Амелия аккуратно положила ложечку на край фарфорового блюдца и подняла глаза на Роберта. Тот смотрел на нее своим мягким, добрым взглядом, но на лице его явно читалось, что ей необходимо задуматься над этой фразой.

— Ты прав, но это непросто. Есть вещи, которые я не могу оставить прямо сейчас.

Пастор кивнул. Казалось, он уловил ее неуверенность и беспокойство. Он покачал головой и взял Амелию за руку, словно желая вернуть в реальный мир.

— Со временем все встанет на свои места. Проблема в том, что все происходит слишком быстро. У тебя прелестная племянница, и сейчас очень важно, чтобы Мэри Энн нашла в себе хотя бы немного внутреннего света и выбралась из колодца. Все прочее устроится само собой. Ты молодая, красивая.

Рука Роберта все еще лежала на ее руке. Подумав об этом, Амелия ощутила легкий озноб и осторожно высвободила руку.

— Хочешь кофе?

— Спасибо… Я… Надо отправить сообщение Карлоте, не хочу, чтобы она беспокоилась. Я пообещала, что скоро вернусь.

Она посмотрела на часы: нет еще и одиннадцати. В доме у пастора было уютно, ей хотелось, чтобы вечер продлился чуточку дольше. Роберт откинулся на спинку стула и вдруг протянул руку и несмело провел пальцами по ее волосам. Этот ласковый жест напомнил ей об отце: легкая, беглая ласка близкого человека, желающего своим прикосновением сказать: «Все будет хорошо». Затем он вновь отправился на кухню, а она исподволь наблюдала, как он открывает дверцы и ящики, как с присущей ему спокойной уверенностью заряжает машину для варки кофе. Черные спортивные штаны и толстовка его молодили. Она не могла определить возраст Роберта, хотя точно знала, что старше его на год или два. В этом человеке ей нравилось все, но в первую очередь — смирение и терпение, которые предполагала его профессия. К тому же он был остроумен, что редко встречается в людях, настолько привлекательных внешне. Ей нравились его манеры, его ненавязчивый способ прикасаться к ней, отсутствие попыток вызвать ее на откровенность, а также скрытого желания, которое она обычно встречала у мужчин в определенные моменты, за ужином или беседой. Погрузившись в эти мысли, она почувствовала себя занудой. А может, пора бы уже перестать беспрерывно анализировать поведение других людей? Она снова перевела взгляд в сторону кухни: опершись на черную гранитную столешницу, пастор распечатывал пакет с сахаром, собираясь высыпать его содержимое в фарфоровую сахарницу. Внезапная мысль вернула Амелию в реальность, и она поспешно отправила сообщение Карлоте, чтобы та не волновалась. Она старалась не замечать пробуждавшееся в ней желание. Когда же вновь посмотрела на Роберта, желание это сделалось почти нестерпимым. Ей хотелось его поцеловать. Она всегда об этом мечтала… Она повернулась к окну, и холодок пробежал у нее по коже. Она вновь ощутила чужое присутствие. Словно кто-то осторожно рассматривал ее с той стороны оконного стекла. «Это деревья», — успокаивал рассудок. Ветки ив, роняющие на окошко чуть заметные тени. Но уверенности в этом у нее не было.

Там, снаружи, что-то было, и это что-то было недобрым…

— Итак, мой вечерний забег не состоялся, но я этому только рад. Ты даже не представляешь, как я люблю поболтать…

Голос пастора вывел ее из задумчивости, она покраснела, как свекла. Снова этот проклятый жар в щеках! Кажется, Роберт тоже его заметил: ставя на стол поднос с кофейными чашками, он покосился на нее немного озадаченно.

— С тобой все в порядке?

Амелия глуповато улыбнулась и с преувеличенной поспешностью схватила одну из чашек.

«Нет, ничего не в порядке. Похоже, я влюбилась», — подумала она, но вслух произнесла:

— Я просто задумалась. Видишь ли… трудно принять все это, Роберт. Иногда мне кажется, что вот сейчас открою калитку, войду в сад, а там на качелях — Пенни.

— Это надо пережить, Амелия. Но ты обязательно справишься.

— Жаль, что испортила тебе пробежку. — Ей хотелось сменить тему. Она наклонилась к чашке и чуть не поперхнулась.

— Перестань, что за глупости? Я и пробежку-то еще толком не начал: так, прогуливался. Сперва разминаюсь, а потом уже перехожу на бег. К тому же мне нравится твое общество.

— У тебя уютно… Так непривычно ужинать в обществе мужчины, — пробормотала Амелия. Румянец так и не сошел полностью с ее лица, хотя прошло много времени. Но в целом она чувствовала себя лучше. — С мужчинами даже во время ужина приходится защищаться. А мы с тобой так славно болтаем…

Роберт усмехнулся и похлопал ее по плечу.

— Даже не знаю, стоит ли воспринимать это как комплимент.

— И я не знаю, — добавила она. — Но все именно так.

Она покосилась на внешнюю часть его руки. Ни намека на растительность, ни единого волоска. Пастор делает себе эпиляцию? Почему-то эта нелепая мысль подействовала на нее так сильно, что от волнения у нее голова пошла кругом.

— К сожалению, утратил спортивную форму за столько лет, — произнес Роберт, ставя на стол недопитую чашку. — Ты, наверное, решишь, что я полоумный, но иногда мне кажется, что я родился не в свое время. Я ценю мелочи, жесты… Наблюдаю иной раз за тем, как общается друг с другом молодежь у нас в городе, и просто оторопь берет.

— Рассуждаешь, как старенький дедушка, — улыбнулась Амелия. — Сколько тебе лет? Мы так давно знакомы, а я до сих пор не знаю.

— Тридцать восемь. Да, я рано состарился, так получилось. Я оставил прежнюю профессию, чтобы стать пастором, потому что когда-то обещал своему деду. Я всего лишь хочу, чтобы мир менялся чуть медленнее, и если того же самого хотят старики, значит, ты угадала…

Он придал своему лицу страдальческое выражение.

— Какой же ты старик? — возмутилась Амелия. — Как тебе не стыдно! Я на год старше тебя… Алан говорил, что раньше ты изучал психологию. Тут мы с тобой в некотором смысле совпадаем. Ты отверг уже состоявшуюся жизнь, выбрал другой путь. — Она улыбнулась. В один миг к ней вернулась уверенность в себе, которую она потеряла, перешагнув порог этого дома. — Ты славный парень, Роберт, и никакой не старик… — она погладила его по руке. — Ты всего лишь защищаешь принципы, которые много лет назад вышли из моды.

Амелия вздохнула и откинула за плечи свои длинные волосы. В кофте, надетой поверх платья, становилось жарковато. Она расстегнула верхнюю пуговицу и откинулась на спинку стула. Внезапно ей захотелось еще вина, но она взяла себя в руки и решительно встала.

— Уходишь?

— Завтра много дел. Помогу тебе вымыть посуду, и…

— Помогать совсем не обязательно, — отозвался Роберт. — Возвращайся домой и отдохни. Спасибо, что посидела со мной.

Она направилась к двери, но обернулась и чмокнула его в щеку. На мгновение она закрыла глаза: ей так хотелось остаться в этом доме. Роберт мягко отстранился и с улыбкой открыл входную дверь.

— Поцелуй от меня сестер и девочку.

Амелия кивнула и еще раз его поблагодарила. Затем надела пальто и вышла на улицу. Вскоре она уже шагала к дому. В душе она чувствовала пустоту. Она вспоминала, как впервые увидела Роберта, когда приехала в Пойнт-Спирит после смерти Виктора. Вспомнила ряды церковных скамеек, доходящих почти до клироса. Он сидел в первом ряду, напротив алтаря. Шагая по центральному проходу, она видела впереди широкую сгорбленную спину. Казалось, сидящий молится. Его локти упирались в колени, а переплетенные пальцы загораживали лицо. Заметив ее приближение, он выпрямился и посмотрел на нее своим мягким понимающим взглядом…

— Эта похоть сожрет тебя, детка…

Амелия обернулась. Бешено забилось сердце. Кто это сказал? Улица была пуста. От дома Роберта ее отделяло всего несколько метров, но что-то будто бы двигалось с ней рядом — что-то, чего видеть она не могла, но при этом ясно ощущала чужое присутствие.

— Напрасно терзаешься. У этого святоши куда больше тайных грешков, чем у тебя… — голос хихикнул. — Если бы ты только знала, что он хотел бы с тобой сделать, со всех ног понеслась бы назад и кинулась ему на шею… Тупая ты сучка.

— Кто ты? — крикнула она, и голос эхом отозвался у нее в голове.

— Огонь, пожирающий тебя изнутри… — снова хихикнул шепот.

Она сделала шаг назад, споткнулась о бордюр и плюхнулась задом на мостовую. До нее донесся странный порыв ветра: ледяной, но в то же время обжигающий сквозняк дохнул ей в лицо, заплясал вокруг тела, просочился между ног.

— Ну же, Амелия?

— Дождь, — пробормотала она, теряя сознание. — Слишком сильный дождь…

* * *

Открыв глаза, она обнаружила себя в гостиной преподобного Роберта. На лбу у нее лежало что-то вроде влажной марли. Роберт с кем-то разговаривал по телефону.

— Не беспокойся, — донеслось до нее. — Как только дождь утихнет, отвезу ее домой. Она ушиблась. Конечно, я что-нибудь ей дам, не может же она возвращаться в таком виде.

Ее густые волосы рассыпались по диванным подушкам цвета охры. Она потрогала виски: голова болела нестерпимо. Она не могла вспомнить, что с ней произошло. А впрочем…

— Роберт, ты здесь?

Преподобный нажал отбой и поспешно вернулся в гостиную.

— Уф, перепугала меня до смерти. Ты упала возле дома и ударилась головой о мостовую. К счастью, я как раз вышел вынести мусор. Ты… ты лежала на тротуаре, раскинув руки и ноги. Господи…