— Я даже знаю от кого! Но ты не парься, я никому не скажу, — весело закончила она.

— Давай убьём тему? — продолжать Егору не хотелось.

— Да не вопрос! — Юля вмиг стала серьезна, — Парни, не об этом базар, есть ещё вариант…

Она выдержала паузу, вероятно для того, что заострить на своих словах внимание.

— Вы вольны свалить, куда душе вздумается. Оформим вас геройски погибшими. А вы за бугор. Я денег дам нормально — жизнь хватит обустроить.

— Ты может не понял, Юрий Андреевич, — Вацлав обращался теперь подчеркнуто вежливо, — Я не за деньгами и не за орденами с медалями сюда шел. Мне твоё лавэ теперь… Ты реально мужик?

— Даже не сомневайся. Ты прости меня, Вацлав, я перед тобой больше всех виноват. И крыть нечем.

— Да че уж теперь, — Вацлав тряхнул головой, словно отгоняя какие-то мысли, — Забыли.

— А я тоже тебя любил, — вдруг сказал Георг, — Мысли разные подлые в голову лезли… Даже мечтал, чтоб мы с тобой…

— Че дальше делаем? — Егору надоели эти сантименты.

Юля пришла в себя и оживилась. Кинула на него какой-то странный, но благодарный взгляд.

— Да ничего не делаем. Живём, как раньше жили. Вы можете до вечера отсыпаться. Потом выдвигаемся.

Юля развернулась и пошла в лагерь. Они следом. Но через пару минут Георг не выдержал:

— Ну, а как оно там в будущем?

— Потом расскажу, — отмахнулся Егор, — Будет ещё время. Но вы, ребятки, сами понимаете, что об этом никому ни слова!

— Так а че ты тогда кричал? — вспомнил Георг.

Егор остановился, развернулся к ним лицом:

— Это самые страшные преступления фашистов. Лагеря Смерти, где погибнут миллионы…

Они и правда проспали до вечера. Потом Юля веселая и шумная, ввалилась к ним в землянку и растолкала всех с криком: «Рота подъём — труба зовет». Дождалась, когда они начали подавать признаки жизни, присела на край лежанки Георга и сказала совсем уже другим тоном, деловитым и серьёзным:

— Георг, ты приглядись к этому парню. Артур, который. Не нравится он мне что-то…

— У тебя какие-то конкретные претензии или так — голая чуйка? — Егор не вставая потянулся до хруста в суставах.

— Не могу сформулировать точно, но вертится что-то такое. Ты расспроси его про семью подробнее. О жизни до войны. Что, да как… У них там голод был страшный, да и репрессии тоже не обошли стороной. Может, в этом все дело? Мало ли что… Ты послушай, о чем он гауптмана спрашивать будет, чем интересоваться. Не будь навязчив, чтобы не оттолкнули тебя, и не слишком удаляйся, чтобы не забыли о тебе, — процитировала Юля назидательно, подняв вверх указательный палец, и добавила уже обычным тоном, — И в деле его проверить нужно, так чтобы не подставиться по-крупному.

— Какой голод? И что за репрессии такие? О чем ты вообще? — встрепенулся Георг.

— Ты в курсе? — спросила Юля Егора.

— Да, слышал, конечно, и о репрессиях, и о голоде. Даже «голодающее Поволжье», как нарицательное выражение встречал где-то в Инете…

— Что за Инет? — встрял Вацлав.

— Егор вам всё расскажет. Собирайтесь. Если что, то я потом добавлю инфы, если надо будет, — Юля вышла из землянки бросив на ходу, — Только шепчитесь тут аккуратно, чтоб не подслушал никто ненароком.

Георг и Вацлав уставились на него с немым вопросом, и Егор тяжело вздохнув, сказал.

— Да всё у нас было: и голод, и репрессии. До народа, понятно, не доводили, но потом всё вскрылось со временем. Точных цифр не скажу, конечно, не интересовался я никогда этой темой, но что было, то было — это факт. Коллективизация и индустриализация страны обошлась в очень много жизней. Может был и другой путь тогда — не знаю, но, если б не это, нас бы вообще немцы уничтожили. Был у них такой план «Ост», ну, точнее говоря, есть еще пока …

— А поподробнее можно? Что за план? — поинтересовался Георг.

— Это план по истреблению населения. Миллионов двадцать или тридцать хотели голодом заморить, а остальных в Сибирь переселить. Оставили б себе тут рабов немного, и все.

— Какой-то у тебя разброс невероятный, — медленно сказал Георг с явным недоверием, — Двадцать и тридцать очень большая разница. Хотя, в любом случае конечно, очень много…

— Да не специалист я по истории. Так только общие сведения. Вас ведь, если спросить к примеру, о Крымской войне, то вряд ли вы много подробностей расскажите. А у меня с этим временем примерно такой же разрыв. Вы Юрия Андреевича лучше расспросите — он вообще, по-моему, ходячая энциклопедия.

— Ну про голод в Поволжье я что-то слышал, кажется, — наморщил лоб Георг, — А про репрессии расскажешь?

— Тоже были. В борьбе за власть политическое руководство страны устроило настоящую охоту на ведьм. Только что на кострах не жгли. А вместо святой инквизиции, сами знаете, какое ведомство выступало. Я тут вам сейчас на три пожизненных наговорю, хотя сейчас этот вопрос гораздо проще решается.

— Ты правда, Егор, поаккуратнее с такими высказываниями, — напрягся Георг, — Мы с Вацлавом понятно никому, но если кто другой услышит…

— Да знаю я. Вы спросили — я ответил. Да и в этом вопросе тоже не так всё однозначно. Репрессии были — это факт, многие просто по доносу от соседей или сослуживцев попали под этот каток. Это ж долго длилось, не один год. Пик всего этого беспредела пришелся на 37 или 38 год, кажется. Армия сильно пострадала, но с началом войны многие командиры будут реабилитированы и вернутся в строй. Ну, а кого-то уже не вернешь. Сами видите, что армия за последние годы разрослась, а командиров толковых не хватает. А те, что есть, так до сих пор мыслят критериями гражданской войны. Им бы с шашкой наголо, да на тачанках в лобовую атаку. А сейчас совсем другая война — война моторов, как назовут впоследствии.

— Так у нас тоже и танки, и самолеты есть, — попробовал возразить Георг, — Че ж мы тогда отступаем?

— Дело в том, что большинство техники на сегодняшний день уже устарело, а новые образцы хоть и есть уже, но в недостаточном количестве. Не успели мы перевооружиться. Правду Юля вчера сказала: без подготовленных экипажей — это просто железо. Да и немцы скоро новую технику будут использовать более бронированную. Танки их, будут «Тигр» и «Пантера» называться. Ну, а наши в ответ придумают самоходки стопятидесятимиллиметровые — их «Зверобоями» будут звать.

Все рассмеялись и начали одеваться.

— Так ты не сказал, что такое Инет? — напомнил Вацлав.

— Ну это… — Егор задумался, — В общем, у нас техника появится интересная, сначала электронно-вычислительные машины будут, громадные такие шкафы больше этой землянки, потом они в размерах сильно уменьшатся и в мобильные телефоны превратятся. Небольшие совсем, с ладонь человека. И все они единой сетью такой невидимой будут связаны между собой. Можно будет в любой момент связаться с кем-нибудь в Африке или Америке, например. И звук, и изображение на экране. Ну и любой вопрос можно будет задать и ответ получить — типа коллективный разум. Только разума там не особо много будет — больше развлекуха разная. Хотя, может, это только я развлекался там. Многие работают в сети этой — деньги зарабатывают, и неплохие, кстати говоря. Еще интеллект искусственный придумают — эти машины-роботы смогут обучаться сами, и разговаривать, и двигаться. Недавно появились такси без водителя. Прогресс, в общем… Ладно, пионеры, пошли — время уже. Потом еще расскажу, что-нибудь интересное — типа сказки Шахерезады на ночь.

Все опять рассмеялись и выбрались из землянки. Ночь уже полностью вошла в свои права. Тьма сгустилась. В лагере царило оживление. Поляна, укрытая от любопытных взглядов немецких пилотов густой маскировочной сетью, освещалась отблесками нескольких еле тлеющих костров. Вокруг сновали фигуры в ставшем таким модным среди партизан маскхалате разведчика. Отряд готовился к ночным рейдам. Они получили свои порции горячей пищи и спустились обратно в землянку.

Юля, поев, устроилась на невысоком пеньке и курила, наблюдая за всеобщей суетой. Лейтенант Волков построил свою группу и проверял их амуницию. Этот парень быстро учился, и Юля с удовлетворением отметила, что из него получился неплохой командир. Даже военюрист Кравец, хоть и был старше по званию, не мог похвастаться такими качествами. Она заметила профессора Баженова, выходившего из землянки, определенной под госпиталь. Легко встала и подошла к нему.

— Илья Сергеевич, здравствуйте. Как устроились? Всё в порядке?

— Здравствуйте, Юлия. Спасибо. Всё хорошо. Осматривал раненых.

— Как они? Какой прогноз?

— Это ужас, — профессор покачал головой, — В этом Гестапо звери какие-то. Я такого еще не встречал, а у меня была богатая практика на первой мировой. Насмотрелся, знаете ли… — он снова покачал головой, — Состояние у всех стабильное. Жизни ничего не угрожает, но вот психическое состояние… особенно у женщин. Это ужас какой-то.

— Я как раз об этом хотела бы с вами поговорить. У меня к вам будет, так сказать, личная просьба.

— Конечно, Юлия, я сделаю всё, что в моих силах, но, честно говоря, гинекология не совсем мой профиль.

— Вы меня не так поняли, — улыбнулась Юля, — У меня с гинекологией, я надеюсь, всё в порядке.