Именно там, где указано. Очень точно указано. Специалисты там ещё работают, но, по предварительной оценке, очень крупное месторождение. Сведений из Якутии и Курганской области пока нет.

— Я думаю, алмазы тоже найдут. Это не провокация, Лаврентий. Я консультировался с товарищами, и есть мнение, что предложенная схема бомбы перспективнее, чем наш проект. Очень интересная идея.

— Согласен, товарищ Сталин.

— Нарком авиации и нарком среднего машиностроения тоже подтвердили их данные. Найди их, Лаврентий, и поскорее найди. Они по ордену уже заслужили.

Дверь кабинета отворилась бесшумно, и на пороге возник Поскребышев с пакетом в руках.

— Товарищ Сталин. Вы сказали, срочно. Сегодня получено.

— Иди, Лаврентий Павлович. Работай, — Сталин кивнул Поскребышеву, и пакет оказался на столе.

Сталин осмотрел его. В точности, как и первый. Может, чуть более толстый.

Было очень интересно, что там на этот раз прислали. Но он не спеша набил трубку, изувечив пару папирос из лежащей тут же пачки, закурил и, сделав пару затяжек, извлек пачку листов, исписанных уже знакомым красивым почерком.

Львов.

Лев Самуилович был пожилым человеком и привык ложиться рано. Его жена Зогара приболела и уже давно спала. Он решил не будить её. По старой привычке осмотрел запоры на дверях. И устроился на диване в мастерской. Он часто так делал, когда засиживался допоздна. Засыпая, вспомнил всех своих детей и многочисленных внуков. Пожелал им крепкого здоровья и спокойной благополучной жизни. Дети давно жили отдельно, и старики коротали свой век в одиночестве. Прочитав про себя короткую молитву, Лев Самуилович быстро уснул.

Проснулся он оттого, что кто-то осторожно тряс его плече. Сначала он, не разглядев в темноте, решил было, что это Зогара, но потом увидел маску на лице и понял, что в его дом пришла беда.

Незнакомец был одет во всё черное, и только светлая кожа возле глаз белела в темноте. В его руке тускло сверкнула сталь пистолета и Лев Самуилович понял, что его пришли убивать. Он давно уже смирился с мыслью, что когда-нибудь вот так лихие люди придут к нему, и перестал бояться. Потому что жить в постоянном страхе невозможно. Он просто смирился и ждал.

Незнакомец пересел на стул и сказал нежным тонким девичьим голосом:

— Не пугайтесь, Лев Самуилович. Я не причиню вам вреда. Если мы не договоримся, я просто встану и уйду.

Девушка, а это была именно молодая девушка, Лев Самуилович теперь нисколько в этом не сомневался, сунула пистолет себе под руку, и он так и остался висеть там, изредка отсвечивая тусклыми бликами.

— Что вам угодно, барышня? О чем вы хотите со мной договориться.

— Я хотела бы поделиться с вами кое-какой информацией.

— Какой информацией? Вы сумасшедшая?

— Я понимаю Ваше состояние и дам вам время прийти в себя. Повторюсь — вам ничего не угрожает. По крайней мере, сейчас.

— Что вы хотите мне сказать?

— Я дам вам сведения, которые смогут спасти жизнь и вам, и вашей жене. Но при двух условиях.

— Я слушаю, — Лев Самуилович уже понял, что это точно не примитивное ограбление, и успокоился.

— Я предлагаю вам купить эту информацию.

— А… — разочарованно протянул он, — Это какой-то новый способ ограбить меня?

— Нет. Что вы. Я же сказала, что вы вольны отказаться, и я уйду. Сейчас это возможно. Но если вы согласитесь купить у меня эти сведения — назад дороги уже не будет. Вам придется заплатить. Причем сумму вы определите сами, исходя из своего материального положения и важности для вас этих сведений. Я понимаю, что предлагаю вам кота в мешке. Но повторюсь — я не настаиваю. И учтите, что обмануть меня не получится. Я знаю, приблизительно конечно, размер вашего состояния и осознаю ценность своих сведений для вашей безопасности. Скупость может сыграть с вами очень злую шутку. Так что решайтесь.

— Я могу подумать? — спросил Лев Самуилович. Хотя, как умный и опытный делец, он давно уже всё просчитал и решение принял. Но так было положено.

— Конечно. Я не спешу. Думаю, много времени вам не понадобится. Вы, кстати, не спросили меня про условия. Так вот. Эту информацию вы покупаете только для себя и своей жены и ни с кем, я повторяю, ни с кем не сможете ею поделиться. Ни с детьми, ни с друзьями… Это не обсуждается. Если вы поклянетесь и нарушите свое слово, то умрете страшно и мучительно вместе со своей женой. В этом можете не сомневаться.

— Я вам верю. Но как быть, если окажется, что ваши сведения не представляют для меня такой уж ценности?

— От них зависит ваша жизнь. Неужели это не самая большая ценность в мире? Для вас, разумеется.

— Я согласен. Говорите.

— Я знаю, что вы бежали из немецкой Польши сюда. Но через год начнется вторжение немецких войск. В конце июня здесь, во Львове, начнутся массовые погромы. Пострадает несколько десятков тысяч евреев. Многие будет ограблены и расстреляны. Потом это станет систематически повторяться в других городах. В Киеве, например, за два года будет расстреляно около двухсот тысяч евреев и цыган. Будут организованы специальные гетто. Вас будут расстреливать, вешать, травить газом и сжигать в печах. Это будет настоящий геноцид. Я не могу доказать свои слова, но я готова поклясться вам чем угодно, что это правда. Миллионы евреев будут уничтожены. Да и не только евреев. Славян погибнет гораздо больше, но почему-то никто не будет говорить о геноциде славян. Несправедливо на мой взгляд. Теперь, зная всё это, вы можете спасти свою жену и себя. Уезжайте. Я расскажу, где будет безопасно.