Мои пальцы внезапно начинают чесаться от желания взять карандаш и бумагу, чтобы запечатлеть замысловатые изгибы балконов, и это чувство удивляет меня. Я так давно не испытывала желания рисовать, что забыла о порыве вдохновения, которое приходит, когда видишь что-то красивое и знаешь, что можешь запечатлеть это чувство, сохранить навсегда. В отличие от рисунков, в жизни красота недолговечна.
Желание охватывает меня, и я, как раньше, мыслю синими, зелеными и желтыми красками, представляя, как акварели капают на бумагу. Но искусство без эмоций мертво, поэтому в ту секунду, когда я позволяю цветам заполнить разум, меня также охватывает горе, превращая в море синего, угрожая затопить собой все остальное, включая мою надежду.
Хорошо, что я приехала сюда не для того, чтобы рисовать красивые картинки. И определенно не для того, чтобы что-то чувствовать, поэтому обуздываю свои эмоции и загоняю вихрь цветов в глубокий колодец где-то между желудком и ребрами.
Чтобы отвлечься, перекладываю свой тяжелый чемодан в другую руку.
— Давай я его понесу? — предлагает Генри.
Я колеблюсь. Обычно чемоданы девушек носят их парни, но я, наверное, слишком сильно себя накручиваю.
— Конечно, спасибо. — Я передаю Генри ручку своего чемодана и неловко пытаюсь проконтролировать, чтобы наши пальцы не соприкоснулись, словно мы незнакомы.
Он стоит и, прищурившись, смотрит на меня.
— Ты в порядке?
Он ничего не сказал о том, забронировал ли себе жилье, но я не хочу поднимать этот вопрос и усугублять нелепость ситуации.
— В полном порядке. — Я открываю и придерживаю дверь, а затем поднимаюсь вслед за Генри на три лестничных пролета. За время подъема он даже не вспотел и теперь расслабленно стоит, прислонившись к стене, пока я копаюсь в поисках ключа и отпираю дверь.
Я протягиваю руку, выхватываю у него свой чемодан и вкатываю в просторную гостиную, выкрашенную в поразительный ярко-синий цвет.
— Ого! — говорит Генри, входя следом за мной. — Немного чересчур.
Он прав, но я этого не говорю. Место необычное до крайности, со старомодным бархатным диваном травянисто-зеленого цвета в центре комнаты и деревянным журнальным столиком, потертым ровно настолько, чтобы выглядеть очаровательно. По обе стороны от дивана стоят разномастные стулья, явно украденные когда-то из столовой. Стены украшают огромные картины с изображением цветов, написанные маслом. Похоже, папа выбирал эту квартиру специально для меня.
— Мне здесь нравится, — сообщаю я.
Волоку свой чемодан мимо дивана в первую спальню, и Генри следует за мной по пятам.
— Ого! — повторяет он.
Темно-зеленая краска покрывает стены, напоминая густую лесную чащу, если не считать стоящей в центре комнаты кровати с балдахином, покрытой ярко-розовым стеганым одеялом. Кроме нее, из мебели здесь есть только бледно-голубой бархатный диван. Это странное место приветствует меня, и на долю секунды я позволяю себе в него влюбиться, но затем напоминаю себе, что я здесь не для того, чтобы валяться на кровати и расслабляться.
Генри практически навис над моим плечом, чтобы заглянуть внутрь, так что, повернувшись, я утыкаюсь носом в его грудь.
Он быстро отступает назад — так быстро, что мне даже немного обидно.
— Здесь есть еще одна комната, верно? — спрашивает он.
Я невольно делаю вдох слишком громко.
— Наверное. Предполагалось, что мы с папой будем жить здесь вдвоем.
Мысли об отце успокаивают меня. Мне нужно сосредоточиться.
Мы идем по коридору в главную спальню, в которой стоит огромная двуспальная кровать из черного лакированного дерева, покрытая темно-бордовым стеганым одеялом. Стены выкрашены в синий цвет, такой темный, что кажется почти черным, и здесь больше ничего нет, кроме огромного окна с черными занавесками.
— Что ж, похоже, здесь живет вампир, — говорит Генри.
— Ты можешь занять эту комнату.
— Разве ты не хочешь взять себе главную спальню? Это же твоя поездка.
— Здесь должен был разместиться мой папа. — Я тащу чемодан обратно в комнату поменьше, ту, которая изначально предполагалась для меня.
Генри не настаивает. Я ставлю свой чемодан на ярко-розовую кровать и пытаюсь не думать о том, что мой друг распаковывает вещи там, где должен был это делать отец. Но меня не отпускает мысль о том, как сильно здесь не хватает папы, как сильно хотелось бы в этой поездке заниматься беззаботным поиском вампиров с единственным человеком, который верил в них вместе со мной.
Он — не Генри, поэтому, повернувшись и увидев, что парень прислонился к двери и наблюдает за мной, я срываюсь на него, прежде чем успеваю остановиться.
— Зачем ты со мной поехал? Потому что, если надеялся на развлекательную поездку, этого не будет.
— Я поехал, чтобы помочь тебе. И уж конечно не для того, чтобы развлекаться. — Генри фыркает, и я думаю о том, как неуместно он выглядит в своих выцветших джинсах и нежно-голубой футболке.
— Помочь мне с чем? — продолжаю я. Генри совершенно ясно дал понять, что не верит в мой план, так чем же он может помочь?
Ответом мне служит молчание. Генри считает, что должен защитить меня от себя самой, и теперь он стал очередным препятствием на моем пути.
— Так какой у нас план? С чего начнем поиски?
Я пристально вглядываюсь в его лицо. Генри не морщится, как привык делать в детстве всякий раз, когда я придумывала план, который ему не нравился. Он не поджимает губы, не улыбается снисходительно, не смотрит на меня осуждающим хмурым взглядом. Его карие глаза широко раскрыты и серьезны. Он хочет попытаться, если я ему позволю.
Я покусываю верхнюю губу, пока он ждет моего решения.
— Это может показаться немного странным.
Его брови приподнимаются.
— Только не психуй.
— Вот теперь я психую. Говори. Это не может быть хуже того, что я уже себе представил.
Отвечая, я так и жду, что его покинет самообладание.
— Нам нужно проникнуть в монастырь.
Мгновение Генри просто моргает, глядя на меня. А затем произносит:
— Небольшая поправочка. Это определенно хуже.
Глава 4
Видишь ли, друзей заводят для того, чтобы не пришлось делать всякие ужасные вещи в одиночку.
Древние
Уставшие после перелета и измученные, мы прогуливаемся по улице, вытирая влажный воздух с кожи, как будто это каким-то образом может помочь. Не помогает.
— И почему вампир решил поселиться здесь? — спрашивает Генри, проводя рукой по лбу. — Ведь каждый раз, когда он пытается кого-то укусить, ему приходится натыкаться на слой пота.
Он одергивает свою белую футболку, затем джинсы, которые, кажется, прилипают к ногам.
— Ты не взял с собой никаких шорт?
— Нет. Честно говоря, я не смотрел прогноз погоды.
Я вздыхаю. На мне бежевые льняные шорты и розовая майка, но тело все равно влажное. Мимо нас с важным видом проходят две девушки лет двадцати с небольшим. Они одеты в легкие платья, и их волосы вьются от влажности. Мы оба поворачиваемся, чтобы посмотреть на них.
— Похоже, местные уже привыкли к климату, — говорит Генри.
Я убираю пряди взмокших от пота волос с лица.
— Мы можем чуть позже купить тебе шорты.
— Но почему Новый Орлеан?! Если бы я был вампиром, то, вероятно, жил бы на Аляске или где-нибудь еще, где все время темно и можно обставить все как нападение животного.
— Я рада, что ты все обдумал, но ты же понимаешь, что в других местах тоже полно солнечных дней, да?
— Да, если проводить отпуск в Париже. Мы могли бы поехать в Париж, — ворчит Генри, теребя воротник рубашки.
— Разве ты не помнишь? Десять лет назад один из вампиров говорил, что живет здесь.
Генри хмурится. Ему не обязательно высказывать свои мысли вслух. Я знаю, что он считает всех этих людей шарлатанами, которые водили других за нос из-за жажды внимания.
— Кроме того, дело не в погоде. Все дело в людях. По ночам на Бурбон-стрит устраивают одни из самых безумных вечеринок в мире. Всего год назад здесь пропала женщина. Ее жених заявил, будто она секунду назад была рядом — и вдруг пропала. А потом появилась через неделю и ничего не могла вспомнить. Она думала, что ее накачали наркотиками, но вышло много статей и новостных сюжетов, в которых рассуждали о том, не вампиры ли это и сколько их может скрываться во Французском квартале. Подумай. Каждую ночь тысячи людей напиваются до потери сознания и не могут вспомнить огромные отрезки времени. Это просто шведский стол для вампиров.
— Твой всеобъемлющий восторг и использование слова «шведский стол» беспокоят меня. — Генри демонстративно делает шаг назад от меня.
Я шагаю к нему и шлепаю его по плечу. На этот раз я не стала размышлять над поступком — просто приняла свой порыв как есть. Я чувствую себя комфортно, как будто никакой размолвки между нами и не было. Как будто мы по-прежнему лучшие друзья и Генри просто согласился принять участие в моей очередной странной выходке.
— В этом есть смысл.
Генри с убийственно серьезным лицом кивает, и это говорит о том, что он не считает вопрос серьезным. Ему просто не хватает аргументов.
— Кроме того, взгляни на это место. Город яркий и живой, но в то же время какой-то древний и полуразрушенный.