Джоанна объяснила, что ее контракт закончился, к тому же кабаре «Кордиаль» каждое лето закрывается на шесть недель, пока меняют оформление.

— В августе в Париже очень мало туристов: в городе слишком жарко и пыльно. Если бы не появился Чарльз, я бы отправилась отдыхать в Бретань.

— Понимаю. А какие у тебя планы?.. — начала бабушка, но тут в гостиную вернулся Чарльз. Отложив дальнейшие расспросы, она попросила его проводить Джоанну в кабинет. — Ей надо позвонить своему другу в Париж, — объяснила она.

— Сомневаюсь, что вас сразу соединят с Парижем, — сказал Чарльз, когда они вошли в небольшую комнату, окна которой выходили во двор, а стены были заставлены книжными шкафами. Он поднял старинные деревянные жалюзи, чтобы впустить солнечный свет. — Интересно, как отреагировал ваш приятель, когда вы сказали ему, что срочно уезжаете в Англию?

Джоанна села в массивное вращающееся кресло и протянула руку к телефону.

— Приятель? — озадаченно повторила она. Последние два дня ее мысли были заняты таким множеством проблем, что она совершенно позабыла о существовании Ива.

Чарльз стоял у стола, засунув руки в карманы, и язвительно улыбался.

— Очевидно, роскошные серьги не произвели того впечатления, на которое он рассчитывал, — заметил он. — Или именно ему вы так торопитесь позвонить?

— Я звоню своему агенту, — ответила Джоанна. — Он не знает, где я нахожусь, а нам надо обсудить мой новый ангажемент.

— Сперва дело — потом развлечения, да? Все равно, на вашем месте я бы позвонил вашему молодому человеку. Может быть, он и не подходит для брака, о котором вы мечтаете, но сапфиры стоят того, чтобы поблагодарить его. — Прежде чем Джоанна нашлась, что ответить, Чарльз вышел из комнаты.

Некоторое время она смотрела на закрывшуюся за ним дверь, потом пожала плечами и взяла трубку. Телефонистка сказала, что соединит ее с Парижем через несколько минут, поэтому Джоанна осталась у телефона.

Теперь, когда Чарльз напомнил ей о подарке Ива, она должна была решить, что с ним делать. Конечно, эти сапфиры значили для Ива не больше, чем какая-нибудь стеклянная безделушка для человека, который зарабатывает на жизнь своим трудом. Но все равно ей было неловко оставлять эти серьги у себя. А с другой стороны, если она их вернет, то еще больше обидит Ива.

Джоанна все еще размышляла над этим, когда ее соединили с Парижем. Гюстава в офисе не оказалось, но его секретарша записала адрес и номер телефона в Мерефилде. Быстрая французская речь странным образом успокоила Джоанну. У нее было искушение позвонить Динарам, но она боялась, что Ив отсутствует, а его близких ее звонок удивит; она же не сможет вразумительно ничего им объяснить.

Вернувшись в гостиную, она оставила без внимания вопросительный взгляд Чарльза, и сразу же заинтересовалась вышиванием, которым занималась миссис Карлайон. Вскоре пришли Моника с Ванессой, и Чарльз лишился возможности задать Джоанне свой вопрос. Однако во время ленча она несколько раз перехватывала его пристальный взгляд, который странно волновал и даже смущал ее.

После ленча миссис Карлайон поднялась к себе отдохнуть, а Джоанна спросила свою тетку, нельзя ли ей воспользоваться гладильной доской, чтобы погладить платья.

— Надеюсь, мой приезд не доставил вам лишних хлопот, — извиняющимся тоном сказала Джоанна, когда миссис Даррант провела ее в маленькую гладильню на первом этаже.

— Нисколько. Но я думаю, наша жизнь покажется тебе очень тихой, хотя, конечно, за две недели она не успеет тебе наскучить, — сдержанно сказала ее тетка. — Извини. Мне надо заняться хозяйством.

Джоанна принесла свои платья и включила утюг. Она почувствовала, что отношение тетки к ней не стало сердечнее. Напротив, откровенный намек на кратковременность пребывания племянницы в Мере-Хаузе ясно показал, что при более близком их знакомстве враждебность миссис Даррант даже усилилась.

Облокотившись на подоконник, Джоанна ждала, пока нагреется утюг. Окно выходило на теннисный корт, и там девушка увидела Чарльза и Ванессу. Они оба переоделись в спортивные костюмы. Короткая белая юбка Ванессы подчеркивала отличную фигуру. В школьные годы она, наверное, была пухленькой, хотя и не толстой, а теперь, когда детская пухлость исчезла, она обрела прекрасную женскую фигуру, которая, вероятно, восхищала мужчин. Наблюдая, как Чарльз и Ванесса укрепляют теннисную сетку, Джоанна подумала, что они отлично смотрятся рядом: Чарльз — высокий, стройный, загорелый, и Ванесса — белокурая, гибкая, цветущая.

Вернувшись к утюгу, Джоанна начала гладить юбку. Ей казалось, что она уже давно покинула Париж, хотя прошло всего два дня. Вдруг она почувствовала что-то вроде ностальгии по своей комнатке над кафе «Бернадин», по звукам и запахам парижского квартала.

Из-за окна донесся удар ракетки по мячу, и Джоанна нахмурилась. Она повесила юбку на вешалку, взяла блузку из итальянского шелка, отрегулировала температуру и принялась ее гладить.

— Ты потерял форму. Вот что значит бездельничать на Ривьере! — раздался под окном звонкий голос, и в ответ с другого конца корта долетел мужской смех, за которым последовал сильный удар по мячу.

Джоанна нетерпеливо расправила складку на блузке и приложила к ней утюг. Что с нею происходит? Почему звуки с корта заставляют ее чувствовать себя чужой — человеком, вторгшимся в круг привычных отношений, который сложился задолго до нее и, вновь станет прежним, едва она уедет?

Закончив гладить, Джоанна вернулась в свою комнату и убрала одежду в шкаф. На полке у камина лежало несколько книг. Она выбрала одну, сняла блузку и юбку и улеглась на кровать, чтобы чтением отвлечь себя от странных мыслей.

Через некоторое время кто-то осторожно поскребся в дверь. Джоанна крикнула: — Войдите, — и в комнату заглянула Кэти.

— Ой, извини. Ты спала?

— Нет. Просто отдыхала. Заходи, поболтаем, — предложила Джоанна, садясь на кровати.

Кэти вошла. Она была еще в школьной форме и — выглядела усталой и сердитой.

— Фу, какой гнусный день! Мне до чертиков надоела школа. Слава богу, в пятницу — последний день, — сказала Кэти, усаживаясь на край кровати. — Ой, какое у тебя красивое белье! У тебя, наверное, хорошая работа, если ты можешь позволить себе такое. Чем ты занимаешься, Джоанна?

Джоанна сказала ей, где она работает, и ждала реакции Кэти.

— В самом деле?! — недоверчиво воскликнула ее юная кузина. — Вот здорово! Тебя сам бог мне послал! Именно ты мне и нужна!

— Что ты имеешь в виду? — озадаченно спросила Джоанна.

— Ну… ты поддержишь меня, когда я скажу им свою сногсшибательную новость, — возбужденно заявила Кэти. — Поклянись, что никому не скажешь… по крайней мере, до подходящего момента.

— Обещаю молчать, если уж это такой секрет.

Кэти сбросила туфли и уселась поудобнее, обхватив руками колени.

— Ты знаешь, что на Рождество я заканчиваю школу, — начала она. — Мама с Ванессой хотят, чтобы я выучилась на секретаршу. У меня нет особых способностей, так что нет смысла торкаться в университет или еще куда-нибудь.

— И что же?

— Я не хочу быть секретаршей, — заявила Кэти. — Я даже не уверена, смогу ли я научиться. Меня наверняка ждет участь машинистки в какой-нибудь занюханной конторе. Вряд ли удастся зацепить выгодное, место у члена парламента или известного бизнесмена.

— И чем же ты хочешь заняться?

— Вот в этом-то вся соль… и причина, почему ты мне так нужна, — с надеждой сказала Кэти. — Понимаешь, они ни за что не разрешат мне заняться тем, о чем я мечтаю. А я хочу стать актрисой!

Джоанна задумчиво посмотрела на девушку.

— Но почему? — спросила она.

— О, я знаю, о чем ты думаешь, — вздохнув, сказала Кэти. — Вот, мол, еще одна дурочка, помешанная на сцене. Но все не так, честное слово, Джоанна! Я знаю, что будет очень трудно, что шансов один на миллион. Но я хочу попробовать. Хочу больше всего на свете.

— А почему ты думаешь, что твоя мама будет против?

— Потому что в ее представлении успех — это брак с каким-нибудь подходящим молодым человеком, — с кислой миной сообщила Кэти. — Она спит и видит найти для нас мужей побогаче. Но не это главное, ведь убеждать нужно не маму.

— А кого? Бабушку?

— Да нет же! Бабуся — прелесть! Она разрешит мне играть на сцене хоть сегодня, если узнает, что мне так хочется. Нет, самая главная фигура — Чарльз!

— Чарльз? Но он же не твой опекун, — возразила Джоанна.

— Официально, нет. Но фактически он — глава семьи, и все ходят перед ним на задних лапках.

— Но ведь Чарльз очень привязан к тебе. Он не будет возражать, если ты все ему толком объяснишь.

— Да, как же! Он все время смеется надо мной. Он считает, что я еще маленькая, — откровенно призналась Кэти. — Но если бы кто-то вроде тебя убедил его, что я ни за что не отступлюсь, он мог бы согласиться.

— Но почему именно я? — удивилась Джоанна. Он меня совсем мало знает. Пожалуй, Ванесса скорее могла бы повлиять на него.

— Ванесса! — Кэти грустно усмехнулась. — Разве ты не заметила? Они с мамой уперлись в свои планы.

— Какие планы? Я не понимаю, о чем ты, Кэти, — удивилась Джоанна.

— Поймешь, если присмотришься, — с горечью сказала Кэти. — Ванессе приспичило стать миссис Чарльз Карлайон. Поэтому они с мамой и невзлюбили тебя. Они боятся, что Чарльз в тебя влюбится. С ума можно сойти!

Глава четвертая

— О Кэти, какие глупости ты говоришь! Тебе это все показалось, — как можно беспечнее произнесла Джоанна.

Кэти вскочила на ноги.

— Ничего подобного, — твердо заявила она. — Ванесса намертво решила окрутить его. Она сама мне говорила.

Джоанна тоже встала с кровати и оделась.

— Может быть, она его любит, — спокойно заметила она. — Они прекрасно подходят друг другу.

— В том-то и дело, что ни капельки не любит, — возмущенно сказала Кэти. — Ей просто хочется быть богатой. Готова поспорить, она злится, потому что ты оказалась такой шикарной.

— Спасибо, — сухо ответила Джоанна, — но даже если ты права — в чем я сильно сомневаюсь — ей нечего бояться. Чарльзу я совсем не нравлюсь.

— Да, и это даже странно, — задумчиво произнесла Кэти. — Я заметила, как он смотрел на тебя вчера за обедом — будто… сердился на тебя. А Нил считает тебя замечательной, но он-то готов флиртовать с каждой женщиной.

Джоанна взяла расческу и начала медленно расчесывать волосы. Она была обеспокоена, но не темой разговора, а разочарованным тоном Кэти. Возможно, девочка все это выдумала или просто преувеличила. Но даже если и так, то все равно ясно было видно, что с матерью и сестрой у нее не самые лучшие взаимоотношения.

— Послушай, Кэти, если говорить о твоем желании стать артисткой, то пока я мало что могу для тебя сделать — я ведь здесь совсем недавно, — сказала Джоанна. — Ты ведь не собираешься прямо сейчас объявить им это?

— Нет, я жду подходящего момента… если он когда-нибудь вообще наступит, — мрачно ответила девушка. — Но когда я им все выложу, ты ведь поддержишь меня?

Джоанна не успела ответить. В дверь постучали, и вошла Ванесса. Она была еще в теннисном костюме, ее разрумянившееся от игры лицо светилось радостью.

— А, привет, Кэти, — сказала она. — Я только зашла сказать, что чай готов, — обратилась она к Джоанне.

— Спасибо, мы сейчас придем, — с улыбкой ответила Джоанна. — Хорошо поиграли?

— Отлично, но Чарльз давно не тренировался. Я легко обыграла его, — засмеялась Ванесса. — Жаль, что ты не играешь, Джоанна. А то могла бы присоединиться к нам.

— Да, конечно… — вяло ответила Джоанна.

«Но если бы я умела играть и хотела доставить ему удовольствие, я бы ни за что не стала его обыгрывать», — подумала она.

Вслух она произнесла:

— Да, Кэти, я вспомнила! Сейчас достану тебе нижнюю юбку, которую обещала. Мы скоро будем, Ванесса.

— Можете не торопиться. Я еще схожу переоденусь. — И она скрылась в коридоре.

Джоанна подошла к комоду и достала обещанную юбку. Прервав многословное изъявление благодарности, она сказала Кэти:

— Можешь оставить ее себе — у меня есть еще.

— А ты поможешь мне в… другом деле? — спросила девушка, с опаской озираясь на открытую дверь.

— Конечно. Когда наступит подходящий момент… и если смогу.

— Ты прелесть! Я знала, что ты будешь за меня! — радостно воскликнула Кэти. — Пойдем пить чай. Я умираю с голоду.

Когда они вошли в гостиную, Чарльз стоял у окна с стаканом пива и что-то тихонько насвистывал. Короткие рукава тенниски открывали его загорелые мускулистые руки. Джоанна недоумевала, как ему удается сохранять спортивную форму, если большую часть времени он проводит за письменным столом.

— Привет, Чарльз. Вэн и вправду обыграла тебя, или ты нарочно ей поддался? — спросила Кэти, протягивая руку к тарелке с сэндвичами.

— Боюсь, она скоро совсем вытеснит меня с корта, — засмеялся он. — Слишком хорошо играет.

Его ответ не убедил Кэти.

— Готова поспорить, ты нарочно поддался. Не так уж хорошо она играет, — заявила она.

— Тебе налить чаю, Кэти? — спросила Джоанна стараясь перевести разговор на другую тему.

— Нет, спасибо. Я возьму сок в холодильнике. Захватить тебе тоже?

— Я лучше выпью чаю, — сказала Джоанна, подходя к сервировочному столику.

Когда Кэти вышла, в комнате воцарилось молчание. Джоанна положила в чашку сахар и взяла ячменную лепешку. Она никогда раньше не испытывала такого смущения, и это раздражало ее. Что такого в этом человеке, от чего она лишается обычного самообладания?

— Вы, похоже, очаровали нашу малышку, — вдруг сказал Чарльз, заставив Джоанну вздрогнуть.

Она кое-как взяла себя в руки и подняла на него глаза.

— Кэти еще в том возрасте, когда людей ценят по их реальным достоинствам, — холодно заметила она. — Вы, может быть, не поверите, но она мне тоже понравилась.

— Почему же? У вас много общего.

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросила Джоанна.

Чарльз поставил стакан на стол и закурил.

— Ничего страшного. Я к ней очень привязан.

— Уж не хотите ли вы сказать, будто изменили свое мнение на мой счет?

Ее вопрос остался без ответа. Чарльз с минуту задумчиво смотрел на нее.

— Да, чуть не забыл. Я приготовил вам чек.

Джоанна замерла.

— Порвите его, — сказала она наконец, гордо вскинув голову. — Я передумала.

Его губы тронула легкая усмешка.

— М-м… я предполагал, что вы можете передумать.

— Что вы хотите сказать?

— Я редко ошибаюсь… особенно в людях. Каким бы человеком вы ни были, я уверен, что личная выгода не главное для вас.

— Тогда почему же вы предложили мне деньги?

Он пожал плечами.

— Мне показалось, что это самый легкий способ завлечь вас на Остров. Намеренно нанесенная обида чаще всего вызывает у человека совершенно определенную реакцию. Я рассчитал, что вы либо пошлете меня к черту, либо используете какой-нибудь чисто женский трюк в той игре, которую я вам предложил.

— Да вы, оказывается, настоящий психолог! — воскликнула Джоанна. — А если бы я послала вас к черту?

— Тогда я сменил бы тактику, — беспечно ответил он. — Но я чувствовал, что ваша гордость скорее толкнет вас на второй путь.

В этот момент вернулась Кэти.

Позднее Джоанна вспомнила слова Чарльза и задумалась. Она никогда не считала себя чересчур гордой, если не считать гордостью легкое презрение к людям, которым все в жизни дается легко, а они думают, будто так и должно быть. Но когда тебе приходится бороться за место под солнцем, разве не естественна обида на тех, кто получил все без малейшего труда? Возможно, нет. Может быть, такого рода гордость так же неприятна, как и снисходительность, с которой на нее смотрят Ванесса и Моника Даррант.

В тот же вечер, когда Чарльз ушел к себе домой, а все еще пили кофе в гостиной, Нил вдруг встал из-за стола и сказал:

— Я, пожалуй, поеду прокатиться. А ты, Джоанна? Не хочешь подышать свежим воздухом?

Джоанна замешкалась, но тут вмешалась миссис Карлайон:

— Конечно, поезжай, дорогая. Тебе полезно прогуляться. Только не пугай ее, Нил. Я ведь знаю, как ты водишь машину. Мне бы не хотелось, чтобы с Джоанной что-нибудь случилось.

— Я поеду очень осторожно, бабушка, — заверил ее внук. — А тебе, Джоанна, лучше надеть на голову шарф. Мой старый драндулет не такой шикарный, как машина Чарльза.

Джоанна сбегала наверх за жакетом и шарфом. Когда — она спустилась вниз, Нил ждал ее у дверей. Его машина оказалась древней тесной малолитражкой, в которой, к тому же, гуляли сквозняки, но Джоанне было все равно. Вечер был теплый, и она радовалась случаю ненадолго покинуть дом.

— Мы поднимемся на вершину Риджес, — сказал Нил, выводя машину на дорогу. — Оттуда открывается прекрасный вид на город. Конечно, после Парижа огни Мерефилда не ослепят тебя, но по крайней мере убежим от запаха рыбы с жареной картошкой и звуков «Нелли Дин», которые доносятся из пабов.

— «Нелли Дин»? Что это? — спросила Джоанна.

Он засмеялся.

— Это песня такая. Но не думаю, чтобы ты захотела включить ее в свой репертуар.

— О, так ты знаешь?

— Да. Кэти отловила меня, как только я вернулся, и все рассказала. А я и не удивился: ты совсем не похожа на учительницу или секретаршу.

— А на кого я похожа? — улыбнулась она.

— На самую красивую девушку в Мерефилде, — серьезно сказал Нил, повернувшись к ней.

Джоанна рассмеялась.

— О Нил! Ты неисправимый льстец! Я уверена, в Мерефилде полно хорошеньких девушек… и ты всем говоришь то же самое. Я подозреваю, что ты большой любитель пофлиртовать.

— А почему бы и нет? Нужно уметь получать удовольствие от жизни, — легко ответил он.

— И много ли удовольствия ты получаешь, играя в любовь? — спросила Джоанна.

— Очень много.

— А как насчет работы?

— Работа и есть работа.

— Чарльз говорил мне, что ты хочешь стать художником, — после некоторого колебания сказала Джоанна.

Нил свернул с основной дороги и повел машину вверх по крутому склону.

— Я передумал, — коротко ответил он.

— Сам или что-то заставило тебя передумать?

— Я далек от мысли, что гений непременно должен бедствовать. Я, конечно, не считаю себя гением, но, видимо, мог бы создать что-то стоящее.

— Ты говоришь так, будто все у тебя уже в прошлом.

— Так оно и есть.

— Но почему? — удивилась Джоанна. — Если ты всерьез хочешь писать картины, ты не должен сдаваться. Это как любовь к музыке, танцу… или как мечта стать моряком. Она у тебя в крови, и ты не можешь забыть о ней.

— Иногда приходится, — с горечью произнес он. — Ты не можешь стать моряком, если вынужден жить в городе; не можешь писать музыку, если у тебя нет рояля.

— Но писать картины можно где угодно, — возразила она. — Вот как раз сейчас ты мог бы этим заниматься.

Крутой склон кончился, дорога пошла между рядами высоких стройных деревьев.

— Послушай, — тихо сказал Нил, — ты когда-нибудь слышала виртуоза, который играл бы всего час в день, или о балерине, которая добилась успеха без долгих упражнений? Люди почему-то думают, что картину — хорошую картину — ты либо можешь написать, либо нет. Это не так. Чтобы стать художником нужны годы упорного труда. Хорошая картина — не счастливая случайность, а плод многолетней учебы и практики. Художнику нужно время… и средства к существованию. А если не можешь сделать что-то хорошо, лучше вообще не браться.